Анти-Горбачев 5 (СИ) - Тамбовский Сергей

— И почем же теперь у вас штрафуют за оскорбление? — вступил в диалог Соколов.

— Сто тысяч злотых… в пересчете на вашу валюту это триста рублей с небольшим…

— Однако, немало, — присвистнул Романов, — у нас это полторы месячные зарплаты…

Глава 26

— А с чьей, извините, подачи Сейм утвердил такие штрафы? — спросил Романов.

— Ну у нас же в некотором смысле демократия, — ответил Ярузельский, — профильный комитет полгода прорабатывал вопрос, вот и проработал, наконец.

— Войцех, — усмехнулся Романов, — ну кого вы лечите, как сейчас выражается молодежь… даже младенцам в яслях понятно, что наши с вами законодательные органы власти ничего сами проработать и выдать на-гора не могут, верно ведь? Было же какое-нибудь ЦУ сверху, да?

— Вы всегда в корень смотрите, Григорий Васильевич (мы же договорились без отчеств, поправил его генсек), да, Григорий… но в данном конкретном случае наш Сейм немного превысил свои полномочия… так сказать, забежал перед паровозом, как говорится в одной русской пословице…

— Вы в Войске Польском научились русским поговоркам? — поинтересовался Примаков.

— А где же еще, — развел руками поляк, — конечно там… нашу бригаду под Казанью собирали, давно дело было, но каждый раз, как вспомню, так и вздрогну.

— Давайте уже ближе к делу, — поморщился Романов, — я, если начну, тоже могу долго выдавать свои воспоминания о войне. Что там с Сеймом у вас случилось, Войцех?

— Немного превысили они свои полномочия, — Ярузельский опять надвинул свои темные очки на глаза, — вот и приняли такое постановление, где оскорбление высших должностных лиц в государстве карается полутора вашими месячными зарплатами.

— Печально… — Романов открыл бутылку Боржоми и налил себе полный стакан, — а как-то проконтролировать это дело никак нельзя было?

— Увы, — ответил поляк, — был занят другими делами, а мои ближайшие подчиненные меня проинформировали с некоторым запозданием.

— С этим понятно, — продолжил Романов, — думаю, что последние постановления Сейма можно немного поправить. А еще какие требования у бастующих?

— Еще они требуют вывести русские войска из Польши, — убитым голосом ответил Ярузельский.

— Тэээк… — вытер пот со лба Соколов, — ну вот мы и до главного добрались… у нас ведь в Польше немало народу размещено. Около 50 тысяч военнослужащих, в основном они в трех пунктах базируются — Легница, Борне-Сулиново и Свентушов. Первые два на северо-западе страны, рядом со Щецином, а последний на юго-западе, возле Вроцлава. 600 танков, 800 БМП, по сотне боевых самолетов и вертолетов… вывести все это единомоментно будет очень непросто.

— Требование о выводе наших военных выдвигают всеми протестующими? — уточнил Романов.

— Примерно в половине случаев, — ответил Войцех, — остальные ограничиваются чистой экономикой.

— Предлагаю такой вариант, — немного подумав, сказал Романов, — надо заболтать вопрос, предложить забастовщикам выдвинуть своих руководителей в какой-нибудь переговорный орган. А там на паритетных началах обсуждать наболевшие вопросы хоть до бесконечности. Время от времени можно делать небольшие уступки, советская сторона готова сократить свое присутствие в Польше, скажем, на четверть в течение 3–4 лет.

— Это будет хорошим вариантом развития событий, — тоже вытер пот со лба Ярузельский, — однако в долгосрочной перспективе я не вижу ничего позитивного в смысле развития социалистического лагеря в Восточной Европе…

— Войцех, — улыбнулся ему в ответ Романов, — до долгосрочной перспективы надо еще дожить. А пока ничего серьезного в этой заварушке в твоей стране я не наблюдаю. Как там говорится в древней китайской поговорке — умная обезьяна следит за схваткой двух тигров, сидя на дереве.

— Хорошая поговорка, — ответил Войцех, а Романов достал из тумбочки под столом, за которым они сидели, большую пузатую бутылку юбилейного армянского коньяка.

— Давайте немного разрядим обстановку, — предложил он, — импортный товар, шесть звездочек, рекомендуется перед едой… — и он разлил янтарную жидкость в бокалы.

— А если говорить в долгосрочном смысле, то у Польши есть претензии к России уже почти 200 лет… в 1793 году, если не ошибаюсь, свершился третий и последний раздел вашей страны между тремя соседними державами. Кстати, Войцех, не просветите нас, почему у поляков больше всего претензий только к одной стране, к русским, а к немцам и австрийцам гораздо меньше? Мы же почти поровну вас разделили, нет?

— Понимаете, в чем дело, Григорий… — начал пояснения Войцех, но тут генсек разрешил ему обращение на ты, — понимаешь, в чем дело, Григорий… может это прозвучит и не совсем политкорректно, но поляки в своей массе считают себя европейцами, а вас, русских, держат за азиатов… как там ваш поэт Блок сказал — да, скифы мы, да азиаты с раскосыми и жадными глазами. А азиатов поляки априори за людей не считают, поэтому немцы с австрийцами им гораздо ближе даже при всех тех мерзостях, что они творили.

— Блок, конечно, это классик, но я извиняюсь — все, что ты сейчас сказал, это расизм, однако, во всей своей красе, — усмехнулся Романов, — но территория России до Урала это ведь Европа, а не Азия, не так ли? А там живет две трети населения нашей страны.

— Не будем забывать и о нашей общей истории, — продолжил Ярузельский, — Речь Посполитая сколько времени существовала на карте?

— Четыреста лет, — подал голос Примаков.

— Больше, пятьсот с лишком, — ответил поляк, — с середины тринадцатого века до конца восемнадцатого, когда ее раздели три соседние державы. Сами посудите — если вы полтысячелетия были великими, то после этого очень сложно оказаться в числе отбросов общества…

— Поляки сами в этом виноваты, — отвечал Романов, — если бы они поменьше увлекались правом либерум вето и как-то ограничивали самодеятельность магнатов, то возможно, что и сейчас Польша была бы в числе ведущих держав.

— Вот в этом я с вами абсолютно согласен, Григорий, — усмехнулся Войцех, — но колесо истории к сожалению крутится только в одном направлении, в прошлом ничего поменять не получится…

Романов аж поперхнулся от такого высказывания, тут же припомнив презентации Маши в сарае, но говорить об этом он благоразумно не стал.

— И все же такое уничижительное мнение поляков про русских задевает наши национальные чувства.

— Да это-то понятно, — поморщился Ярузельский, — но вот в обществе сложилось такое пренебрежительное мнение, и ничего с этим не поделаешь. К тому же никуда не деться от экономических реалий нашего времени — в Германии и в Австрии живут гораздо зажиточнее, чем в Польше и в России. Тут происходит фактическое голосование холодильника против телевизора… да и телевизор-то в Германии гораздо интереснее, если честно. Я все доступно объяснил?

— Предельно, — ответил Романов. — Экономика побеждает политику, это сложно опровергнуть… в последние годы мы пытаемся как-то приподнять нашу экономику, хотя бы на уровень Австрии. Дело это непростое, но позитивные сдвиги налицо — за последние три года жизнь в Союзе стала заметно лучше. Но с забастовками все же надо решить вопрос… не дело это, если рабочие перестают работать. Какие будут предложения? — обратился он к двум силовым министрам.

— Хм… — прокашлялся Соколов, — в том, что касается моего ведомства, могу только сказать, что мы выполним все приказы вышестоящего командования.

— А вы что скажете, Евгений Максимович? — повернулся Романов к Примакову.

— Хм… — повторил прокашливание тот, — так вот сразу трудно что-либо определенное посоветовать… разве что какой-то информационный повод создать, который отвлек бы массы от бастования…

— Какой повод? — искренне заинтересовался Ярузельский.

— Даже не знаю… — Примаков закурил сигарету, затянулся, посмотрел на потолок, украшенный сталинской лепниной, и закончил таки свою мысль, — ну хоть тарелку инопланетян что ли организовать где-то посреди Польши.