— Хорошие мечи у вас делают, — произнёс Эйрих.
— Как это понимать?! — воскликнул Лигариан, магистр оффиций.
— Измена, — ответил Эйрих. — Когда здесь появились убийцы, не было ни единого палатинского ауксилария. Очень удачно, не находишь?
— Да, но... — начал Лигариан.
— Но это меньшая из наших проблем, — перебил его консул. — Смотрите!
Эйрих развернулся и посмотрел в указываемом направлении.
Консул указывал на арену, где происходило нечто непонятное и тревожное.
Люди высыпали на песок и начали массовую драку, кто-то уже применял ножи и кинжалы, а кто-то удачно взял с собой дубинки и камни.
Бедолагу, которого Альвомир уронил с балкона ложи, уже раздавили, а кто-то в толпе уже размахивал его кинжалом.
— Что же делать? Толпа вновь хочет крови! Что же нам делать? — начал верещать Лигариан.
Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно бегали — ему очень страшно, а это значит, что либо он знает о происходящем гораздо больше, чем Эйрих, либо он обычный трус.
— Вновь хочет крови? — переспросил он.
— Да, — ответил за магистра Флавий Антемий. — Вслед за восстанием в Антиохии, где-то двадцать лет назад, восстали и Константинополь, и Александрия, и Фессалоники. Пролетарии были недовольны новыми налогами, но сейчас... Давай поговорим об этом в другой раз, а сейчас придумаем, как нам выпутаться из этой беды.
В такой ситуации с пленными возиться никак нельзя. Эйрих подошёл к смуглому в халате, всё так же лежащему на полу ложи, после чего резко погрузил меч в его грудь.
— Идите за мной, — произнёс он, а затем указал на покойного Флавия Аркадия. — Альвомир, возьми тело императора.
Гигант уронил щит и положил труп себе на левое плечо. Его не смущало то, что из покойника на его плечо потекла тёмная кровь.
Эйрих перехватил меч поудобнее и направился на выход.
Народные мятежи — он только читал о таком у принцепса Октавиана Августа. Умозрительно он мог представить себе, когда десятки тысяч людей вдруг перестают жить своей обычной жизнью и идут свергать императора, но сейчас ощущения от осознания невольного участия в чём-то подобном мерцали новыми красками.
И это очень плохо для его планов. Если город погрузится в хаос, то начнётся разбой, грабёж, насилие, а также прекращение производства доспехов с оружием. С последним мириться было нельзя.
— Я остановлю этот произвол, — с уверенностью произнёс Эйрих, спускаясь по каменной лестнице к выходным вратам.
А у ворот было семь человек, из обычных жителей Константинополя, вооружённые ножами и дубинками. Некоторые из них в варварских туниках, а кто-то одет совсем бедно.
— Взять их, они за «белых»! — воскликнул какой-то гладко выбритый грек с хрипловатым голосом.
Эйрих зарубил двоих, а Альвомир нанизал на спату лишь одного, когда остальные бросились в бегство. Тем и отличаются мирные жители от воинов — коленки начинают трястись слишком быстро.
Вытерев кровь о серую тунику последней жертвы, смотрящей в потолок неверящим и испуганным взглядом карих глаз, он, под удаляющийся топот, приоткрыл ворота и оценил обстановку снаружи.
Судя по всему, мятеж сейчас ограничен Ипподромом, поэтому есть шанс вовремя добраться до казарм и собрать войско, чтобы удержать мятежников внутри.
— Нужно спешить, — произнёс Эйрих и побежал в направлении казарм.
Расстояние неблизкое, потому что тут одно здание Ипподрома устанешь оббегать, но делать нечего, ведь что счёт идёт на минуты.
Когда Эйрих выбежал на Месу и добрался до Милиария, (1) стало ясно, что они уже опоздали с реакцией — толпа повалила из главных ворот Ипподрома, именуемых «Чёрными воротами», а это значило, что беспорядки скоро распространятся по всему городу.
Преодолев врата на территорию Большого дворца и добежав до палатинских казарм, что располагались за пустырём, где римляне собирались что-то строить, Эйрих наткнулся на праздно шатающихся дружинников, не вооружённых и даже не одетых в казённые кольчуги.
— К оружию! — выкрикнул Эйрих. — Нимана и Хумула ко мне! Альвомир, отнеси тело в казарму!
На шум вышла Эрелиева.
— Что происходит? — спросила она.
— Помоги Альвомиру, все вопросы потом, — ответил ей Эйрих. — Остальные — живее вооружайтесь!
— Мне нужно раздать указания схолариям, — вмешался Флавий Антемий.
— Только под сопровождением моих воинов, — ответил на это Эйрих. — Будет глупо, если тебя забьют камнями и дубинками по пути к казармам схолариев.
Началось нездоровое оживление и из казарм посыпали остготские воины, поправляющие экипировку.
Когда все дружинники выстроились в неровный строй перед казармой, к Эйриху подошли Ниман и Хумул.
— Что случилось? Чего кровью измазался? — заинтересованно спросил Хумул.
— В городе беспорядки, простолюдины учинили мятеж, — ответил Эйрих. — Это плохо для наших дел тут, поэтому нам придётся расколоть пару сотен голов, пока всё не наладится.
— Будем убивать мятежников? — оживился бывший охотник.
— Да, — кивнул Эйрих.
Его ответ взбудоражил воинов, начавших тихо и возбуждённо переговариваться.
— Грабёж запрещён, — произнёс Эйрих. — Найду у кого-нибудь лишнее серебро или чужие украшения — накажу.
Остготские воины резко погрустнели.
— О чём ты говоришь с ними? — поинтересовался консул Флавий Антемий.
— Я запретил им грабёж, — ответил Эйрих. — Но должен дать им что-то взамен.
— Каждый твой воин, участвовавший в подавлении мятежа, получит по десять солидов, — расщедрился консул.
— Консул Флавий Антемий только что обещал, что каждый из вас, кто будет участвовать в подавлении мятежа, получит по десять солидов, — перевёл Эйрих на готский язык.
— О-о-о! — обрадовался Хумул.
— А это сколько серебром? — спросил Альдагер, один из молодых воинов, рыжеволосый и безбородый.
Многие из них в глаза не видели золотых монет, потому что у готов в ходу серебро и то по весу, а не монетами, поэтому обычные жители знают только, что золото — это баснословно дорого.
— Двести сорок силикв, — ответил Эйрих. — Будто бы ты за один день отработал у меня полные двести сорок дней.
— Ого... — протянул Альдагер.
— Это намного больше, чем вы могли бы награбить в городе, если бы я вам позволил, — усмехнулся Эйрих.
— По делу, — кивнул Ниман Наус. — Быть добрым, оказывается, выгодно!
«Быть добрым» — это у него означает отправиться на улицы Константинополя и азартно вырезать его буйствующих жителей.
— Ждите здесь, — сказал Эйрих и пошёл экипироваться.
Он надел свои доспехи, кольчугу с пластинчатым нагрудником, водрузил на голову римский шлем, вооружился своим топором и взял в левую руку свой щит, красный с позолоченной хризмой.
Хризма — это верный признак того, что щит римский, ведь варвары предпочитают рисовать на щитах что угодно, начиная от зверей, заканчивая отрубленными головами людей, но христианских символов он у них никогда не видел. Вандалы, хоть и ариане официально, носили на щитах знак рода асдингов, а готы предпочитают орнамент и изображение Хродвитнира. (2)
Теперь, когда у готов появится много римских щитов, следует ожидать некоторого изменения сюжетов нащитной живописи.
Верный лук занял своё место за спиной, как и два колчана с отборными стрелами. Пусть не нужна особая точность, ведь враг будет ходить большими и плотными толпами, но заведомо плохих стрел у Эйриха нет, поэтому придётся тратить хорошие.
Обозники и двадцать воинов остаются на охрану, как услышал Эйрих, Ниман уже распорядился.
— Выдвигаемся! — приказал Эйрих, выйдя из казармы. — В плотный строй, щиты наизготовку!
Альвомир, покрытый своей несокрушимой бронёй, буквально выбежал из казармы, с готовностью взмахнув своей здоровенной секирой. Вслед за ним выскользнула Эрелиева, на ходу подтягивающая ремешок шлема.
— Щит забыла! — крикнул ей Эйрих. — Бегом за ним!
Будут камни, много камней, поэтому лучше быть готовыми быстро выставить стену щитов.
