Деньги пахнут кровью (СИ) - Шу Алекс

— А, да, — хлопаю себя по лбу, — Точно. Извини, Ашот, с этой дракой наш разговор из головы вылетел. Буду обязательно. Ровно в 10 во двор выйду.

— Мы идем уже? — нетерпеливо спрашивает Ева.

— Секунду, — протягиваю руку Ашоту, — Спасибо, что вписался за меня. До встречи.

— А как иначе? — улыбается парень. — Ты за меня, я за тебя. Мы друзья и мужчины. По-другому никак. До встречи брат.

Ашот быстро обнимает меня и отстраняется.

Мы выходим из «шестерки», а машина, взревев мотором и выстрелив хлопьями дыма скрывается за поворотом.

Девушка поворачивается ко мне.

— Миш, я даже не знаю, что сказать. Думала, что ты уже пропащий человек и всегда обходила тебя стороной. Пьянки, драки, отсидки. Не мой типаж, в общем. Но ты, — Ева замолкает, её глаза загадочно блестят в вечернем полумраке.

— Когда этот козёл ко мне пристал, я думала всё, попала, — после небольшой паузы продолжает она, — Вовка, он далек от всего этого. Безобидный, его самого от всех защищать надо. Наукой занимается, работает в своем НИИ, настоящий учёный. Родители у него солидные и наши семьи давно дружат. Я с ним с детства общаюсь. И когда Вова пригласил в «Арагви», решила развеяться, почему бы и нет? Просто не представляла, что там такие уроды могут встретиться. Если бы не ты, даже не представляю, что бы там было.

— А что может быть? — пожимаю плечами, — Метр или официанты сразу бы вызвали ментов. Или постарались погасить конфликт своими силами, если эти мужики постоянные завсегдатаи либо «блатные» клиенты. Конечно, скотина, которая хватала тебя за руку, могла бы и ударить и покалечить в ярости. Этот бык с друзьями уже были пьяными, а учитывая буйный кавказский темперамент у таких ребят, они могли бы натворить дел.

— Спасибо тебе, Миш, выручил, — выдыхает Ева и чуть привстает на цыпочки. Нежное прикосновение пухлых девичьих губ обжигает кожу. Блондинка отстраняется. Благодарность, светящаяся в огромных голубых глазах, заставляет меня смущенно отвести взгляд. Чувствую, как запылали уши.

«Совсем как подросток реагирую. Странно», — отмечаю мысленно, а вслух шутливо заявляю:

— Леди, ради вас я всегда готов обнажить свой меч и не только.

Лицо девчонки мгновенно меняется.

— Пошляк, — гневно бросает она, — А мне показалось, что ты изменился.

— Да я ничего плохого не имел ввиду, — пытаюсь оправдаться я.

Но в ответ лишь громко хлопает дверь подъезда, поднимая клубы серой мутной пыли.

«Ладно. Чем красивее женщина, тем больше тараканов в её голове. Обиделась и черт с ней», — решаю я.

По поселку разливается мелодичная армянская музыка. Чернобровая невеста в национальном костюме плывет по земле белой лебедью, медленно поднимая руки и изгибая запястья. Осиная талия, объемная грудь, горделиво расправленные плечи, смуглое личико, пухлые алые губки, раздвинутые в чуть заметной довольной улыбке — я откровенно любуюсь красавицей.

Каждое движение девушки наполнено неповторимой грацией и осознанием собственной привлекательности.

Каринэ периодически обступают пританцовывающие молодые парни, но она величественно уходит от них, продолжая двигаться под музыку.

— Это наш танец невесты, узундара, — шепчет мне сидящий рядом Ашот, — Она прощается со своей девичьей жизнью, и готовиться стать замужней женщиной. Парни делают вид, что хотят отобрать новобрачную у мужа, соблазняют её, но Каринэ не поддается, показывая свою верность.

— Здорово, — искренне говорю я, — Очень красиво танцует. И девушка хороша.

— А то, — подмигивает Ашот, — У нас всё такие. Хочешь, и тебе невесту найдем?

От такого предложения я чуть не поперхнулся вином.

— Спасибо, конечно. Но пока не надо. Я ещё молодой, погулять хочу.

— Как знаешь брат, — улыбнулся парень, — Но учти, придет время жениться, лучше наших девушек никого нет.

— Учту, — усмехнулся я, — как только, так сразу.

Свадьба удалась. При СССР на семейных торжествах такого размаха я никогда не бывал. Разумеется, в лихих 90-ых и сытых 2000-ых в среде крупных бизнесменов были свадьбы и масштабнее, и богаче, но подобной атмосферы всеобщей радости и торжества вкупе с настоящим дореволюционным купеческим размахом, ни разу не встречал.

Утром за мной заехал Ашот, и повез меня в загородный дом к родне, где и проходила свадьба. Меня встречали как короля. Жали руку, обнимали, хлопали по плечу, выражали восторг от знакомства. При этом я чувствовал, всё делали искренне, без притворства и лицемерия. Каждый из большой семьи парня, от пятнадцатилетнего подростка, до седого аксакала Левона считал своим долгом, подойти, поблагодарить за поддержку парня в тюрьме, и порадоваться, что я, наконец, посетил их дом. А мать Ашота, пятидесятилетняя женщина с уже пробивающейся сединой, порывисто обняла и расцеловала меня как родного.

Дедушка Левон проявил свои эмоции скупее. Он ободряюще похлопал меня по плечу, выразил радость от знакомства, а рукопожатие, громадной мозолистой руки, похожей на лопату средних размеров, неожиданно оказалось не по-старчески сильным. Дед заметил мое удивление, и в его глазах на мгновение мелькнули и пропали веселые искорки, а на лицо вернулась дежурная маска доброжелательности.

После знакомства с родными Ашота мы встречали родственников жениха. Два крепких парня, как потом мне сказал товарищ, братья жениха, торжественно вручили улыбающейся дородной женщине — матери невесты огромную плетеную корзину фруктами, вином и сладостями.

Вместе с мужем под крики гостей она подняла корзину, показывая её всем присутствующим. Потом была веселая поездка в загс под крики родни и выстрелы пробок открывающегося шампанского.

По приезду обратно, полный армянский батюшка, прямо на свежем воздухе, в большой беседке, с расставленными иконами начал процесс венчания. Откуда-то в толпе гостей появился изогнутый меч украшенный лентами, конфетами и деньгами. Крепкий паренек держал его над головами жениха и невесты, пока священник проводит обряд.

— Это азаббаши — друг жениха, — сообщил Ашот, — Он охраняет семью, а с другой стороны видишь девушку? Это подруга невесты — арснакур. Тоже моя сестра двоюродная. Только младшая.

В конце ритуала руки жениха и невесты связали красно-зеленым шнуром, который батюшка запечатал воском горящей свечи.

— Шнур называется нарот. Он символизирует единение молодых. Снять его может только священник. В прежние времена молодые носили этот шнур несколько дней, — просветил товарищ.

— Интересно, — мои губы помимо воли разъехались в широкой улыбке, — А как они в туалет ходили, связанные? Жених отворачивал голову, пока супруга делала свои дела и, наоборот?

— Зачем опошлять, такой красивый обычай? — немного обиделся друг. — Не знаю я, как тогда было. Может сразу снимали, а так рассказывали, чтобы солидность придать. Или несколько дней вместе сидели, с ночным горшком в спальне. У них же медовый месяц был, да

— Хороший медовый месяц с ночным горшком, на который нужно садиться поочередно, — развеселился я, — После этого любовь заблагоухает новыми ароматами. И это точно будет не запах роз.

— Перестань, — толкнул меня в бок Ашот, — Не отбивай аппетит.

— А Каринэ со своим новым мужем сколько будут эту веревку на руках носить? — полюбопытствовал я.

— Да через часок и снимут, — недовольно буркнул друг, — Мы же в 20 веке живем, да.

После венчания все расселись за широкие столы, расставленные на огороженном забором большом придомовом участке. Чего тут только не было. Столы ломились от разнообразных закусок, колбас, сыров и салатов. Над столами плыл аромат свиных и говяжьих шашлыков, прожаренных до коричневой золотистой корочки, хашламы, приготовленного на казане мяса с кусочками овощей. Разрезанные розочками пузатые алые помидоры, ломтики огурцов, с красиво выложенными кольцами лука вызывали обильное слюноотделение. Это великолепие было дополнено петрушкой и разнообразной зеленью со сверкающими жемчужинками прозрачной влаги на сочных зеленых листьях.