Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

Уллазе пришлось туго. Ничего не осталось от ее былой красоты. Только кучи кирпича на месте ее храмов, и свежеслепленные хижины на месте ее дворцов.

— Однако! — крякнул дядька Гелон, увидев сотни кораблей, стоявших в порту Уллазы и вытащенных на берег.

Куда ни кинь взгляд, везде слонялось великое множество народу самого непривычного вида. Разноязыкая толпа, собравшаяся здесь со всех концов света, поражала разнообразием одежд, оружия и говора. Пеласги с перьями на голове, карийцы из Лукки в разноцветных головных повязках и шарданы в рогатых шлемах, — вся эта толпа гомонила, жгла костры и жарила рыбу, которую поймала тут же. Даже представить невозможно, как еще накормить такую прорву народу. Голозадые мальчишки пасли овец и коз, которых пришельцы тащили с собой даже на кораблях.

— Да что тут происходит? — прошептал про себя Тимофей, волосы которого вновь встали на затылке дыбом, предупреждая об опасности. Он даже прощальных слов Энея не успел вспомнить, сердце само подсказало, что здесь затевается что-то немыслимое.

— Не нравится мне все это, — бормотал он, пока два их корабля причаливали в порту.

В Уллазе нет ни писцов, ни пошлин. Город взяли пару лет назад, и здешняя торговля просто исчезла. Самую малость перестарались парни, штурмуя город. В кровавом угаре под нож пошли и купцы, и умелые мастера, и все грамотные люди. А много ли толку от душегубов, что не первый год пенят веслами воды Великой Зелени? Если и есть среди них мастера, то только такие, что могут сковать наконечник копья или слепить незамысловатый горшок. А такое на сторону не продать. Этого добра везде навалом. Вот потому-то здесь дорога любая ткань, и здешние мужики щеголяют в одних набедренных повязках. Если и есть у кого плащи, то их берегут до зимы, ибо ценность великая. В коротких хитонах щеголяют лишь немногочисленные бабы, а дети обоих полов и вовсе бегают голышом.

В город они с дядькой прошли свободно. Двое стражников посмотрели на них равнодушно и отвернулись. Копий нет, мечей нет, и ладно. А то, что с ножом, так ведь свободные мужи. Ножи можно.

— А чего это здесь творится, уважаемые? — вежливо спросил Гелон у стражников. — Откуда народу столько?

— Да в Египет собрались все, — зло оскалился стражник. — Люди говорят, сам великий царь на поселение морской народ зовет. В шарданы(1) к себе. И наделы с доброй пашней дает. Вон сколько охотников набежало. Весь безземельный сброд сюда приплыл, от Арцавы до Аскалона. Уже и в гавань не вмещаются!

— В шарданы, ишь ты! — задумался Гелон. — Завидная служба. Фараон, говорят, шарданам своим зерном, пивом и тканью платит. Неужто столько воинов нанять хочет?

— Люди так говорят, — равнодушно пожал плечами стражник и отвернулся.

— Ты во дворец сходи, — подсказал второй вояка. — Ты же из знатных людей, по одежке видать. Тебе царь все расскажет.

— Скорее бы вы уже уплыли отсюда, — процедил первый. — Никакого продыху от вас, бродяг проклятых, не стало. Провались вы все в самый Аид…

— Сам-то кто? Не бродяга? — зло пробурчал Тимофей и потащил дядьку за локоть.

Город поразил его грязью и неприбранными следами пожаров. Как будто царь Уллазу захватил, а потом у него внезапно силы закончились. Лишь кое-где начали разбирать руины, очищая центр, но в остальном город выглядел почти так же, как после штурма. Лишь в паре мест подлатали стены, да молодые деревца стали пробиваться на кучах мусора. На пустырях возникали новые кварталы, точь-в-точь похожие на старые. Сложенные из саманного кирпича лачуги с плоскими крышами, прилепившиеся друг к другу глиняными боками. Они сливались с уцелевшими домами, образуя кривые улочки, перемежающиеся руинами и пожарищами.

— Нечем платить ему за работу! — осенило вдруг Тимофея, и Гелон согласно кивнул. — Мастеров побил, а из воинов никто трудиться не желает. Да, дядька?

— Ага, — многозначительно кивнул тот. — Я вот уж и забыл, каково это, землю пахать. Ни охоты у меня к этому нет, ни умения. Я давно и что знал, забыл. В караванной страже два десятка лет отходил, а потом войной живу вот.

— Да и я так же, — неохотно признал Тимофей. И вроде как есть мечта жить сыто на своей земле, а как представишь, что нужно за сохой ходить и каждому колосу кланяться, так с души воротит. Лучше глотки резать, чем такая жизнь.

— Ты видел? — спросил вдруг Гелон, когда они отошли от ворот шагов на сто.

— Видел, — мрачно ответил Тимофей. — Еще бы не видеть. Оружие у стражи из железа. И копья, и длинные ножи на поясе.

— Значит, у царя умелые кузнецы есть, — глубокомысленно произнес Гелон.

— В порту у многих тоже оружие из железа, — осенило вдруг Тимофея. — У тех, что в рогатых шлемах. Видать, совсем бронзы не стало.

— Пришли, — ответил Гелон, который справился о направлении.

Богатый дом на два этажа, уцелевший при пожаре, был полон народу. Десятки вождей, если судить по нарядной одежде и дорогому оружию, собрались в зале, украшенном толстыми колоннами. Серый камень притянул взгляд Тимофея затейливой резьбой. Он уже видел этих птичек, змей и кривые линии, когда был в Египте. Наверное, это дом одного из вельмож, убитого при штурме.

— Великий царь Египта зовет вас к себе, благородные! — вещал крепкий мужик с чисто выбритым лицом и в золотой повязке на голове. — Он даст землю для поселения и примет на службу. Его величеству нужна охрана восточных границ. Племена бродяг-хапиру то и дело беспокоят его пределы.

— Откуда знаешь, царь Алкимах? — раздались выкрики из толпы.

— Так купцы приплыли из Пер-Рамзеса, — повернулся в сторону говорившего царь. — Они так сказали. Сам великий чати Та землю обещает. В Египте в воинах большая нужда, благородные.

— Нельзя туда идти, дядька, — прошептал Тимофей. — Сгинем все до единого. Сердце у меня не на месте.

— Ну и оставайся здесь, — недовольно посмотрел на него Гелон. — А я пойду. И остальные парни пойдут. Или тебя, племянник, еще где-то ждут?

Да, может, и ждут, — мрачно подумал Тимофей, — да только куда я без вас. Сколько лет вместе.

В тоже самое время. Окрестности Пафоса. Кипр

Опустошенный Китион остался позади. В нем едва ли половина жителей уцелела. Погиб царь и его семья. Погибли все купцы, которые пытались дать за себя выкуп. Погибли писцы. Мне ни к чему все эти люди. Они никогда не признают мою власть и будут смотреть в сторону далекого Сидона, где остались их родственники и компаньоны. Щадить их было глупо, они непременно захотели бы вернуться. Слишком уж сладкую жизнь они вели в Китионе. Сидонцы пришли на этот остров, закабалили местных, отправив их в медные шахты, а сами начали торговать, жируя на чужом горе. За это и погибли. Жестоко? Рационально. Я называю это так. Зато не погиб ни один из рудокопов и ни один из медников, плавящих в горшках с углем крошку толченого малахита. И это тоже чистая рациональность. Я поставил здешним наместником одного из сотников поразумней, дал ему три десятка легкораненых воинов, чтобы несли стражу, а сам пошел к Пафосу. В Китионе не будет городского совета. Не из кого его собирать, ведь одна голытьба осталась. По крайней мере, это сейчас она голытьба.

Пафос, стоявший в пяти днях пути, не впечатлял. Город это совсем новый, и, согласно поздней легенде, основан ахейцами, пришедшими на Кипр с Троянской войны. Вранье! Он тут уже лет с полсотни, как построен. Город небольшой, и он сильно не дотягивает до Энгоми и Китиона. Ничего необычного я тут не увидел. Крутой холм, поросший у подножия лесом, стены из грубо отесанных булыжников циклопического размера и медные шахты. Внутри — царский дворец и храм Великой Матери, которая здесь совершенно точно переродится в Афродиту. Все это великолепие имеет двести метров наискосок и облеплено хижинами Нижнего города, где живут рыбаки, козопасы и рудокопы. Скука. И лишь огромная толпа народу, набившаяся в его стены, привносила в происходящее хоть какую-то интригу. Мое войско, словно веником, выметало остров начисто, срывая со своих мест мелких басилеев, окопавшихся на южном берегу Кипра, и их крошечные дружины. Многие из них уже добрались сюда.