— Хорошо. Тогда обсудим детали.
План князя был очень прост: Вера «случайно» попадет в руки горцев, после чего англичанин спасет ее, а мы предложим ему обмен — Веру на Кэлекута. Мертон должен будет явиться лично на встречу с князем Гиоргадзе, не ведая о том, что перед ним не проезжий гражданский человек, желающий выручить свою женщину, а свирепый и расчетливый воин невидимого фронта. И тогда наш князь схватит англичанина живьем, устроив тому гарантированную западню. Но, я не доверял этому плану.
Когда наше оперативное совещание тайной военной полиции в штабе крепости закончилось, Вулич снова потащился в лазарет к фельдшеру на очередную перевязку, а я оставил Максимыча и Гиоргадзе, чтобы они могли переговорить с глазу на глаз, как начальник с начальником, и пошел искать Веру. Вскоре я нашел ее в саду нашей маленькой горной деревеньки, расположенной на склоне, нависающем над крепостью. Снова моросил грустный осенний дождик, но Вера сидела под навесом на скамейке в теплом светло-сером шерстяном платье и читала под ритмичный звук капель какую-то книжку, глядя на горы и ожидая, когда же наступит время обеда. С дороги, конечно, всех приехавших покормили по распоряжению коменданта, но, похоже, это не полностью удовлетворило аппетит блондинки.
Я опустился на соседнюю деревянную лавку. Несколько минут я и она сидели друг против друга в неловком молчании, затруднительном для обоих. Я пристально смотрел на эту красивую женщину, тщетно стараясь угадать ее тайные мысли. Но, она по-прежнему молчала, продолжая делать вид, что увлечена чтением. А я отчетливо понимал, что она чувствует себя, что называется, не в своей тарелке, озабочена и взволнована.
Ее глаза передавали противоречивые эмоции. Они то тускнели, то блестели, губы то улыбались, то нервно сжимались, а щеки то краснели, то бледнели. И мне даже показалось, что она вот-вот заплачет. Но, я не очень понимал причину этого ее беспокойства и смущения. Возможно, девушку одолевали не слишком приятные чувства. Еще бы! Так неожиданно встретить в далеких краях человека, который знал некоторые прошлые ее интимные тайны, и который имел право, а потому, вполне вероятно, мог ее в чем-то упрекнуть. И она почему-то опасалась услышать этот упрек от своего бывшего любовника…
Впрочем, я вовсе не привык толковать женские взгляды и эмоции в свою пользу. И потому делал вид, что не помню ничего о былом. Впрочем, так оно и было. Я знал о прежних отношениях Печорина с Верой только из текста Лермонтова, из письма, найденного в шкатулке, да из отрывочных дневниковых записей. Сам я любовь к ней никогда прежде не мог испытывать, поскольку раньше меня в этом времени просто не существовало. Вот только, мне всегда нравилась заочно эта книжная героиня, да и тело на нее сейчас реагировало недвусмысленно…
— Рад нашей нежданной встрече, княгиня! Извините, что я еще не успел поздравить вас с новым титулом генеральской вдовы, — проговорил я наконец, и мои слова прозвучали нелепо.
— Не с чем поздравлять, Жорж. Похоронив двух мужей, я чувствую себя невероятно старой, хотя мне нет еще и двадцати пяти, — ответила Вера, оторвав взгляд от своей книжки.
— Вы счастливы с этим князем Гиоргадзе? — прямо спросил я, отбросив все условности.
Она склонила голову набок и, прищурившись, проговорила:
— Я счастлива уже хотя бы тем, что не одинока. Ведь вы оставили меня… А еще мое счастье составляет это удивительное путешествие между гор Кавказа. Тут такие восхитительные пейзажи даже осенью! И я никогда не бывала в Грузии, а там у Георгия живут влиятельные родственники. Он и сам очень богат. Сказал мне, что у него много виноградников и виноделен…
— Так вы с ним из-за богатства? — перебил я.
Вера смутилась, но проговорила вполне уверенно, даже немного возмущенно:
— Вовсе нет! Как вы могли такое подумать, Жорж? Я от двух покойных мужей получила огромное состояние! И я не нуждаюсь ни в чем… Но, согласитесь, виноградники и свое вино — это весьма романтично!
Заметив, что читала она ни что иное, а первое издание «Евгения Онегина» 1833 года, я сказал:
— Ну, если вы верите в романтику Кавказа, то могу сообщить вам, что я сам в этих краях сделался поэтом.
— Неужели? Это так на вас не похоже, Жорж! — удивилась Вера и тут же попросила, чтобы я прочитал ей что-нибудь из сочиненного.
И я начал цитировать наизусть Блока, бессовестно выдав его стихотворение за свое:
'Ушла. Но гиацинты ждали,
И день не разбудил окна,
И в легких складках женской шали
Цвела ночная тишина.
В косых лучах вечерней пыли,
Я знаю, ты придешь опять
Благоуханьем нильских лилий
Меня пленять и опьянять.
Мне слабость этих рук знакома,
И эта шепчущая речь,
И стройной талии истома,
И матовость покатых плеч…'
К моему удивлению, на Веру эти поэтические строки произвели такое впечатление, что она положила книжку на скамейку, встала, подошла ко мне вплотную и прошептала: «Поцелуй меня». И только я обнял ее, и наши губы соприкоснулись, как наше общение прервали шаги, послышавшиеся за углом дома. То оказался мой денщик. Иван искал меня, чтобы позвать к обеду, который устраивал Максим Максимович в честь прибывших.
Глава 17
Перед самым обедом обнаружилась неприятная неожиданность: ни Казбича, ни Бэлы нигде не было. Солдаты, обыскав всю крепость, нашли лишь веревку, по которой Казбич, вероятно, спустился со стены. Он похитил Бэлу, видимо в тот момент, когда все в крепости были отвлечены встречей грузинского князя! Казбич исчез бесследно, словно растворился в горном воздухе. Бэлу он увел так ловко, что никто даже не понял, в какой именно момент это случилось.
Но, еще хуже было то, что из крепости сбежал и Кэлекут! Лишь на стене нашли еще одну веревку, перекинутую через зубцы. И внизу на глине были отпечатки копыт, ведущие к реке. Там следы терялись. А часовой, который охранял вход в каземат, где держали узника, был найден оглушенным. Кто-то ударил его сзади по голове, и служивый ничего не помнил.
— Черт возьми! — выругался Максим Максимович, сжимая кулаки. — Я же говорил, что нельзя было доверять этому горскому разбойнику!
— Он нас обманул, — мрачно согласился я. — Прикинулся, что ненавидит Кэлекута, а сам освободил его!
— Казбич отомстил, — хрипло проговорил Вулич, стоявший рядом, бледный и изможденный. — Он же любил Бэлу. А теперь, когда она предала, а потом и вовсе оказалась у нас, он решил забрать ее силой. И Кэлекута, возможно забрал, чтобы самому его казнить. Но, тут нельзя быть уверенным. Возможно, это сделал кто-то другой, какой-то сообщник Кэлекута, проникший в крепость незаметно. А совпадение по времени может быть связано с тем, что иного подходящего момента у злоумышленника просто не было.
Я взглянул на князя Гиоргадзе. Тот стоял, задумчиво поглаживая свою короткую седоватую бородку на испанский манер, но в его глазах читался холодный расчет.
— Это меняет планы, — произнес он наконец. — Но не отменяет их. Хочу напомнить, что англичанин Мертон все еще наш главный враг. А этот Казбич… Он всего лишь один из горцев. И теперь он может стать либо нашей проблемой, либо нашим союзником. Все зависит от того, какой выбор он сам сделает.
— Как так? — удивился Максимыч.
А князь сказал:
— Если Казбич действительно так сильно ненавидит Азамата и Кэлекута, то он может помочь нам выманить Мертона через них. А они обязательно станут охотиться за этой горской девушкой, и мы поймаем их, как на блесну! Нам останется лишь найти Казбича и проследить за ним.
Я невольно сжал зубы. План князя был жестоким, но логичным. Теперь Бэла становилась разменной монетой в этой новой игре.
— Вы предлагаете использовать девушку как приманку? — спросил я, стараясь держать голос ровным.
— Нет, — покачал головой Гиоргадзе. — Я предлагаю дать Казбичу то, чего он хочет. Он ненавидит Мертона и его приспешников. Если мы пообещаем ему, например, голову Азамата, он выведет нас на англичанина.
