День космонавтики (СИ) - Батыршин Борис

Так, если мои соображения верны — то и в сумке должны быть не школьные учебники, а несколько иное содержимое. Проверить это несложно — потянуть за металлический язычок, застёжка-молния» разойдётся, открывая моему взору содержимое. Сумка у меня тёмно-синяя, не слишком большая, с контуром мотоцикла и надписью «Мотоспорт». Такие в середине семидесятых стремительно вытеснили школьные портфели — они, и сумки с рисунком «жигуля-тройки и надписями латиницей «Лада-Автоэкспорт». Дефицит, однако был, не всякому доставалась — мне вот, к примеру пришлось обходиться менее вместительным «мотовариантом».

И что же у нас там внутри? Так… две общие тетрадки для занятий в кружке… журнал «Техника-Молодёжи» — мартовский номер 1975 года, ага… а это что?

Две книги, обложку одной из которых я узнал с первого взгляда. У меня такая была в школе, и уцелела во всех переездах и перетрясках домашней библиотеки, что случались с 1975-го по 2023-й годы. — довольно старое, шестьдесят пятого года издание Фрэнсиса Карсака «Робинзоны космоса» — издательства «Мысль», в бумажной потрёпанной суперобложке с изображениями, похожих одновременно на наскальные рисунки и на творения художников-абстракционистов — две угловатые, ломаные фигуры кентавров, один с луком, другой с копьём в поднятой руке…

А вот со второй случилась заминка. Хайнлайн, сборник «Тоннель в небо» и несколько рассказов. Маленький пухлый томик в бумажной обложке (позже такие станут называть «покетбуки») серии «Зарубежная фантастика» издательства «Мир» — и вот она меня неожиданно озадачила. Дело в том, что во времена оны я собирал эту серию, приобрёл почти все издания, хорошо знал её историю — но вот этой конкретной книги, хоть убейте, в руках не держал! Семьдесят пятый год, как гласила надпись на обложке — ну да, конечно, годом раньше, в семьдесят четвёртом издательство сменило дизайн серии на тот, что продержался до самого её закрытия в девяносто девятом. Но ведь, если память мне не изменяет, в семьдесят пятом было два выпуска: роман «Мутант-59» выпуск, сборник «Человек-компьютер», с главным произведением в виде известного романа Майкла Крайтона. Но чтобы Хайнлайн, да ещё и «Тоннель в небо»? Нет, ни хрена не помню.

…неужто, склероз передаётся при попаданстве? Если так — то дело худо…

Холодный нос снова ткнулся — на этот раз в руки.

— Тебе чего, зверь?

Собака виляла хвостом и глядела на меня снизу вверх, время от времени скашивая глаз с намёком на что-то, лежащее слева от меня, на скамейке. Я посмотрел — ну конечно, ножик с насаженной на его кончик «канапешкой» из сала и бородинского хлеба. Нелёгкое испытание, понимаю — так вкусно, а хозяин зажал, и занят какой-то ерундой, вместо того, чтобы покормить маленькую собаченьку!

— Ну, сейчас-сейчас, потерпи…

Ладно, Бог с ним, с Хайнлайном, может, и вправду, запамятовал… Я потянулся к ножу, взял — узкий кончик лезвия проткнул крошечный бутербродик насквозь и высовывался на пару миллиметров из розоватого сала — и тут меня словно громом ударило.

…всё, что я только что лихорадочно осматривал — от покетбука до собственных башмаков, — всё родом отсюда, из 1975-го года от Рождества Христова. Иначе, строго говоря, и быть не может, ведь переносу-то подверглась только «уни­вер­саль­ное жиз­нен­ное на­ча­ло, ви­таль­ная си­ла, при­сут­ст­вую­щая в ка­ж­дом жи­вом су­ще­ст­ве», она же «бес­смерт­ная суб­стан­ция, при­даю­щая це­ло­ст­ность и не­пре­рыв­ность ин­ди­ви­ду­аль­но­му су­ще­ст­во­ва­нию» — проще говоря, душа, как учит нас Большая Советская Энциклопедия. Или личность, если кому-то так понятнее.

Но вся загвоздка в том, что упомянутый «суб­страт всех соз­на­тель­ных и бес­соз­на­тель­ных пси­хических про­цес­сов» есть явление сугубо нематериальное, умозрительное, о чём БСЭ и сообщает в той же самой статье. А нож, лежащий сейчас в нескольких сантиметрах от полы моей куртки, как и нанизанная на его кончик закуска — вполне материальны, что ясно хотя бы из аппетитного аромата, от которого у Бритьки слюни из пасти свешиваются чуть ли не до земли. Я даже отодвинулся чуть в сторону, чтобы избежать искушения потыкать нож пальцем — а не развеется ли? Но тут же взял себя в руки, двумя пальцами(не без некоторого, надо сказать, трепета) взялся за инструмент, снял канапешку и протянул собаке. За что немедленно был вознаграждён порцией слюней на ладони и довольным чавканьем. И — едва не повалился со скамейки, повторно испытав потрясение.

Нож ладно, нож — карманная мелочь, ерунда хотя и ему тут быть, строго говоря, не положено. А вот эти двадцать пять килограммов шерсти, счастья и любви ко всему окружающему — их куда девать? Подумать только, прошло целых пять минут, в течение которых я хлопал себя по карманам, рассматривал кисти своих рук и копался в сумке — прежде, чем осознал, что вместе с моим «жиз­нен­ным на­ча­лом», хоть и универсальным, если верить авторам БСЭ, но всё же насквозь нечувствительным и нематериальным, в прошлое перенеслась вполне материальная и ощутимая собака породы «голден ретривер». И ещё какая материальная и ощутимая — схрумкала вкусняшку (тоже, между прочим, контрабандную) и теперь более, чем ощутимо тычется мне мордой в руки. Я вытер обслюнявленную ладонь о школьные брюки и задумался.

Да, друзья мои, а ведь это, как говорил товарищ Огурцов из «Карнавальной ночи», нетипично. Если, скажем, «попаданство» происходит в собственной бренной оболочке, то ноутбук под мышкой, смартфон в кармане — да хоть танковая дивизия за спиной» — тогда да, тогда это будет вполне типично. Но если клиент перемещается в виде упомянутого нематериального духовного субстрата — тогда извините, всё, на что он может рассчитывать, это содержимое собственной памяти… благоприобретённое, или дополненное теми, кто этот гадский эксперимент затеял. И это тоже будет типично — а вот чтобы так… недаром говорят умные люди, что смешение жанров есть приём недопустимый.

Впрочем, похоже, на этот раз их никто не спросил.

Я ещё раз потрепал собаку по загривку, словно желая убедиться в её материальности и ощутимости — и встал. Никогда мне ещё не было так сложно решиться на то, чтобы просто взять и подняться со скамейки. Однако же — стою, и не просто стою, а прислушиваюсь к внутреннему состоянию организма. Впечатления, надо сказать, самые благоприятные — особенно на фоне того полу-болезненного состояния, к которому я начал привыкать за крайние несколько лет. Возраст, будь он неладен — зато теперь я чувствую себя, как космонавт перед стартом и готов хоть весь оставшийся световой день бегать в Бритькой наперегонки по здешним просторным лужайкам, невзирая на неопрятные, опадающие апрельские сугробы…

Нет, бегать мы сейчас не будем, хотя собака и заскакала вокруг, явно ощущая произошедшие со мной перемены. Тоже, кстати, интереснейший вопрос: это ведь себя можно обмануть, а собаку — никогда. Тем не менее, зверюга сразу и почти без колебаний (вот, скажем, чем был вызван её испуг в первые секунды «попаданства!) опознала во мне меня. И это несмотря на разительно изменившийся вид и наверняка ещё более разительно изменившимся запахом. Ведь не может же пахнуть одинаково и четырнадцатилетний пацан, и шестидесятилетний мужик, в которого он превратился почти полвека лет спустя?

Однако — вот он, факт, хвостатый и ушастый. Радостно прыгает вокруг, ничуть не сомневаясь в том, что я — это я…

Я огляделся — аллея по-прежнему пуста, только маячат около входа во Дворец две фигурки. Взгляд на часы — так, семнадцать-двадцать, скоро уже появятся наши кружковцы и… нет, к этой встрече я сейчас не готов — а потому сегодняшнее занятие кружка юных космонавтов состоится без моего участия. Я свернул от здания влево, туда, где к лежащему в низинке большому пруду спускаются с горки две широкие лестницы, окаймляющие огромный, выложенный цветными камнями контур пятиконечной звезды. Свистнул собаке, что-то обнюхивающей на газоне, и быстро сбежал по ступенькам вниз. Кое-кто из наших кружковцев приходят не от эскалаторной галереи, а появляются с противоположной стороны, от остановки троллейбуса, идущего по Проспекту Вернадского — а мне сейчас вовсе не нужны встречи, неважно, случайные или нет.