Милан. Том 2 (СИ) - "Arladaar"

Но одна дверь поражает своей новизной и белизной. Она как луч маяка во мраке ночи. Милохин осторожно подходит и открывает её. Внутри обстановка как в только что построенной советской больнице: новые кровати с блестящими никелированными спинками, белое постельное бельё, чистые помытые стёкла на белоснежных окнах, через которые видно смутно знакомый пейзаж какого-то промышленного города. Прямо у окна стоит девушка, и она ему до боли знакома. Но именно сейчас он никак не может вспомнить, кто она такая. Где он? Что происходит? Кто эта девушка и почему она находится в этой жуткой больнице?

На тумбочке у двери лежит больничный диагноз Людмилы Александровны Хмельницкой, написанный хорошо знакомым почерком. Но… Кажется, это его почерк? Неужели это писал он, врач-невролог Милохин Евгений Владимирович? Похоже, девушка ждёт именно эту информацию. Он врач и должен сказать ей, чем она болеет и почему находится в этой ужасной больнице. Милохин взял с тумбочки диагноз и как будто сквозь воду мутную вгляделся в то, что на нём написано. А потом начал говорить. Голос его при этом звучал нечётко, так, словно во рту катался крупный грецкий орех.

— У тебя… Люда… — Милохин заглянул в диагноз, написанный неразборчивым почерком, похожим на арабскую вязь. — Совершенно нет никаких вегетативных признаков сегодняшнего падения. Хотя в диагнозе от скорой помощи написано, что ты перенесла падение головой на лёд, помутнение и потерю сознания, онемение конечностей. Налицо сотрясение мозга средней степени. Однако уже в стационаре диагноз не подтвердился. Анализы, проведённые, пока ты была без сознания, показали, что ты абсолютно здорова. Поэтому, собственно говоря, ты и находишься не в палате интенсивной терапии. Ну что ж… Это замечательно. При утреннем обходе я ещё раз проверю твоё самочувствие, и если динамика будет такой же положительной, то завтра же и выпишем. Меня, кстати, звать Евгений Иванович Милохин.

— Очень приятно. Арина, — кивнула головой девочка. — То есть Люся. Со мной всё хорошо!

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Милохин. — Ты таблетки, которые я прописал тебе, выпила?

— Да!

Девушка подозрительно сунула руку в карман, как будто нащупывая что-то, что хочет скрыть, а Милохин вдруг почувствовал, что его затягивает словно в какую-то бурную вращающуюся воронку, в которой крутятся звёзды, галактики и весь бесконечный космос.

«Арина, её звать Арина. АРИНА! Или Люся?» — подумал он, пока летел чёрт знает куда, в сторону чего-то заранее ужасного, к чему лететь вовсе не хотелось… Нет! Её звать А-Р-И-Н-А! Первый раз она ответила правильно! И это ключ ко всему, чёрт побери!

…— Нет!!! — крикнул Милохин, просыпаясь в мокрой постели.

Что за чертовщина? Когда ему в последний раз снились кошмары и с чем это было связано? Милохин пощупал лоб — горячий. Горячий, чёрт возьми! Значит, чувства его не обманули, вчера весь день болело горло и голова. Он сразу подумал, что, похоже, подхватил ОРВИ. Профилактика — горячий чай с лимоном и полстакана коньяка не помогли. Придётся лечиться медикаментозно.

А о чём, собственно говоря, был кошмарный сон? Этого сейчас уверенно он не смог бы сказать. Обрывки сновидения таяли как снег под дождём. Кажется была старая больница, и девушка в ней. Он пришёл из ужасного подвала, где был больничный морг и хотел узнать её имя, и кажется он это имя узнал. Вот только каким оно было? Он почему-то подумал, что тот момент очень важен. Кажется, она сказала, Марина. Или Люсинда?

Господи, да от этих Люсь и Арин уже скоро голова поедет! Милохин встал с кровати, не обращая внимания на вопрос сонной жены, спавшей с внучкой в другой комнате, протопал на кухню, выпил стакан минералки, потом приготовил напиток для лечения простуды, бросив в стакан тёплой воды шипучую капсулу. Запил этим напитком пару обезболивающих жаропонижающих таблеток, пошёл обратно в спальню и снова завалился спать. На работу, похоже, в ближайшую неделю можно не ходить…

…Люда, наоборот, спала хорошо и без всяких кошмаров. Она человек трудолюбивый и постоянно занята тренировками! А тренировки с каждым днём становились всё более интенсивными, и предела им пока не было видно!

— Милая, а ты показательный номер ещё не тренировала? — спросила мама во время завтрака.

— Нет… — неопределённо сказала Люда, подцепив ложкой манную кашу и наблюдая, как она ниточкой тянется вниз.

— Аря, я тебе сколько раз говорила, не балуйся с едой! — наставляющим тоном сказала мама. — И это что за односложные ответы?

— Мы ещё только произвольную программу будем тренировать! — угрюмо пробурчала Людмила. — А что?

— А то, что я могла бы помочь тебе выбрать музыку и образ! — заявила Анна Александровна. — Скреативить, так сказать. Поставить что-нибудь из современной хореографии, с переодеваниями, например, или что-нибудь провокационное.

— Но зачем провокационное? — поинтересовалась Люда. — Что это даёт?

— Это даёт то, что о тебе будут все говорить и писать! — Анна Александровна улыбнулась недогадливости дочери. — Ты человек медийный, и тебе нужно постоянно оставаться на гребне волны. Если ты не будешь заниматься этим, не пройдёт и пары месяцев, как о тебе все забудут и найдут того, кто с большей охотой будет давать поводы заявлять о себе. Милая… Это ведь твои деньги. А так как ты фигуристка, то, естественно, сама собой напрашивается мысль, что тебя должны запомнить по образу, который ты воплощаешь на льду. Если в соревновательных прокатах мы понадеемся на профессионализм твоих тренеров, то уж в показательном-то номере ты можешь воплотить своё чёрное альтер-эго, не так ли?

Анна Александровна отхлебнула капуччино из тончайшей китайской чашечки с драконом, и посмотрела на Людмилу в ожидании ответа. Вот что сказать маме на данные слова? С одной стороны, она вроде как права, но с другой стороны, следовать её советам — это выпячивать на свет божий свой индивидуализм и эгоизм, а коммунистическая доктрина, которую Людмиле упорно вдалбливали в голову, гласила, что только коллектив — сила! Она даже помнила присказку про старика и веник, где один прутик можно было легко сломать, а целый веник никто и никогда не смог бы сломать.

— Так это значит, что те, кто снимают нас на фотоаппараты, а потом выкладывают обличающие статьи в интернете, поступают нам же во благо, что ли? — недоумевающе спросила Люда. — Ведь, судя по твоим словам, о нас начинают говорить тысячи людей! Пусть даже и негативно?

— Именно так и есть, глупышка! — согласилась мама. — Все эти папарацци только поддерживают интерес к тебе, и чем больше они кричат, чем больше тебя упоминают везде, где только можно, тем лучше!

— Но я всё-таки не понимаю, как работают такие отвратительные статьи, — покачала головой Людмила. — Они же, наоборот, должны отвращать людей, если они не любят меня.

— Реклама — двигатель прогресса, милая, — рассмеялась мама. — Работает это очень просто. Человек читает про тебя статью в интернете, где пишут, что ты обедаешь в ресторане на Рублёвке и ездишь на лимузине, а умная рекламная нейросеть анализирует его предпочтения и определяет интерес к тебе. И человеку начинают показывать такие статьи, и рекламу, которая выгодна тебе. Например, рекламу спортивной одежды, обуви, и тех фирм, с которыми у тебя есть контракты. Парфюмерия, косметика, средства ухода… Человек незаметно для себя вступает в твой мир, где хозяйка только ты. Примерно так это и работает. Один раз прочитав статью о тебе, он попадает в лапы маркетинга, который всегда ему будет показывать твои новости и твои фотографии. И попутно рекламу твоего мерча, например, которую я скоро запущу. Не говоря уже про рекламу контрольных прокатов сборной России. Кстати, продажи билетов уже открыты, и, насколько я знаю, пользуются большим спросом. И мне кажется, все приличные и самые дорогие места уже раскуплены. Так что чем больше упоминаний о тебе везде, даже негативных, тем лучше!

Людмиле на циничность мамы сказать было нечего. Оставалось только согласиться. Похоже, этот мир уже не переделать…