Вперед, Команданте (СИ) - Савин Владислав

– Арбенс сам из благородных. Он не доверяет простым людям. Но слишком верит букве закона. И пытается убедить гринго, что он патриот Гватемалы, но не коммунист.

– У американцев, «коммунист» это страшное обвинение. Но отчего Эйзенхауэр не смеет Сталину угрожать? А четыре года назад в Китае целый корпус гринго сдался советским в плен. И в Шанхае тридцать тысяч гринго были сожжены русской Бомбой – и что в Вашингтоне, утерлись и промолчали!

– Коммунисты не признают ни бога, ни собственности. Если ты веришь в Христа – тебя сошлют в Сибирь убирать снег. И даже штаны у тебя отберут – выдадут казенные. А еще, я слышал, у них все женщины – общие.

– Ты это у господина Фаньера прочел? Который про «вирус коммунизма» придумал – вот чихнет на тебя коммунист, и ты уже за Сталина. Ты в эту чушь веришь? Где это видано – чтобы вера как бациллы распространялась?

– Фаньер конечно врет как барон Мюнхаузен. Но ведь факт, что коммунисты против Бога и собственности!

– Ага, ну а отчего сам Папа у Сталина в друзьях? И я по пути сюда в Каракасе видел журнал, из Испании – а там на обложке Лючия Смоленцева в собственном автомобиле, и выглядит не хуже, чем дочка какого-нибудь Рокфеллера в журналах гринго.

Дон Педро, Эрнесто, все шестеро «гвардейцев», а также кто-то еще из миссии остановились в пансионате «Сервантес». Место было не самым респектабельным – но наиболее оживленным, поскольку большинство постояльцев были приехавшие в Гватемалу молодые энтузиасты, «желающие помочь революции». Пока что вся их деятельность выражалась в ожесточенных спорах между собой, и самой частой темой была «вот если бы я был Президентом этой страны, то сделал бы..». Власти же Гватемалы привлечь этих добровольцев к благому делу вовсе не спешили – в первые же дни здесь Эрнесто был свидетелем, как некий Луис Гальего из Лимы, также приехавший сюда по своему желанию и за свой счет, писал прошение направить его хоть в самый отдаленный район страны, в джунгли Петена, чтобы работать врачом в индейских деревнях – а ему отвечали требованием, сначала подтвердить свой диплом медика и представить рекомендации (прим. авт. – в нашей истории, это было там с самим Че Геварой). К миссии Римской Церкви отношение местных чиновников было более благожелательным – хотя и здесь, какой-то дон Салас из министерства первоначально настаивал, чтобы все медикаменты и прочее имущество было передано гватемальской медицине, ну а вам благодарность за богоугодное дело. Но отец Франциско (номинальный глава миссии) встал насмерть – мы сами будем оказывать страждущим всю требуемую помощь.

Больше недели однако ушло на бюрократические формальности. Впрочем, это время также было потрачено с пользой – на осмотр медицинских учреждений столицы, и знакомство с прочими достопримечательностями Сан-Хосе. Хотя для Эрнесто это было немного затруднительно из-за его астмы – столица Гватемалы лежит на высокогорье, в 1800 метрах над уровнем моря. В долине у вулкана – что говорил Дон Педро про Коста-Рику, «раз в пятьдесят, сто лет извергается – и только бы успеть убежать». А еще тут, как рассказывают, бывают и землетрясения – наверное оттого здесь высокие дома лишь в центральных кварталах, а большая часть столицы, это одноэтажные домики, часто окруженные садами. Здесь было очень много зелени – настоящий город-сад. И птицы поют в кронах деревьев – сам символ Гватемалы, это птица кетцаль, говорят что у нее хвост и оперение радужных цветов. Но увидеть ее Эрнесто не сумел даже в местном зоологическом саду.

– Она не живет в неволе! – сказала Ильда – а запертая в клетку, погибает.

Ильда Гадеа из Перу, с которой у Эрнесто оказались общие знакомые, еще по тому путешествию на мотоциклах. И она читала его изданный «Дневник», любила искусство, и считала себя искренней сторонницей учения Карла Маркса. Вынужденная уехать из Лимы, как противница диктатуры генерала Одриа, здесь она работала в Государственном институте развития экономики. Была на три года старше Эрнесто – и чем-то напоминала ему его мать.

– Это кецаль поет?

– Нет, тесонтле, «птица четырехсот голосов». Вон там он сидит – видишь?

– Совсем не красавец. На воробья похож.

– Как и в жизни – самая красивая птица, это павлин, а голос у него… Как часто бывает, что почет вовсе не тому, кто заслужил по праву!

Эрнесто давно не был невинным мальчиком – в двадцать шесть лет! Молодой богатый дон, из аристократической семьи, владеющей преуспевающей плантацией, спортсмен, обладатель высокопрестижной в Латинской Америке профессии врача, совершивший романтическое путешествие на мотоцикле и написавший о том книгу, известную даже в Европе – в Буэнос-Айресе считался если не самым завидным из женихов, то уж точно, в первой десятке. И конечно, у него уже были женщины, и с родной плантации Матавердес, и среди студенток университета, и даже кое-кто из дочерей благородных соседей… как звали ту, которой он даже хотел посвятить свое путешествие на мотоцикле? А она сама все испортила, на его вопрос, что тебе привезти из поездки, ответила – нейлоновые чулки от гринго, «и не дешевку, а самые лучшие и дорогие, за пятнадцать долларов» – слова, достойные лавочницы, а не возлюбленной благородного дона, идущего на подвиг. Хотя назвать тот вояж особым геройством было нельзя – но могла бы что-то более возвышенное придумать. Ну и сам Эрнесто, имея пример матери, искал такую как она – не ролью, но характером, умом, интересами. Примерно такую, как Лючия Смоленцева – а не домохозяйка Люси из голливудского сериала. А Ильда Гадеа – могла бы даже его наставницей в марксизме стать. Если бы он до того не встретил Дона Педро.

Который отнесся к увлечению своего подопечного… странно? Сказав:

– Она марксистка, но не революционер. Хочешь с ней переспать, ради бога. Но запомни: твоей женой после Гватемалы она не будет. Из этого и исходи.

Тогда Эрнесто потребовал объяснений. Увидев, что Дон Педро все время ведет его по жизни – иногда незаметно и мягко, но всегда неумолимо. И при этом всегда оказывается прав – по крайней мере, Эрнесто не мог вспомнить ни одного случая, когда он после бы сожалел о своем послушании. Но это уже чересчур – может быть, у вас для меня уже и будущая жена где-то есть, о которой я и не знаю?

– Нет. Говорят, что подлинные браки заключаются на небесах – но я не господь бог, чтобы указать тебе на твою потерянную половинку. Хотя мне ведомо кое-что, от других скрытое. И сейчас я имел виду всего лишь – что Ильда не твоя половинка, я это знаю точно. Отчего – прости, но сейчас не отвечу.

И добавил, усмехнувшись:

– Ты узнаешь о том через год или два. Когда завершится твой университет, и ты пойдешь дальше, уже без меня.

Что значит, без вас, дон Педро? Вы рядом со мной, почти уже десять лет. И я вас считаю… больше своим отцом, чем старшего дона Эрнесто. Да и я не слепой, чтобы не видеть, что происходит между вами и моей мамой – если вы исчезнете так же, как появились тогда, она будет очень в большом горе.

– У меня тоже есть свой долг, мой мальчик. И свой путь. Но будь спокоен – я не оставлю тебя до тех пор, пока ты не научишься идти дальше сам. Пока же, будь готов, завтра мы выезжаем из Сан-Хосе. Министерство наконец соизволило дать «добро», подписав все бумаги!

Главарем революционного общества, собравшегося в «Севантесе», был Фидель Кастро, адвокат из Гаваны – тот самый, что был во главе мятежа 26 июля 1953 года, вместе со своим братом Раулем; здесь были и еще с десяток человек, участвовавших в том деле. Поначалу они все смотрели на команду «святош» с явной прохладой – но очень скоро отношение их вожака, а затем и прочих, сменилось на явный интерес и дружелюбие. Когда же Эрнесто спросил о том у Дона Педро, то услышал ответ:

– Я всего лишь передал им привет от нашей общей знакомой. Хорошие люди должны помогать друг другу, а не ссориться из-за мелких разногласий.

Эрнесто обнаружил, что у него и Фиделя много похожего – и в биографии, и в интересах. Кастро, старше Гевары всего на два года, тоже был сыном плантатора (только сахар, а не чай матэ), тоже увлекался спортом, закончил Гаванский университет (получив диплом доктора права). Прочел «Путешествие на мотоцикле», оценил его достаточно хорошо – но, в отличие от Эрнесто, был ярым революционером. И это выражалось не только в том, что пока молодой Гевара проходил «университет» у Дона Педро – за плечами Фиделя и Рауля была уже попытка свергнуть правящий несправедливый режим. Фидель Кастро с охотой дал интервью, «как было дело у казарм Монкада», и «мы проиграли сражение, но не войну». Война за свободу еще не закончена, амиго!