Ермак. Начало (СИ) - Валериев Игорь

     - Это чего же, Афонька на смерть бил? - громко озвучил этот момент Митрофан Савин. - Вот, стервец!

     Я под эти комментарии показал, как чуть не успел довернуть корпус, уворачиваясь от удара, из-за чего получил порез плеча, а потом обозначил перехват руки Елизара с кинжалом и, как рычагом через своё плечо вывихнул ему руку. На этом показ закончился.

     - А руку сломать, как грозился, мог вчера Афоньке? - опять проскрипел его дед.

     Я попросил Петьку Башурова опять медленно нанести мне удар кинжалом в шею, а сам проделал те же движения, только рычаг его руки провёл, не через предплечье, а через локоть. Когда нажал чуть посильнее, Башуров приподнялся на цыпочки и зашипел от боли. Я быстро отпустил его руку.

     - Если бы сделал так, то сломал бы Афанасию руку в локте. Мог бы и по-другому. Так ещё проще бы было.

     Я попросил Башурова опять ударить меня кинжалом, а сам, сместившись влево, перехватил его руку своей правой за запястье, а левой обозначил резкий рубящий удар по его локтю.

      - Неужто руку бы так сломал? Не верю! - дед Гусевский покачал головой. - Не верю.

     Я прошел к печке, где в уголке стояла метёлка на длинном черенке, и взял её в руки. 'Всё получится, - думал я, возвращаясь обратно. - Я смогу, главное настрой. Для моей руки нет преград. Сколько всего раньше переломал и переколотил, отрабатывая резкость и точность ударов. Я смогу!'

     Всучив Петрухе вместо кинжала метёлку, черенком в мою сторону я сказал: 'Бей в шею, и бей сильно!'

     Петруха казалось, только этих слов и ждал, ударил как пикой, вкладывая в удар всю свою злость на меня. Я же повторил всё то, что только что показывал казакам, но удар левой рукой нанёс резко и в полную силу. Удар. Хруст. В моей руке осталась половинка черенка, а Петруха, обалдевая, рассматривал в своей руке остатки метёлки.

     - Не хрена себе, - к нам подскочил, сидевший ближе всех Алексей Подшивалов, и, взяв у нас обломки метлы, показал их казакам. - Млять, как шашкой рубанул!

     После возникшей тишины, вызванной удивлением от моего удара, все казаки в комнате разом загомонили. Но тут снова раздался скрипучий голос старейшины Гусевского:

     - Тихо! Тимофей и убить вчера моего внука его же кинжалом смог бы?

     'Ну, достал, старикан! И чего не уймется?' - подумал я, но вслух вежливо произнёс.

      - Мог бы, деда Иона.

     Повернулся к Петрухе и, подав ему кинжал, который до этого засунул за голенище сапога, вручая Башурову метёлку, попросил ещё раз ударить меня.

     Петруха, с какой-то опаской взяв у меня кинжал, неуверенно ткнул им в область моей шеи. Я, сделав под шаг в левую сторону, перехватил его правую руку с кинжалом у запястья, а левой с внутренней стороны предплечья, выгибая руку, рванул Петруху на себя, заставляя его упасть телом на кинжал. Затем резко остановил это движение, с трудом возвращая Петруху в исходное положение, а сам развернулся к Гусевскому.

     - Деда Иона, в зависимости от того, какой бы шаг назад я сделал, Афанасий или вот Петруха, напоролись бы на кинжал либо животом, либо грудью, либо шеей.

     - Эк, как! Мастак! А просто выбить бы кинжал у Афоньки мог?

     - Мог бы, деда Иона.

     Я повернулся к окончательно обалдевшему Петрухе и попросил:

     - Давай еще раз, Пётр. Только, медленно бей.

     Петруха каким-то заторможенным движением обозначил удар кинжалом в мою сторону. В этот раз, я, чуть развернувшись в плечах, уходя с линии атаки кинжалом, обозначил одновременные удары навстречу друг другу левой рукой по запястью, а правой по предплечью правой руки Башурова. Несмотря на слабые удары, кинжал выскользнул из Петрухиной ладони и вонзился в пол.

     - Что же так не сделал вчера у Подшивалова?

     - Деда Иона, Пётр и я сейчас удары только обозначили. Если бы я вчера также сделал, когда Афанасий бил, кинжал бы до стены улетел бы, а там девки сидели. Мог бы поранить из них кого-нибудь или того хуже.

     Ион Гусевский поднялся с лавки и, потрясая костылём в сторону своего внука, буквально взревел:

     - Что, щенок, понимаешь теперь, почему я тебе вчера говорил о том, что Тимофей Аленин тебя пожалел? Видел сейчас! Ему тебя проще убить было, чем обезоруживать, подставляясь чуть ли не спиной под твой удар. Он и тебя, сучонка, и девок пожалел! А себя нет.

     - И вас всех пожалел! - Иона направил свой костыль на казаков-малолеток, которые от его рёва сжались в тесную группу. - Ударил бы чуть сильнее и покойники. У-у-у, выблядки, несрушные!

     - А вы, что скажите, станичники? - Ион Гусевский обвел всех находящихся в комнате казаков внимательным взглядом из-под густых седых бровей.

     - Я больше половины ухваток и ударов Тимохи никогда в жизни не видел! - прогудел Давыд Шохирев.

     - И я! И, я! И, я! - прозвучало, чуть ли не со всех сторон.

     - А ногами как машет! Внучку Ваньки Лунина как в челюсть засветил! - пристав с лавки и потрясая клюкой, почти кричал Митрофан Савин. - Экий, стервец!

     - И кто тебя, Тимоха, всему этому обучил? - перекрывая, стоящий в комнате гомон, опять прогудел дед Давыд.

     'Прости, дед Афанасий! - подумал я. - Иначе не поймут казаки!'

     - Дед Афанасий учил. Сначала как всех казачат, а после того как родителей убили и мы к дядьке Ивану Савину в пастухи подрядились, дед меня на пастбище каждый день обучал. Сначала нашим родовым ухваткам, а потом и другим ухваткам и приёмам учить начал.

     - Ногами у нас так не бьются, - раздался бас Шохирева старшего.

     - Так дед говорил, что эти ухватки он перенял во время Крымской войны. С ними тогда вместе кубанцы воевали. И был у них казак один, которого турки 'дьяволом смерти', кажется, прозвали. Чтобы показать свою лихость, тот казак против янычар иногда с голыми руками выходил и побеждал их. Дед с ним подружился, и тот много чего из своих ухваток показал, а дед запомнил.

     - Кубанцы, те да, любители ногами и руками помахать, - вздохнул Феофан Подшивалов. - Я как-то видел, как один подпрыгивал выше головы и одновременно двумя ногами удары наносил.

     'Кажется, прокатило, - подумал я. - Что же будем рассказывать сказки дальше'.

     - А ещё я записи покойного дяди Ивана нашел, - продолжил я, когда казаки закончили воспоминания о кубанских казаках и их боевой выучке. - У него там приемы из панкратиона описаны.

     - А это, что такое? - спросил кто-то из казаков.

     - Панкратион - это вид борьбы без оружия древних греков, - напомнил о своём присутствие батюшка Александр. - Очень сильные войны были. Их царь Александр Македонский полмира с такими воинами завоевал за триста с лишним лет до рождения Иисуса Христа. Во время этой борьбы никаких ограничений не было, что часто приводило к смерти кого-то из бойцов во время схватки.

     - Эко, как! - загомонили казаки. - Это, что же как в настоящем бою бились, батюшка?

     - Ещё и 'банкратион' какой-то! - протяжно и громко вздохнул атаман Селевёрстов и, повышая голос. - Ох, Господи, дела наши тяжкие. Всё, давайте, малолетки, идите отсюда. А мы решать будем, что с вами делать. А то со всеми этими 'банкратионами' до ночи не разберёмся.

      'Подсудимые' потянулись на выход из комнаты, и вышли на площадь перед правлением, где разделились на две группы: я с Ромкой и казаки-малолетки, которые начали, что-то горячо между собой обсуждать. Мы с Ромкой стояли и молчали. Через некоторое время в нашу сторону направился Афанасий Гусевский. Я невольно напрягся, но после первых слов Афанасия расслабился.

     - Тимофей, прости меня за то, что я вчера на тебя с кинжалом кинулся. Когда ты меня ногой в грудь лягнул, у меня всё в глазах от гнева потемнело. Кинжал выхватил, не думая.

     - Бывает, Афанасий. Я бы тоже, наверное, голову потерял, если бы меня кто-то из младших казачат ударил.

     - Э, нет! Я сегодня убедился, что головы ты не теряешь. Мне вчера дед весь вечер твердил, что ты меня пожалел, когда я ему описал нашу драку. А я только сегодня увидел, что тебе действительно проще меня убить было. И это, Тимофей, можно я к вам с Ромкой на занятия приеду. Мне по весне в полк на службу идти. Хотелось бы твоим ухваткам научиться, а то по рассказам на службе всякое может быть.