Красный вервольф (СИ) - Дамиров Рафаэль

Ну и еще всякие люди слонялись туда-сюда. Сходу и не определишь, кто из них тот самый человек, который приволок сюда посылку. Поезда не ходили, так селяне перрон использовали как филиал базарной площади. Вроде никто в сторонке с независимым видом не стоял, все как будто свои.

Лоханка-кюбельваген фыркнул и остановился на углу здания вокзала. Из дверцы выбрался рослый детина, такой здоровенный, что, казалось, эта не самая маленькая машинка ему должна в плечах жать. Настоящий великан, с*ка. Потом вылез второй. На фоне первого — настоящий карлик. Хотя вряд ли сильно ниже меня. Эти двое подошли к машине со стороны водителя и принялись шушукаться через окно. Трое.

Все в серой форме, в самом высоком звании — здоровый. Целый оберштурмфюрер. А вот водила, похоже, вообще в гражданском. И чуть ли не русский, морда у него какая-то неарийская. Хотя может мне просто через стекло кажется, что слишком уж картофельный нос у этого типа, и ряшка круглая, а не вытянутая лошадиная, как у его камрадов.

Они пошушукались, потом мелкий решительно направился на перрон. Двое из стариков-разбойников торопливо дернули в противоположную сторону. Оставшиеся шестеро расселись подальше друг от друга, один даже достал кисет и принялся трясущимися пальцами скручивать козью ножку.

Фриц с деловитым видом прошелся по перрону взад-вперед. Ущипнул за задницу зазевавшуюся девку, пошевелил брезгливо пальцами пучки ароматных трав на прилавке у одной бабульки.

Подошел к дедку с козьей ножкой, что-то спросил. Тот посмотрел на него округлившимися от ужаса глазами. Тогда фриц достал портсигар, извлек сигарету, сунул в зубы и пальцами изобразил, что, мол, прикурить дай, дед!

Дед затрясся и полез в холщовую котомку. Долго там рылся, потом достал коробок спичек. Пальцы слушались его плохо, первая сломалась, второй он бесполезно чиркал о коробок раз десять. Тогда фриц заржал, похлопал его по плечу самым что ни на есть дружеским жестом, отобрал у него спички и прикурил сам. Вернул коробок. Потом подмигнул и протянул открытый портсигар. Дед сначала вроде как потянул грабки, но потом резко отдернул и помотал головой. Показал свою корявую «козью ножку». Мол, только самосад курю, ваши эти соски с фильтром мне ни к чему.

Фриц курил, щурился на вечернее солнышко и выглядел совершенно расслабленно. Как будто такой и был план — прикатить с двумя друзьями в Заовражино и с философским видом покурить на недействующем перроне. Завел разговор с сидящей на приступочке теткой. Ничем не примечательная такая тетенька, лет пятьдесят, в корме уже тяжеловата, как и большинство селянок ее возраста, в пальцах спицы мелькают, что-то вяжет. Перед ней — ящик, на ящике — носочки шерстяные. На фрица не смотрит. Губы шевелятся, но может это она петли считает. Ничего необычного. Вроде как.

Опа… А ведь похоже, это она и есть тот самый курьер!

Фриц наклонился, будто стереть со своих начищенных сапог пятнышко грязи. Хоп! Рука его почти незаметно скользнула за ящик, потом он как-то развернулся, что видно мне было только его спину.

И вот он уже поправляет китель, пуговицу верхнюю застегивает. И слегка сутулится, маскируя что-то выпирающее на груди.

Потоптался еще.

Махнул деду, который нервно дымил своей самокруткой. Бледный, как та поганка.

И, насвистывая, направился обратно к машине.

Есть!

Дальше можно уже не ждать! Я быстро нырнул из кустов у водонапорки под надежное укрытие густого подлеска и рванул со всей возможной скоростью прямо напрямки. В Псков отсюда они могут поехать только одной дорогой, и пока они будут по ней петлять, я успею добежать до нашей оговоренной точки «Х».

Я мчался через лес, как лось в период гона. Сшибал по пути кустики и тонкие деревца, прикрываясь рукой от веток, что норовили выцарапать глаза. Пригибался под колючим лапником и перепрыгивал через поваленные гнилушки.

В голове крутилась противная назойливая мыслишка: «Только бы не споткнуться и ногу не подвернуть! А то не успею». Времени впритык. Машинёшка не быстрая, но идет по дороге, а я через чащу ломлюсь. Ноги в траве вязнут. Эх! Уже пожалел, что заранее не прорубил подходящую тропу, но времени на подготовку операции особо не было.

Минут через десять выскочил к условленному месту. Фу-ух! Успел вроде. За поворотом машины еще не слышно. В этом месте дорога делает петлю, огибая овраг, и этот отрезок грунтовки до самого последнего момента не видно. До Пскова километров десять по проселку.

Огляделся, наших нет. Твою ж мать, где они?

— Эй! — крикнул я.

— Не ори Санька, — прошипел на меня откуда-то появившийся лесник. — Не буди лихо, пока оно тихо.

— Я думал, вы смылись, — с облегчение выдохнул я.

— Да мы тут в кустиках притаились, — хохотнул цыган. — Решили проверить, сможешь нас найти или нет.

— Оставить прятки, — приказным тоном сказал я. — Теперь все по-настоящему будет. Так, а у тебя почему руки до сих пор не связаны?

Я гневно зыркнул на Рубина.

— Дык, щас я его спеленаю, — к нему подошел Кузьма с куском пеньковой веревки. — Давай сюды грабли, Одиссей.

— Не Одиссей я, а Евдоксий, — буркнул Рубин. — Дед, неужели трудно запомнить?

— А ты до моих годков доживи, — проворчал лесник, наматывая на запястья парня веревку. — Посмотрю, как помнить все будешь.

— Ой, больно! Кожу прищемил, старый хрыч! Больно, говорю!

— Воешь, как баба, — ворчал старик. — А еще Одиссеем кличешься. Терпи солдат…

— Ты там не переборщи, — вмешался я. — Туго не затягивай, надо чтобы освободиться смог в нужный момент.

— Так ежели не туго будет, фрицы мигом прочухают, и руки ему заново перевяжут. Уже капитально. А я вот хвостик оставил. Вот, за него он зубами потянет и узлы тугие распадутся. Петли растянет и обмотку скинет.

— Хитро, — я одобрительно закивал. — Так, приготовились. Слышите? Машина гудит!

Я нырнул в кусты и уже вещал из укрытия:

— Все. Играем по плану. Садитесь к ним в машину и режете двоих ближних фрицев. Я выскакиваю и ликвидирую третьего. Только все одновременно надо делать, пока они за оружие не схватились. Я посмотрел Рубину в глаза. Тот стиснул зубы и думал о чем-то своем.

— Ты точно сможешь человека убить?

— Они не люди, — процедил цыган. — Смогу… И не одного.

— Ну, ты не хорохорься. Убивать приходилось раньше?

— Нет.

— Надеюсь, не подведешь. Твоя задача ликвидировать одного, который будет ближе к тебе. Бей в область сердца или в шею. Или куда попадешь, ближе к центру корпуса, чтобы органы повредить. Ударил раз, бей еще и еще, пока на сдохнет. Человек — скотина живучая, бывает, что с одного удара ножом не захочет умирать. По сторонам не глазей. Сосредоточься только на одном, будто в целом мире кроме вас двоих больше нет никого. Остальных мы на себя возьмем.

— Да понял я, дядь Саш. Ты мне это уже тыщу раз повторял. Не боись, прорвемся, — парень тряхнул угольной шевелюрой. — Боевая готовность номер р-раз!

Я улыбнулся. Рубин уже разговаривал моими фразами. Хороший он парень. Посмотрим, как себя в бою покажет. Это первая операция моей диверсионной группы, и руки мои непривычно подрагивали.

Не за себя боялся. Уже терял друзей на войне. До сих пор ночью приходят, сядут рядом и молчат. А я вот все думаю, что они предъявить мне хотят, что не уберег их дядя Саша.

Хотя психолог на реабилитации эту хрень, которая со мной во сне творится, какими-то умными словами назвала. Забыл термин. В общем, это когда ты сделать ничего не мог, а потом поедом себя грызешь, и винишь в беде приключившейся. Да и командование мое не усмотрело в моих действиях нарушений. Даже медальку повесили мне на грудь, как единственному выжившему в той операции. А мне не легче. От медальки и от психолога друзья-товарищи не перестали по ночам приходить. Хотя, нет… Как сюда попал, перестали. Точно! Может не зря я здесь очутился. Может, старушка судьба дала мне шанс все исправить?

Я сидел и наблюдал из-за кустов. Лесник, вооруженный старой двустволкой, вышел на дорогу и не спеша побрел в сторону Пскова. Впереди него семенил Рубин со связанными руками. Голова безвольно опущена на грудь, босые ноги цепляют землю. Бредет, как на расстрел. Артист, однако.