Рождение Богов (СИ) - Кимен Алекс

Страсть эллинов к анекдотам оказалась просто удивительной. Лёша давно заметил, что удачно рассказанный анекдот или байка могут значительно увеличить цену сделки. К сожалению, анекдоты, развлекавшие его с детства, были непонятны грекам. Василий Иванович, Штирлиц и чукча были им чужды. Приходилось учить анекдоты заново.

Лёша всегда очень внимательно прислушивался к беседам на пирах у Тофона, да и на улице, в надежде услышать забавную историю. Но лучшим источником шуток оказались свитки. Он внимательно штудировал все попадавшиеся под руку рукописи в поисках забавных или поучительных историй. Дело, однако, осложнялось тем, что большинство эллинов зачастую не могли оценить его чувство юмора, так что Лёша действовал методом проб и ошибок. Со временем он подобрал несколько забавных, с точки зрения эллинов, шуток и старался вставить их в разговор, добиваясь расположения собеседника.

Столкнувшись с тем, что Дромоилид не торопится платить за полученную с отсрочкой керамику, Лёша вспомнил свой любимый анекдот:

– Кстати, о деньгах. Рассказывают, что Семирамида, выстроив себе гробницу, написала на ней так: «Кому из царей будет нужда в деньгах, тот пусть разорит эту гробницу и возьмёт, сколько надобно». И вот Дарий разорил гробницу, но денег не нашёл, а нашёл другую надпись, гласившую: «Дурной ты человек и до денег жадный, иначе не стал бы ты тревожить мёртвых».

Дромоилид весело расхохотался. Алексей, подыгрывая ему, отозвался беззвучным смехом.

– Почтенный Дромоилид, – с улыбкой продолжал он, – как и у Дария, у меня возникла нужда в деньгах, а гробниц что-то не видно, вот и обращаюсь к тебе.

Хитрый купец вздохнул с наигранной печалью:

– Ну что ж, коль у тебя такая нужда, грех с моей стороны не уважить тебя. А не то пойдёшь гробницы разорять, а боги на меня разгневаются… Обожди немного, – с этими словами метек вышел за деньгами.

Лёша удовлетворённо вздохнул. Получен наконец последний долг, пора возвращаться в мастерскую.

Аккуратно упаковав остатки серебра, полученного за последнюю партию керамики, Алексей спрятал тяжёлый кошель под хитоном и выпрямился. Обвёл глазами опустевшую мастерскую и тяжело вздохнул. Отчего-то было жаль навсегда прощаться со своим детищем. Лёша вспомнил, сколько трудов потратил здесь, стараясь организовать эффективное производство. Сколько споров и проклятий слышали эти стены… Но впереди ждала свобода. Он резко развернулся, хлопнул дверью и вышел на улицу.

Солнце уже клонилось к закату. Стоило поторопиться, ведь до вечера нужно было сделать ещё много дел. Тысячный раз прокручивая в голове план дальнейших действий, Лёша быстро зашагал в сторону агоры.

Пандора примостилась на краешке клине. Она медленно водила ладонями, рисуя тенью на стене силуэты сказочных животных. Огонек лампады подрагивал, и в такт ему дрожали чарующие тени. Для пряжи было уже слишком темно, но спать совершенно не хотелось. За стеной начинался очередной вечерний пир. Послышалось звяканье посуды и привычные голоса.

Вот тихий, спокойный и уверенный бас отца. Вот визгливый и нетерпеливый крик дяди Анита. А вот этот голос ей незнаком. В нем звучал cильный дорийский акцент. Девушка прислушалась. Как она расслышала, незнакомца звали Акматид. Со странной для Пандоры навязчивостью он спрашивал отца про какой-то суд и какие-то таинственные письма. Отец смеялся и что-то долго рассказывал, часто вспоминая этого проклятого раба Алексиуса.

Пандора фыркнула от возмущения. Она вспомнила, что незадолго до начала пирушки Алексиус отпросился спать, сославшись на какое-то недомогание. Какое, интересно, у этого чурбана недомогание? Острый приступ хамства и наглости? Девушка легонько тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Нужно помолиться богине и очиститься. Прочтя короткое восхваление богам, Пандора взяла несколько припрятанных с обеда фиников и половину лепешки. Целый день ей хотелось чем-то умилостивить богиню, принести ей что-то, пусть незначительное, но от чистого сердца и, главное, без лишних глаз и ушей. Она устала от внимательных взглядов служанок. Вопросы, намеки, недомолвки… Порой так хотелось убежать от всего того. Пандора встала, накинула на плечи диплакс и выглянула во двор гинекея. Обычно здесь никого не было в это время, но она привыкла быть осторожной.

– Я выйду на свежий воздух! – донесся до Пандоры чей-то громкий голос.

Она замерла и прислушалась. Кажется, это говорил тот самый гость – Акматид. Хлопнула дверь обеденного зала. Пандора стояла неподвижно, вслушиваясь в приглушенные звуки пира. Интересно, куда этот Акматид отправился?

Раздался тихий скрип. У Пандоры перехватило дыхание. В вечернем сумраке было почти невозможно что-либо различить. Девушка не увидела, а скорее почувствовала, как медленно отворилась дверь, отделяющая гинекей от андрона, и темная тень беззвучно выскользнула во двор.

У Пандоры пересохло во рту. Она замерла, напряженно ловя каждый шорох. Может, почудилось? Нет. Снова какой-то звук. Теперь отчетливо слышно, как кто-то возится у двери, ведущей к слугам и на кухню.

Пандоре захотелось крикнуть, но тут она услышала тихое бормотание:

– Где же этот проклятый Алексиус? Кажется, туда…

Пандору окатило волной негодования и яростного восторга. Страх куда-то испарился. Алексиус! Так это его какие-то темные делишки? Вот он, шанс расквитаться за все! Подобрав диплакс и слегка пригнувшись, Пандора, предвкушая мщение, крадучись направилась вслед за ночным гостем.

В мерцающем свете лампады Леша торопливо раскладывал монеты в специально подготовленные мешочки. В каждый по двадцать монет. Старясь не звенеть. Тихо и методично.

«Так. Проверим. Пять, шесть, семь… Вот черт!» Неловкое движение – и один из мешочков свалился на пол и рассыпался серебряным звоном. Леша замер, напряженно вслушиваясь. Кажется, тихо. Или нет? Какой-то странный звук за дверью. Алексей напрягся. Его рука невольно коснулась рукояти тяжелого стального ножа, лежащего на тюфяке. Нет, это просто нервы. Спокойно. Не отвлекаться.

Снова шорох в коридоре. На этот раз точно не послышалось. Лешина спина покрылась холодными потом. Он накинул на разложенные деньги старый плащ, обернул нож коротким отрезком телячьей кожи и сунул его за пазуху. Затем осторожно подошел к двери.

Раздался тихий стук. Леша вздрогнул, все мышцы напряглись. Опять стук.

– Кто там?

– Алексиус?

– Да.

– Открой, это друг.

Каморка и не была заперта. Рабам засовы не положены, но ведь дверь можно подпереть… Леша убрал подпорку и осторожно отошел:

– Входи.

В дверь протиснулся крепко сложенный коротко стриженный незнакомец. Его цепкий холодный взгляд быстро обежал Лешину каморку. Он улыбнулся кончиками губ, и Алексея передернуло. От ночного гостя исходила какая-то тягучая угроза. Леша сделал шаг назад и уперся спиной в стену.

– Меня зовут Акматид.

– Добрый вечер.

Гость с интересом рассматривал наспех прикрытые плащом вещи.

– Куда-то собираешься?

Алексей молчал, пристально глядя на него.

Не дождавшись ответа, Акматид сказал:

– Не беспокойся. Я пришел как друг.

– У рабов нет друзей.

– Ошибаешься.

– Что тебе нужно?

Акматид скривился. Видимо, он рассчитывал на другой разговор.

– Некоторое время назад твой хозяин председательствовал в суде по делу об убийстве Полизала. Помнишь?

Леша с деланым удивлением поднял брови, но в груди что-то тревожно сжалось.

– Кажется, припоминаю…

– Отлично. Может, это освежит твою память, – Акматид снял с пояса кошелек и слегка позвенел им перед Лешей. – Здесь двадцать драхм.

– Что ты хочешь узнать?

– Там были странные письма. Где они?

– Где и должны быть все вещи с места преступления – в Пританее.

– Эти письма удалось прочесть? – спросил Акматид таким тоном, что стало ясно – ответ ему отлично известен.

Алексей медлил с ответом. Он лихорадочно пытался сообразить, поможет ли ему хоть чем-нибудь откровенность с Акматидом. Судьба Полизала достаточно красноречиво говорила, что вряд ли.