Ладно, не будем искать кошку в чёрной комнате, сосредоточимся на настоящем. Снаружи плотный снегопад, уже и смеркается, где едем — непонятно. Сидящий на переднем пассажирском Андрей Николаевич сам кемарит, свесив подбородок на грудь. Водитель сосредоточенно смотрит на дорогу, тусклый свет фар тонет в густой снежной пелене, и кажется, что мы стоим на месте. Только редкие потряхивания подвески сигнализируют, что машина всё-таки едет.
Прислушиваюсь к себе… Вроде бы слабость почти ушла, хотя состояние ещё так себе, хотелось нормально прилечь и всё же как следует выспаться.
— Подъезжаем к Сердобску, — говорит водитель, покосившись в салонное зеркало как раз в тот момент, когда я сладко зеваю.
От звука его голоса просыпается и Андрей Николаевич.
— Подъезжаем? — переспрашивает он.
— Недавно поворот на Зелёный Дол проехали. А от него семь километров до Сердобска. Правда, и скорость минимальная, из-за снегопада не видно ни черта…
— Валера!
— Простите, Андрей Николаевич, больше не буду нечистого поминать, — хмыкнул в пшеничного цвета усы водитель.
Когда подъехали к моему дому, окончательно стемнело, а снег продолжал идти, хотя уже и не такой сильный. На предложение зайти, выпить чаю (куда ж без этого тонизирующего напитка) Андрей Николаевич и водитель дружно отказались, мол, по темноте ещё до Пензы добираться. Ну и славно, больше всего мне хотелось остаться одному, раздеться и рухнуть бревном в постель. Правда, пришлось ещё в газовый котёл добавить мощности, чтобы дом наполнился теплом, а то как-то прохладно было бы спать. Разве что двумя одеялами накрыться, и не раздеваться. Только после того, как комнаты стали наполняться теплом, позволил себе провалиться в безмятежный, без всяких танцующих архангелов сон.
Воскресенье началось для меня в 4 утра. Никогда бы в такую рань не встал, так ведь и лёг в седьмом часу вечера. А проснулся от чувства голода. Сначала повернулся на другой бок, думал, снова засну. Хрена! Желудок требовал наполнить его хоть чем-то. Пришлось вставать.
Подумав, решил не ограничиваться чаем с бутербродами и прочими пряниками-сушками, а нажарил картошки на сале, разбил в неё пару деревенских, купленных на колхозном рынке яиц, и с таким удовольствием умял, что даже добавки захотелось. Однако нечего, так и до растущего пуза недалеко, пусть даже с утра, как говорят диетологи, можно есть сколько влезет, всё равно, мол, за день переварится. Вот чайку с шоколадными пряниками можно, благо что кружка у меня чуть ли не на пол-литра, пока пьёшь — пяток пряников можно схомячить.
А в семь утра, ещё затемно, я вооружился широкой лопатой-скрепером и отправился разгребать снег. Когда заканчивал, увидел, как из-за угла дома появился Пётр, который тоже работал аналогичной лопатой.
— Здорово, сосед! — помахал он мне, прекратив работу. — Вместо зарядки снег чистим?
— Ага, — я тоже остановился, вытирая рукавицей вспотевший лоб. — Бодрит, и польза одновременно. Никто же за меня снег не уберёт.
— Та же ситуация, — ухмыльнулся Пётр. — Моя меня ни свет, ни заря выгнала, мол, по колено в сугробе, что ли, на улицу идти… Да я и сам собирался снег покидать. Какие планы на воскресенье?
— Пока не знаю, — пожал я плечами. — Валяться на диване и читать книжки. Я в местном книжном магазине на днях совершенно спокойно купил «Человек, который смеётся» Гюго. Давным-давно читал, и снова с удовольствием взялся за этот роман.
— А я не читал, дашь потом?
— Да без вопросов, мне тут на пару дней чтива осталось.
— А мы в кино собрались, на сказку «Финист — Ясный сокол». Дневной сеанс. Обещали Ленке, придётся выполнять данное слово.
И мы продолжили борьбу со снегом.
Как и обещал Петру, я практически весь день валялся на диване и читал историю Гуинплена, сумевшего, как говорится, подняться из грязи в князи. Self-made man — американская мечта. В данном случае британская. Хотя… И в нашей стране такое вполне возможно. Какого генсека ни возьми — вышли все из народа, с самых низов. Другое дело, что рост реален только по политической линии, поскольку стать миллионером в СССР можно только подпольным.
30-го января меня настигла очередная выплата авторских. Я уже, честно говоря, и подзабыл про этот источник дохода в череде будней, а он возьми и напомни о себе квитанцией в почтовом ящике. Пришлось идти на почту, получать перевод, а затем в примыкающему к почте здании сберкассы оформлять сберегательную книжку, благо что у меня имелась временная сердобская прописка. Не таскать же каждый раз при себе ворох денег. А их в этот раз было немало — четыре тысячи восемьсот восемьдесят рублей. Ну ещё тридцать копеек, хотя могли бы и округлить. До пяти тысяч, хе-хе!
А так-то прогрессия радовала. Месяц назад двести с хвостиком, сейчас почти пять тысяч. А что будет ещё через месяц? Этак и правда миллионером стану, как Антонов. А что, вот вам и легальный доход, рано я что-то опечалился, что в СССР нельзя стать миллионером.
По телефону или письмом я маме ничего сообщать не стал, рассказал в ближайший приезд домой. Она была слегка шокирована озвученной суммой, а ещё тем, что, похоже, такого рода гонорары я буду получать ежемесячно.
— Это же на что такие деньжищи потратить можно⁈ — округляла мама глаза.
— Увы, не на всё, что хотелось бы, — вздохнул я. — На всё, что в дефиците, приходится вставать в очередь, от телевизора и стиральной машинки до автомобиля. И очередь эта двигаться может годами. Даже на кооперативную квартиру. Но, во всяком случае, с голоду не умрёшь. А знаешь что… Давай-ка закажем на могилу отца памятник из гранита. А то хоть я тот и покрасил прошлым летом, всё равно он какой-то… кондовый, что ли. Как у всех. Заранее пусть сделают, а где-нибудь в мае можно будет поставить.
— И то верно, — согласилась мама. — Илюше надо поставить памятник, хороший памятник. И оградку тогда уж обновить.
— Обновим, а то и правда нынешняя, как и памятник, невзрачная. Поставим кованую.
Я решил не откладывать дело в долгий ящик, и в пятницу утром, освободившись после суток, отправился в Пензу, а по приезду — в мастерскую при Ново-Западном кладбище. Оформление заказа заняло около часа, в это время вошло и согласование эскиза памятника с мастером Василием Петровичем. Решили обойтись без всяких пошлых надписей — просто выбитый в граните портрет по фотографии, которую я оставил мастеру, ФИО и годы жизни. То же самое было и на моей плите, хранившейся на балконе. В качестве материала был обещан карельский гранит, который мастер всячески нахваливал. Аванс составил 100 рублей, ещё 200 мне предстояло выплатить по окончании работы. Памятник должен быть готов к концу февраля. Я заранее договорился, что до мая плита постоит в мастерской, не дома же её хранить. Это я в 70 лет мог позволить держать надгробную плиту на балконе своей квартиры, сейчас ситуация несколько другая. Да и балкона у нас нет.
Насчёт ограды пришлось договариваться. Подсказал тот же самый мастер, который плиту делать взялся. Мол, работает в кузнице при заводе «Пензтяжпромарматура» некто Варфоломеев Григорий Антипыч, скажешь, от меня, а то он так-то опасается левачить. Уже были прецеденты, осторожный стал. Выгнать из кузницы, может, и не выгонят, потому как руки у него золотые, хоть и выпивает время от времени, а вот премии лишить могут. На вопрос, нельзя ли это официально провести через бухгалтерию, Петрович только хмыкнул:
— У них кузница для того, чтобы гнать запланированную продукцию, а не левак типа могильных оград. Их за такое самоуправство по головке не погладят. Да и что с тех денег получит Антипыч? Копейки! А оно ему надо — за просто так душу вкладывать в изделие? Кстати, у них там на заводе несколько цехов пашут семь на семь, но кузница строго с двумя выходными. Есть куда записать адрес Антипыча? Он после развода один живёт, можешь смело к нему домой идти.
Так что пришлось тем же пятничным вечером сидеть у Антипыча на маленькой кухне, составив ему компанию в употреблении бутылочного пива, которое я на всякий случай купил в соседнем магазине с домом кузнеца. С пивом я передал ему записанные на листочке размеры будущей ограды. На том же листочке, с другой его стороны, набросали совместными усилиями эскиз.
