Позывной "Хоттабыч" 10. Конец пути (СИ) - "lanpirot"

— Мессир, — тихо, почти беззвучно прошипел Матроскин. Его шерсть всё ещё была взъерошена, а хвост хлестал по кожаному сиденью. — Он… здесь. Прямо сейчас. Я чувствую его ментальные щупальца. Скользкие, холодные… Я пока еще держу щит, но мои силы утекают…

— Где он, Матроскин? — спросил я кота. — Можешь показать мне этого ублюдка?

— Он везде и нигде… — задыхаясь, ответил Матроскин. Его голос стал тонким и писклявым, каким я его еще не слышал. — Он ищет слабину в моей защите… Ох… Холодно…

Воздух в салоне машины вдруг стал густым и тяжёлым, будто его выкачали из морозилки. Стекла покрылись изнутри тончайшей паутиной инея, хотя на улице стоял летний вечер. Завывание сирен снаружи окончательно стихло, поглощённое нарастающим гулом в ушах, когда я постарался дотянуться до собственного Ментального Дара. Мир сжался до пространства внутри автомобиля, но меня это не остановило.

— Щит… трещит… — простонал кот и вдруг дико взвизгнул, подпрыгнув на сиденье, будто его ударили током.

В тот же миг я почувствовал его. Чуждое, давящее присутствие. Оно не имело формы и запаха, но заполнило собой всё, как вода заполняет тонущую субмарину. Это был чистый, концентрированный ужас, леденящий душу безразличием и древней, нечеловеческой ненавистью. И начал постепенно меня «засасывать», не давая сосредоточиться.

Я почувствовал, что еще немного и отключусь окончательно и бесповоротно. Но тут майор (не знаю, случайно или нет) выстрелил прямо над моим ухом. Резкий удар по ушам ненадолго вырвал меня из оцепенения. Пуля же, ударив в противоположную дверь, застряла где-то в обшивке.

— Еще раз… выстрели… — прохрипел я, чувствуя, как плохо мне подчиняется речевой аппарат.

— Куда стрелять? — растерялся чекист.

— Прямо… над ухом… лупи… — чувствуя, что вновь отключаюсь, выдохнул я.

Артем Сергеевич вытянул руки со стволом в опасной близости от моей головы. Но выстрелить он не успел. Я уловил, как невидимый таран ударил и по его сознанию. Майор болезненно охнул, отшатнулся, ударившись затылком о ребро распахнутой двери. Его глаза закатились, но он, каким-то чудом сумел нажать на спусковой крючок. Но мне, буквально на мгновение, показалось, что сквозь его лицо вновь проступила уродливая физиономия Кощея. И эта «его рука» спустила курок.

Рявкнувший пистолет обжег мне щеку пороховыми газами, вырвавшимися из ствола, а после выпал из ослабевших пальцев. Глухой давящий гул, заполнивший голову, сумел-таки оттеснить ледяные щупальца чужого сознания. Я судорожно глотнул воздух, обжигающе холодный, и успел увидеть, как майор, побледневший как полотно и вновь вернувший привычный облик, безвольно оседает, сползая по двери на землю.

Одновременно с этим я почувствовал, как из оглохшего уха сочится тонкая струйка крови, капая на воротник. Но, похоже, что этот выстрел дал по ушам и мозгам не только мне, но и той сволочи, кто посмела забраться мне в голову. Давление ментальной атаки на миг ослабло, и я смог, наконец, собрать волю в кулак.

Воспользовавшись этой микроскопической передышкой, я сумел «ухватиться» за то самое скользкое «ментальное щупальце», о котором говорил Матроскин. И тогда я рванул по этой невидимой нити, ведомый слепой яростью, как будто никогда и не терял своих сил. Если уж этот ублюдок так жаждет моего внимания, он его получит. С лихвой! Потому как я сейчас был зол. Очень и очень зол!

Мой разум, будто бронебойный снаряд, понесся по «тоннелю» чуждой мысли. Мир вокруг растворился, уступив место хаотичному калейдоскопу образов, навязываемых мне противником. Уже и давление невидимого врага вернулось, удвоившись, а затем и утроившись. Оно уже не просто заполняло наше общее ментальное пространство — оно пыталось меня вытеснить, выкручивая эту псевдо-реальность, как мокрую половую тряпку. Но я играючи давил его своей волей, продвигаясь всё дальше и дальше.

Наше противостояние набирало обороты — я падал в бездонную пропасть, где вместо камней меня ждали острые, словно ножи, сверкающие кристаллы, которые я срезал под корень, оказавшись в седле мощного бульдозера. Затем меня швырнуло в кромешную тьму, где не было ни звука, ни света, только нарастающее чувство абсолютного одиночества и безысходности.

Тьма вокруг заколебалась, и из нее проступили фигуры. Тени людей, причиной смерти которых, так или иначе, был я. Они молча протягивали ко мне руки, и их немой укор был страшнее любого крика. Неведомая мне сущность пыталась играть на моем чувстве вины.

Но я ринулся вперед, сквозь строй призраков, и они рассыпались в прах. Через мгновение тьма сменилась адским пейзажем — я стоял на краю раскаленной лавовой пропасти, а с неба на меня пикировали какие-то крылатые уродцы. Знал бы, дядя, сколько подобного добра я накрошил в своей жизни…

Я не стал больше сопротивляться потоку образов. Вместо этого я принял их, пропустил через себя и, не дав им разорвать мое сознание, преобразовал. Моя воля, закаленная во множестве битв, начала создавать мою собственную реальность вокруг. Я отбросил его же иллюзии ему же в лицо, показав, что не намерен играть по его правилам.

Каждое моё действие приближало меня к врагу, к его сознанию. И если я до него доберусь… Я чувствовал, как чужая воля дрогнула. Удивление и непонимание сквозили из-за каждого угла.

Я собрал всю свою мощь, всю свою ярость и боль, а также всю любовь к этому странному миру, который кто-то пытался чудовищно исковеркать, в один сокрушительный мысленный удар. Это был не сложный образ и не хитрая иллюзия. Это был просто кумулятивный заряд чистой энергии, выпущенный точно в эпицентр враждебного присутствия. Раздался оглушительный ментальный «хлопок», и всё исчезло. Ментальное давление испарилось — неведомый враг просто оборвал связь, испугавшись, что я до него доберусь.

Меня резко выбросило в реальный мир. Кожа на лице пылала от близкого выстрела, ухо совсем не слышало, продолжая сочиться кровью, но этот физический дискомфорт был ничто по сравнению с агонией разума, которой я попотчевал нашего анонимного доброжелателя.

Пороховая гарь щекотала ноздри, смешиваясь с тяжелым спертым воздухом в салоне. Иней на стеклах моментально растаял, превратившись в мокрые потеки. Снаружи снова оглушительно завыли сирены. В ушах звенело, щеку пекло от ожога, но голова была на удивление ясной и легкой.

Матроскин, тоже пришедший в себя, тяжело дышал, распластавшись на сиденье.

— Ушел, гнида… — выдохнул он. — Обрезал связь… будто топором отрубил… Вы его… достали, мессир. Серьезно достали…

Я медленно повернул голову. Артем Сергеевич тихо ругался, придя в себя и потирая разбитый затылок. Его глаза были мутными, но в них уже не было пустоты — только знакомая суровая растерянность. Как я не приглядывался к нему, знакомый образ Кощея разглядеть так и не сумел.

Мы с котом переглянулись, поняв друг друга без слов. Охота только началась. Но теперь мы знали, что наш невидимый враг совсем не всесилен, и с ним можно тягаться на равных. А это меняло многое, если не всё. Я кивнул, вытирая ладонью кровь с уха. Головокружение отступало, сменяясь холодной, стальной решимостью.

— Он отступил, но не убежал, — глухо произнёс Матроскин. — Теперь он будет осторожнее.

— Знать бы еще, кто он такой? — сказал Артём Сергеевич, — наблюдая, как на стоянку залетает несколько машин со включенными мигалками.

Глава 15

Машины залетели на стоянку, оглашая округу оглушительным ревом и сверкая иллюминацией проблесковых маячков.

— Твои орлы подъехали? — хрипло осведомился я, разминая шею, затёкшую во время ментального противостояния.

— Сдаётся мне, — как-то невесело произнёс Артём Сергеевич, разглядывая приближающихся «гостей», — эти ребятки не из моего ведомства.

Воздух снова зарядился напряжением, только на сей раз — вполне себе физическим. Осветив слепящими фарами (на улице уже стемнело) наш немного попорченный пулями автомобиль, машины резко затормозили с противным визгом покрышек. Остановились автомобили буквально в нескольких метрах от «Тойоты», образуя полукруг. Из них стали выскакивать люди в тёмной униформе без опознавательных знаков. Движения бойцов были выверены, выдавая профессионалов своего дела, а оружие в их руках смотрелось как естественное продолжение рук.