Выживший. Покорение Америки (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Может, парней своих дать на всякий случай? Федьке с Демидом не помешало бы размяться.

— Трое будут привлекать внимание, тем более белые. Пока сделаю небольшую вылазку в одиночку. В общем, я так понимаю, что вы, Василий Антонович, в целом не против моего предложения? Или тоже возьмёте время на раздумье?

— Пожалуй, что и возьму, думаю, двух дней хватит. С парнями обсудим, есть у меня на примете тут еще парочка ребят.

— Но только все карты заранее не раскрывайте, даже сыновьям, просто намекните, что овчинка стоит выделки. Тоже заручитесь их предварительным согласием, а затем я уже в личном разговоре посвящу людей в детали. И то не во все, про наши планы с Лас-Вегасом им знать пока ни к чему.

Мой взгляд в очередной раз упал на висевшую на стене 7-струнную гитару с алым бантом на головке грифа.

— Можно?

— Да бога ради!

Я снял с гвоздика инструмент, провёл пальцами по струнам. Немного расстроена, но поправить это, заодно настроив первые шесть струн как на обычной шестиструнке, а седьмую струну убрать в "си" — секундное дело

— Играете? — поинтересовался атаман.

— Было когда-то, — уклончиво ответил я.

— Может, споёте?

Что бы такое исполнить… В голову неожиданно пришла песня Розенбаума "Казачья". А что, в самый раз, коль уж загостился у атамана. Жаль, на заходе некому фоном изобразить цоканье копыт. Ну ничего, и так сойдёт.

"Под зарю вечернюю солнце к речке клонит

Все что было — не было, знали наперед

Только пуля казака во степи догонит

Только пуля казака с коня собьет

Только пуля казака во степи догонит

Только пуля казака с коня собьет…"

Когда я закончил, атаман не сумел скрыть предательского блеска глаз.

— Любо, — выдохнул он. — Кто ж такую прелесть сочинил?

— Не поверите — питерский еврей по фамилии Розенбаум.

— Видно, правильный еврей. А больше у него нет песен про казаков?

Ну, парочку я ещё помнил, поэтому, не мудрствуя лукаво, исполнил "На Дону, на Доне" и "Есаул молоденький". После чего решительно повесил гитару на место, давая понять, что на сегодня хватит. Науменко к этому времени окончательно размяк, тогда как Вержбовский понимающе улыбался.

— Все бы евреи были такими — цены им не было бы! — в сердцах воскликнул атаман. — А жив ли он, не расстреляли его, часом, чекисты?

— Жив, чекистам его песни тоже нравятся, — успокоил я собеседника экспромтом выданной ложью.

— От оно как! Ну и ладно, что жив, пущай дальше хорошие песни сочиняет. Порадовали вы моё сердце, господин Сорокин.

— Ну, раз мы всё обговорили, тогда, наверное, можем и откланяться? — вопросительно глянул на нас поочерёдно Вержбовский. — А то уже загостились, а гостю, как говорят в народе, радуются два раза: когда приходит и когда уходит.

На обратном пути мы молчали. Виктор Аскольдович смотрел на дорогу, погруженный в свои мысли, а я прокручивал в голове возможные варианты дальнейшего развития событий. Может быть, ещё не поздно всё бросить и свалить на другой конец материка от греха подальше? Поселиться где-нибудь поблизости от голливудских холмов, и радовать время от времени Уорнера своими идеями? Однако я прекрасно понимал, что так не поступлю. Не мог я подставить единоверцев, своих же русских братьев. Натворил дел и сделал ноги? Сори, мистеры, но это не по мне!

Когда впереди показались кресты собора Преображения Господня, Вержбовский наконец нарушил молчание.

— Ефим Николаевич, вы тут обмолвились, что не прочь рассмотреть вариант с переездом в Гринпойнт.

— Да, мелькнула такая мыслишка.

— Если вы настроены серьёзно, то смею предложить вам квартиру в моём доме.

— Хм, не хотел бы вас стеснять…

— Вы меня не так поняли, — чуть ли впервые за сегодняшний день улыбнулся Виктор Аскольдович. — Я вам не рассказывал, что имею доход от двух домов, квартиры в котором сдаю внаём. Некоторые из них пустуют, и я готов одну из квартир предоставить вам, причём денег с вас брать не собираюсь.

— Ого, заманчивое предложение! Ну, если так, я готов его рассмотреть.

— Не сомневайтесь, квартиру вам подберу приличную, с хорошими соседями, преимущественно выходцами из Российской империи. Да что там, поедемте, я вам сейчас же всё и покажу.

Квартира мне понравилась. Однушка, но просторная и светлая, хотя комнатное и кухонное окна выходили во двор, однако на восточную сторону. Мебель кое-какая имелась, обстановка была в целом спартанская, но всё чистенько и аккуратно, даже пыль практически отсутствовала. На кухне имелись большой чайник и заварочный, на полке над 2-конфорочной плитой стояли пара чашек и пара же тарелок — глубокая и помельче. В выдвижном ящичке было пусто, но Вержбовский заверил, что сегодня же принесёт ложки, вилки и кухонный нож. Санузел совмещенный, но вместо душа, как в моей нынешней квартире, вполне приличная ванна. А горячая вода подавалась не только вечером, но и утром, чтобы, как объяснил Виктор Аскольдович, люди могли с комфортом совершать гигиенические процедуры.

Я был доволен, Вержбовский тоже был доволен, что мне понравилось. Получив на руки дубликат ключа, я пообещал завтра же перебраться сюда со своими нехитрыми пожитками.

— Столоваться можете в ресторане сына, до него отсюда десять минут пешего хода. Для вас всегда будет накрыт отдельный столик, — порадовал меня на прощание Вержбовский.

Определённо, день удался! Тем же вечером я устроил прощальные посиделки с семейством Джо, купив к чаю большой торт из ближайшей итальянской пекарни. Индеец и его супруга были всерьёз расстроены моим переездом. Джо заявил, что помнит о долге и понемногу откладывает доллары. Добавил, что старший сын уже находится в офтальмологической клинике, готовится к операции.

На следующий день с утра я нашёл Бруно Кастильо и вернул ему ключ от квартиры. Когда он заикнулся, что у меня оплачено на месяц вперёд, я широким жестом предложил ему не париться из-за такой ерунды.

Всё мое имущество поместилось в один чемоданчик, с которым я и прибыл на своё новое место жительства. Первым делом на столик поставил портрет Вари, напоминавший мне о весёлых одесских деньках. Затем попил чайку с закупленным в кафешке по пути сюда куском черничного пирога, сунул нож в располагавшиеся подмышкой ножны, револьвер заправил в брюки под пиджак, подумав, что не мешало бы обзавестись портупеей. Надо этот вопрос провентилировать при удобном случае с каким-нибудь кожемякой. Осмотрел себя в небольшое стенное зеркало и внешним видом остался доволен. Была мысль натянуть на глаз повязку и приклеить усы, но решил от этой идеи отказаться. Сейчас люди Бонанно наверняка разыскивают одноглазого усача, ни к чему "палиться" лишний раз.

Граница Гарлема была отделена от остального Манхэттена словно невидимой чертой. Вот вроде бы перед тобой мельтешат белые люди с примесью смуглых мексиканцев, а вот уже резко появляются темнокожие, которые в твою сторону смотрят с подозрением. Правда, попадались и вполне цивильно одетые, хотя, например, негр в костюме-тройке смотрелся немного комично. В растянутой майке, бейсболке и с толстой золотой или позолоченной цепью на шее — ещё куда ни шло, но до этого времени пройдёт ещё немало лет.

Итак, в мою задачу входило знакомство с местными криминальными авторитетами. Где их искать? Без понятия, но я верил в свою удачу. И она меня не подвела! Не прошло и часа моих блужданий по Гарлему, как в одном из переулков дорогу преградили трое молодых негров, а когда я обернулся, то увидел ещё двоих.

— Снежок, ты что-то забыл в нашем районе? — лениво сквозь зубы поинтересовался самый рослый из них. — А ты знаешь, что ходить здесь могут только чёрные? Белые за проход должны платить, так что давай-ка, вытряхивай свои доллары.

— А попа у тебя не склеится, уголёк? — хмыкнул я.

— Что ты сказал?!!

Парень выхватил нож с лезвием сантиметров 10 в длину и сделал шаг в мою сторону.

— Никто не смеет оскорблять Лео Джонсона!