Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна

И, сказав эти дежурные фразы, направился к выходу, запахивая на ходу полы длинной шубы. Под его сапогами жалобно скрипели половицы, помнившие ещё царя Алексея Михайловича. Шапку князю, метнувшись куда-то, подавал Меньшиков, а провожал его государь лично. Удивляло, что Пётр, тот ещё самодур с другими, следовал за Ромодановским по пятам, словно примерный ученик за учителем, и обращался к тому с видимым почтением.

— Охренеть, — командир «Немезиды» был, мягко говоря, удивлён происходящим.

— Не так много у Петра Алексеича настолько верных, как этот князь, — негромко сказала ему сестра. — Но так или иначе, пересекаться с ним и правда не хочется. Дядя крутой. Иногда даже чересчур.

— М-да, жестокий век — жестокие сердца… — задумчиво сказал Стас.

Ему пришлось прервать фразу на середине: вернулся Пётр. Вид он имел при этом, словно ученик, выпавший из поля зрения строгого учителя. На его лице явно читалась смесь облегчения и какого-то мальчишеского веселья. Быстрым шагом проскочив «приёмную», Пётр Алексеич заговорщически подмигнул прибывшим.

— Пошли, — сказал он и весело добавил: — Кот из дома — мыши в пляс… Алексашка, караулы проверь! — крикнул он, не оглядываясь.

— Уж не по наши ли души Фёдор Юрьевич приходил? — как бы между прочим поинтересовался Евгений, когда шедший последним Артём плотно прикрыл за собой дверь.

— Нетрудно было догадаться, верно? — весело рассмеялся государь. — Пришёл ко мне с подозрениями, будто умышляете вы заговор составить. Я его просил, чтоб вас не трогал.

— Слышала, будто его это может и не остановить, — заметила Катя.

— Не остановит — тогда уже не просьба, а приказ будет, — отмахнулся Пётр, усаживаясь на своё любимое место за огромным письменным столом. — Словом, он вас не тронет, но и вы ему дорожку не перебегайте… Готово ли ваше предложение?

Вместо ответа Евгений молча подал толстую пачку исписанных и исчерченных листов. Одно только их количество уже впечатлило государя. А когда он, придвинув к себе канделябр на пять свечей, принялся изучать содержимое, гости из будущего поняли, что попали в точку. Пётр был очень хорошим, по меркам своего времени, инженером. Предложенные технические решения оценил по достоинству.

— Сие всё у вас, там, в наличии? — спросил он удивлённо.

— Было, лет двести назад, — последовал ответ Стаса. — Но по сравнению с тем, что есть у вас…

— Вижу. О пушках вам будет с кем поговорить, я его уже вызвал, скоро в Москву приедет. А ружьё изрядное. Ежели исполнят наши мастера по сему чертежу, то и врагов вскоре удивим… Что за Никита Демидов сын Антуфьев здесь упоминается?

— Тульский оружейник, — негромко сказала Катя. — Он тот, кто сможет всё это сделать.

— Сперва погляжу сам, что за мастер, а уж после решу, давать ему денег или нет, — сказал Пётр, продолжая перебирать и перечитывать техническую документацию. — Может, ещё кто толковый сыщется, быстрее дело пойдёт… Отчего иных предложений не вижу? Всё сие, — он встряхнул пачкой бумаг, — весьма полезно будет. Однако нисколько не похоже на то оружие, что у вас при себе имеется.

— Извини, произвести это сейчас не сможет никто, — развёл руками Евгений. — Слишком далеко ушли технологии и энергетика. У нас там всё на электричестве, а у вас дай Бог, чтобы паровые и водяные механизмы лет через десять запустили. Может, тогда и подумаем, как сделать что-то на унитарном патроне, ведь именно в нём весь секрет. Ну, и…

— Что ещё?

— Шпионаж. Пусть Катька скажет, она над этой проблемой думала.

Ощутив на себе пронизывающий взгляд Петра, упомянутая с трудом удержалась, чтобы не поёжиться. Но, как говорят в народе, назвался груздём — полезай в кузов.

5

О том, что в государевых приказах по бумажной части творится чёрт знает что, Пётр и сам знал. Но когда ровный, спокойный голос девицы сообщил, что многие плоды трудов его до потомков не дошли, притом из-за сплошного разгильдяйства и воровства, едва сдержал в себе вспыхнувшую ярость… Драгоценнейших карт с начертанием и описаниями дальних земель российских, составленных нарочно отряженными экспедициями по его указанию, хватились лишь через полвека и не сыскали. Богатейший архив подлинных документов свалили в ящики и свезли в Париж к какому-то учёному француженину, чтоб гишторию его царствования писал. Так они там и остались, и где находились три сотни лет спустя, Бог весть. Зато почти через сто лет от сего дня в Европе состряпали гнусную подделку, кою затем из века в век вытаскивали из чулана и трясли, яко его достоверным завещанием.

— Я больше скажу, — продолжала девица. — У меня сейчас в кармане пять рублей серебром, половина того, что имею. Спорю на всю сумму, что завтра к вечеру принесу тебе какой-нибудь секретный документ из Посольского приказа. Уж за пять полновесных рублей мне что-то интересное да продадут. Как ты думаешь, иностранцы об этом способе добычи сведений не знают?.. Вот я о чём. У тебя в руках такое, что может заново перекроить всю карту Европы. Ты сейчас пустишь чертежи в работу, без присмотра. А какой-нибудь придурок подьячий за пятёрку и бутылку завтра всю эту пачку бумаг продаст… Ровно через год, самое большее через полтора — спорю на вторые пять рублей — тебе эти же самые ружья в готовом виде англичане привезут на продажу, втридорога. Ещё и запатентуют так хитро, что нигде, кроме как у них на острове, их нельзя будет произвести.

— Выдача патентов на изобретения[6] — дело доброе, — согласился Пётр Алексеич, не слишком-то довольный тем, что услышал. — Стоит ввести сие и у нас, чтоб не мы Европам, а они нам деньги платили. А шпионство… Следует создать особый архив, чтоб бумаги такой важности в крепких шкапах да за караулами обретались, и лишь по моему личному письму их оттуда доставали.

— Тогда останется только одна проблема — пожары.

— От огня никто не уберегается, — сказал государь. — Все горят. И Лондон горел дотла[7].

— Пожаров и у нас хватает, где открытым огнём никто не освещается и не отапливается. Потому что электричество электричеством, а дураков везде хватает. Но всё же такого ужаса, как здесь, нет… Год одна тысяча семьсот первый от Рождества Христова, 19 июля, — девица на пару секунд прикрыла глаза, словно читала по памяти. — Кремль выгорел дотла. Вот эти самые палаты — тоже. Их восстановили только в двадцатом веке. Через год, в тысяча семьсот втором, сгорел Посольский приказ. Ещё через десять — сильнейший пожар в городе, в огне погибло больше двух с половиной тысяч жителей Москвы[8]. О более поздних пожарах упоминать не буду. Стабильно горели всей столицей каждые несколько лет. И если честно, я не знаю, что с этим делать. Как при этом сохранить архивы?

— Подумаем, — Пётр набил трубку и прикурил от оплывшей свечи. — Если что дельное сами сообразите, опишите на бумаге и несите мне. Будем думать вместе. А я велю немедля деревянные строения внутри Кремля все снести и на дрова пустить. На их месте в камне отстроимся. Завтра же объявлю, чтоб проекты готовили, и сам займусь.

— У нас для обработки дерева применяют огнезащитные составы и краски для замедления горения, — подал голос молчавший до того Артём. — Совсем пожар не предотвратит, но балки и стропила после этого горят неохотно.

— С тебя рецептура и испытания, — сходу воодушевился Пётр. — Дорого встанет?

— Натриевая щёлочь, чистый песок, белая глина. Кроме каолина всё должно быть дёшево, его ближайшее более-менее крупное месторождение в …Малороссии. Можно и обычную глину использовать, но будет не так красиво. Щёлочь получают из соды и негашеной извести. Если по-простому, то песок в концентрированном растворе надо кипятить, получится силикат натрия, то есть жидкое стекло. В нём разводят глину, мелкий песок, а потом покрывают стропила. Сам не делал, покупал готовые смеси, хотя основу состава знаю.

— Я же спрашивал у всех — кто что знает, пусть описывает, — фыркнул командир. — А ты сидишь, блин, и молчишь, как воды в рот набрал. Ты хоть понимаешь, сколько жизней можешь спасти этой своей огнеупорной смесью?