Ознакомительная версия. Доступно 80 страниц из 400
– Я ни разу не встречала священника, который хотя бы отчасти сравнялся ученостью и добротой с Талиесином, – сказала Моргейна.
– Талиесин был человеком великой души, – отозвался Ланселет. – Наверное, такой мудрости невозможно достичь за одну лишь жизнь, посвященную служению богам. Должно быть, он из тех людей, которые отдают этому служению сотни лет. В сравнении с ним Кевин столь же мало годится для роли Мерлина, как мой малолетний сын – для того, чтобы занять трон Артура и повести войска в битву. Талиесин был так великодушен, что даже не ссорился со священниками, – он понимал, что они служат своему богу как могут и, возможно, много жизней спустя поймут, что их бог куда величественней, чем они думали. И я знаю, что он уважал их стремление сохранять целомудрие.
– Мне это кажется святотатством и отрицанием жизни, – сказала Моргейна. – И я знаю, что Вивиана тоже так считала.
«С чего вдруг я принялась спорить о религии именно с Ланселетом?»
– Вивиана, как и Талиесин, принадлежала иному миру, иным временам, – отозвался Ланселет. – То были дни великанов, а нам теперь остается обходиться тем, что мы имеем. Ты так похожа на нее, Моргейна…
Ланселет улыбнулся, и от его печальной улыбки у Моргейны защемило сердце. Когда-то он уже говорил ей нечто подобное… «Нет, это был сон, только я уже толком его не помню…» Ланселет же тем временем продолжил:
– Я видел тебя с твоим мужем и пасынком – уверен, что он станет соратником. Я всегда желал тебе счастья, Моргейна. Ты много лет казалась такой несчастной, – и вот теперь ты стала королевой, и у тебя замечательный сын…
"Ну, конечно, – подумала Моргейна, – чего еще может пожелать женщина?…"
– А теперь я должен пойти засвидетельствовать свое почтение королеве…
– Конечно, – отозвалась Моргейна, и невольно в ее голосе проскользнули нотки горечи. – Тебе наверняка не терпится поговорить с ней.
– Моргейна! – в смятении воскликнул Ланселет. – Все мы знаем друг друга много лет и приходимся друг другу родичами – неужели мы не можем предать прошлое забвению? Неужели ты до сих пор так сильно презираешь меня и ненавидишь ее?
Моргейна покачала головой.
– Я не испытываю ненависти ни к тебе, ни к ней, – сказала она. – С чего бы вдруг мне вас ненавидеть? Но я думала, что ты теперь женатый человек – и что Гвенвифар заслужила, чтобы ее оставили в покое.
– Ты никогда не понимала ее! – с пылом произнес Ланселет. – Мне кажется, ты невзлюбила ее еще с тех пор, когда вы обе были юными девушками! Это нехорошо с твоей стороны, Моргейна! Она раскаялась в своих грехах, а я… а я, как ты уже сказала, женат – на другой. Но я не стану шарахаться от Гвенвифар, словно от прокаженной. Если она нуждается в моей дружбе – дружбе родича ее мужа, – она ее получит!
Моргейна чувствовала, что Ланселет говорит совершенно искренне; ну что ж, для нее все это уже не имеет значения. Она уже получила от Акколона то, что так долго и безуспешно пыталась получить от Ланселета… И все же, как ни странно, Моргейна ощутила боль – наподобие той, какая остается на месте выдернутого больного зуба. Она так долго любила Ланселета, что даже теперь, обретя способность смотреть на него без желания, она ощущала внутри себя ноющую пустоту.
– Извини, Ланс, – тихо произнесла Моргейна. – Я не хотела тебя сердить. Ты правильно сказал – все это осталось в прошлом.
«Очевидно, Ланселет и вправду верит в то, что они с Гвенвифар могут быть всего лишь друзьями… возможно, он действительно на это способен. А королева сделалась теперь такой благочестивой… И все-таки мне что-то не верится…»
– Ага! Ланселет, ты, как всегда, любезничаешь с самыми красивыми дамами двора! – произнес чей-то веселый голос. Ланселет обернулся и сграбастал новоприбывшего в охапку.
– Гарет! Как тебя сюда занесло из твоих северных краев? Ты ведь у нас теперь женатый человек и хозяин дома… Сколько детей тебе уже подарила твоя леди, двоих или троих? Красавчик, ты выглядишь так хорошо, что даже… даже Кэй теперь не сможет посмеяться над тобой!
– Я бы с радостью держал его у себя на кухне! – рассмеялся подошедший Кэй и хлопнул Гарета по плечу. – Четыре сына, верно? Если не ошибаюсь, леди Лионора приносит двойни, словно дикая кошка из ваших лесов? Моргейна, ты с годами все молодеешь, – добавил Кэй, целуя ей руку. Он всегда тепло относился к Моргейне.
– Но когда я вижу Гарета, превратившегося во взрослого мужчину, я чувствую себя старой, как сами холмы, – рассмеялась в ответ Моргейна. – Женщина понимает, что постарела, когда смотрит на рослого молодого мужчину и думает: «А ведь я знала его еще в те времена, когда он бегал без штанов…»
– Увы, кузина, насчет меня это чистая правда, – наклонившись, Гарет обнял Моргейну. – Я помню, как ты делала для меня деревянных рыцарей, когда я был еще совсем маленьким…
– Ты до сих пор их помнишь? – удивилась и обрадовалась Моргейна.
– Конечно, помню, – одного из них Лионора до сих пор хранит вместе с прочими моими сокровищами, – сообщил Гарет. – Он замечательно раскрашен, синей и красной краской, и мой старший сын охотно его бы заполучил, но я слишком им дорожу. А знаешь, кузен, – ведь в детстве я звал этого деревянного рыцаря Ланселетом!
Все рассмеялись, и Моргейна вдруг подумала, что никогда прежде не видела Ланселета таким беззаботным и веселым, каким он был сейчас, в кругу старых друзей.
– Твой сын – он ведь почти ровесник моему Галахаду, верно? Галахад – славный парнишка, хоть и не очень похож на мою родню. Я видел его всего несколько дней назад – в первый раз с тех пор, как он сменил длинную рубашонку на штаны. И девочки тоже хорошенькие – по крайней мере, на мой взгляд.
Гарет повернулся к Моргейне и поинтересовался:
– А как поживает мой приемный брат Гвидион, леди Моргейна?
– Я слыхала, что он теперь на Авалоне, – отрезала Моргейна. – Я его не видала.
И она отвернулась, собравшись оставить Ланселета с друзьями. Но тут подоспел Гавейн и бросился к Моргейне с почти что сыновними объятьями.
Гавейн превратился в огромного, невероятно массивного мужчину, способного, судя по ширине плеч, сбить с ног быка; лицо его было покрыто шрамами.
