Отто фон Штиглиц (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Водрузив на нос очки и на голову беретку, Иван Яковлевич, снятую с себя кепку, положил на лицо борца за права общечеловеков и продолжил быстрым шагом путь в подворотню. Там вывернул куртку, превратив её из светло-коричневой в тёмно-синюю. Потом отряхнул штаны. Так себе получилось. Словно по глине ползал. Ну, не далеко идти, машина в ста метрах стоит. Поигрывая ключами на пальце и высоко задрав нос с пенсне Брехт пошёл к машине. Ключи на пальце должны привлечь внимание к пальцу и отвлечь от замызганный штанов.

Дошёл. Словно на соседней улице и не произошло ничего. Тишина, люди идут, дама с собачкой собачку выгуливает на поводке, даже две мамаши на допотопных низких колясках везут детей, и что самое удивительное дети ещё разговаривать не умеют, а уже французы. Парадокс. Понятно, почему нет паники и омоном ничего не оцеплено. Брехт это ещё при рекогносцировке отметил, эта улица параллельна улице святого Доминика и она с ней в этом месте не сообщается. Нужно целый квартал протопать, чтобы попасть на эту Доминикану. Вот там, наверное, сейчас ужас что творится, тихий мирный Париж не привык к терроризму.

Иван Яковлевич дошагал до «Пежо» своего и, стараясь не мельтешить, открыл дверь автомобиля. Залез внутрь, осмотрелся, досчитал до десяти, пытаясь пульс уменьшить с двухсот до сотни хотя бы. И завёл двигатель. Полицейских по-прежнему не было. Полковник подождал, пока мамаши перевезут французов малолетних через улицу и тронулся. Через двадцать минут он подъехал к своему дому и, стараясь не отсвечивать, тоже прошмыгнул в подъезд. В квартире никого не было. И хорошо, Брехт умылся, пшикнул на себя одеколоном «Шипр», который оказывается французский и называется так потому, что один из основных компонентов, а именно дубовый мох, растёт на острове Кипр. «Eau de Chypre». Ну, сложности перевода.

Чистый напомаженный и надушенный Иван Яковлевич, помахивая зонтиком, небо вдруг заволокло тёмными такими тучками, вошёл в заведение папаши Карло и подмигнул нимфе и нимфоманке Нине.

– Четыре порции кофе и пирожное с вишнёвым вареньем.

Девушка покраснела эдак мило, щёчки с ямочками зарозовели, и началась их любимая игра с показыванием друг другу разных пальцев на руках. Ну, четыре кофе и так далее. Надо, наконец, выучить, как будет по-французски – «четыре порции кофе в одну чашку».

– Quatre portions de café dans une tasse. – Вот, как это будет. Это Нина догадалась.

– Я. Я. Уне тазик. Квартал.

Посетители ржут, глюпый рюсски. Кварте! Ну, Брехту то и надо. Пусть запомнят. Не так чтобы: «надо-надо», так, на всякий случай. Может, у них тут в Париже и Шерлок Холмс с Эркюлем Пуаро есть и миссис Марпл с Мегре. Расследуют. Найдут аспида. И не сойдётся у них. Он в кафе примерно в это время народ веселил. Никто же на часы не смотрит. Женщины в основном в кафе, а у них часы редкость. Часы ещё на руке не многие носят, в основном по старинке в кармашке жилетки. У Брехта вот целый Карлуша Фаберже в кармашке. Нужно достать и сказать, что время половина десятого, хоть сейчас и чуть больше, Достал, сказал, что «ба уже половина десятого, а у него маковой росинки в роте не было». Потом кофе с пироженкой. Сначала вон тот расстегай светло-коричневый с офигительным и притягательным ароматом и чашку мясного бульона. Уне тазик.

Ну, вот, главное, не забыть в конце Нину в кино пригласить. А то если завтра уезжать, то не скоро ещё удастся с такой темпераментной партнёршей встретиться. А может, и вообще никогда. Как там Ежов, в СССР, на всё на это отреагирует? На падёж генералов и маршалов.

Событие сорок третье

Не в один в один повторилось, но близко. Иван Яковлевич сам Нину разбудил, но она так громко ругалась, желая поспать подольше, что эти два интер… с позволения сказать …бригадовца снова бошки свои сунули в дверь.

– Кыш. Давайте за газетами снова прогуляйтесь.

Пока детишки бегали, скупая прессу свежую, Иван Яковлевич всё же поднял официантку с кровати узкой холостяцкой и умыл, после чего она всё-таки проснулась и принялась одеваться.

– Чашечку кофе. Стой. А ты не знаешь, как папаша Карло делает свой фирменный кофе.

– Что ты сказал? (Qu'avez-vous dit?) – Наверное, это спросила. Тёмный народ эти французы, да и француженки не светлей. Нормального русского языка не знают. Деревня.

Брехт решил эксперимент провести. Привёл нимфу на кухню. Вытащил из шкафа банку с молотым кофе и сунул ей под нос, потом достал и кучу баночек, скляночек и пакетиков с пряностями. Ткнул во всё это пальцем. И сказал на французском.

– Кофе! Как у Папы Карло! Сomprends?

– Си, – и начала готовить. А Брехт стоял и наблюдал. АГА, теперь он будет знать секрет проклятого прижимистого итальянца. Вот, как ларчик нужно было открывать. И бесплатно и не даром. Отработал ведь. Всё по чесноку.

Не поленился, взял, повторил все действия Нины. Всё же есть отличия от изыска папы Карло, но гораздо лучше тех, с позволения сказать, шедевров, что сам изобретать пробовал. Кофе попить не успели толком, принесли пацаны газеты и отпросились посмотреть на демонстрацию. Пришлось большими глотками выхлебать и углубиться.

Ага! Брехт сдуру пацанов отпустил и когда схватился за газеты, то понял, что дебилоид последний. Была та самая «Иллюстрированная Россия» и ещё журнал на русском тоже антисоветский, назывался – «Часовой». Но журнал был недельной давности, а газета позавчерашняя и ничего нового, кроме того, что Сталин кровавый тиран Брехт из них не узнал, а нет в «Часовом» радовались, что Советы сами уничтожают своих лучших командиров. Ну, что тут можно сказать, некоторых и не зря совсем.

Французские газеты о чём-то кричали заголовками, но пойди, разберись. За это время несколько сотен слов Брехт выучил, но попробовал читать газету и понял, что слова учил не те. Знакомых почти не было.

В немецкоязычной небольшой газетёнке тоже ничего не почерпнул. Там всё больше про торговлю. Вот, спрашивается, какого чёрта этих товарищей отпустил, вдруг, что важное в газетах и ещё подумал, что если демонстрация вызвана его действиями, то испанцу и итальянцу тоже может достаться, не будут разбирать итальянец ты или немец, разговариваешь на чужом языке, на тебе по сусальнику. Не нравится по сусальнику, ну, на тебе в харю.

Пришлось и самому одеваться и идти в кафе провожать Нину, вспомнил, что там есть этот дедушка эмигрант, что по утрам всегда сидит там часами пьёт потихоньку кофеёк и газеты читает. Нина на руке всю дорогу висела. Опять засыпала, как работать-то будет. Вот не повезёт тому, кому она в жёны достанется. И его заездит до полусмерти и себя до истощения доведёт. Или наоборот – повезёт? Гадай.

Сдав с руки на руки под неодобрительный речитатив папы Карло девицу, Брехт оглядел кафе. Был дедок. Источник информации сидел у стойки и разложил на ней газету. Почему не за столиком? А потому что все столики были заняты. И все в основном мужчинами. Парижане все сидели с газетами и все что-то оживлённо обсуждали. Иван Яковлевич в душе надеясь, что он тому виной, подошёл к эмигранту и плюхнулся рядом на барный высокий стул.

– Добрый день.

Постаревший поручик Голицын мутноватыми глазами, не от пьянки, а от старости, осмотрел полковника с головы до ног и поинтересовался шёпотом:

– А вы товарищ, что не боитесь?

Как надо отвечать на вопрос, на который не знаешь ответ. Правильно. По-еврейски. Плавали. Знаем.

– А должен? – и взгляд из под бровей. Эх, ещё бы ушами пошевелить.

– Вы же из Советской России? Но вы и немец.

Что это? Вопрос? Ну, а чего скрывать.

– И потому?

– Ха-ха. Да вы ничего не знаете, товарищ?!! – и в газету пальцем тык.

– Потому к вам и пришёл. Неуч. Не знаю французского.

– Здесь на иностранном языке лучше не говорить. Давайте выйдем, вон лавочка под каштаном стоит. Посидим. Прочту вам интересную статейку.