По грехам нашим. В лето 6732 (СИ) - Старый Денис

— Князь меня неволить буде? — с интересом произнес я.

Однако, показное равнодушие не было действительной эмоцией. Я испугался. Как можно поступить, если князь хочет меня арестовать? Отбиться я смогу, уверен в этом, но стану вне закона и тогда только дело времени прижать меня к стенке. Экономическая блокада, военное противостояние, идеологическое. Рычагов много и неизвестно как поведут люди, которые меня окружают, когда измениться их статус из добропорядочных людей в разбойников. Но просто так идти на поклание — не хочется. Вспомнились и действия Юрия, который практически отправил нас в засаду. Под Юрьевым мы должны были «сложить свои буйны головы». Есть вариант, что и князь здесь для окончательного решения проблемы, связанной с непонятными лоббистами молодого князя Василько.

— Я приду к князю, — сухо ответил я и демонстративно развернулся.

Позубоскалив и с вызовом осмотрев вокруг, сотня князя развернулась в сторону города.

— Филиппа, Ермолая, Гильермо, Андрея до меня, — обратился я к Тимофею и зашел в свой шатер.

Через десять минут все собрались у меня в шатре. Лица были угрюмые, но полны решимости. Такой тон княжьего посланника не давал повода для радости и не внушал оптимизма. Уже говорилось о некотором недоверии великого князя к нашему обществу. Этот факт вызывал недоумение, так как против княжьей власти никто не высказывался. Однако, чувство несправедливости не переходило грань, после которой и возникает ненависть к князю.

— Что порадеете, други? — обратился я к собравшимся.

— Треба идти, токмо узять чатыры сотни, — первым высказался Ермолай.

— Не можно стольки. Князь з дружиной у граде, две тыщи у його, — сказал Андрей, который подтвердил свои косвенные функции разведчика.

Вот только почему я узнаю только сейчас, что князь со всей своей ближайшей дружиной расположился в этом небольшом городке? Да еще и неподвластным ему напрямую. Но не время сейчас с этим разбираться.

— Иду я з Берам, Филипп — голова. Гильермо — Филипп и твой голова! Коли до ночи не повертаюсь — сымайтесь и идите до дому, — я окинул всех взглядом.

Пауза была долгой, в ходе которой проявлялись и настроения присутствующий. Было видно, что Анрей и Филипп в большей степени одобряли мое решение. А вот Ермолай всматривался в каждого из присутствующих, ища поддержки. Было очевидно, что он против того, но вот и аргументов привести не мог. А я же, наоборот, успокоился. Кто я, чтобы решиться на неповиновение князю, которому целовал крест? Вот исподволь князя уронить или отравить — можно! Как правитель, Юрий не сыскал моего уважения. Даже то, что прибегает к византийским хитростям, а не напрямую действует, как это больше на Руси ценилось — уже не в плюс князю. Нет, можно, а порой и нужно, применять и хитрость, и обман, что на пользу народу, но, не со своими.

— Воля твоя, боярин, — первым сказал Гильермо. Он вообще был приглашен на собрание не для советов мне, а чтобы при свидетелях подтвердил свои наемнические обязательства уже перед Филиппом.

— Воля твоя, — уже в унисон сказали Андрей и Филипп.

— Ай, — вскрикнул в сердцах Ермолай и только махнул рукой.

У ворот встретили нашу небольшую делегацию из четырех человек, двое из которых были в роли носильщиков, вполне благосклонно. Не провоцировали, не старались как-то задеть. По пути к большому дому в центре детинца так же не сопровождали, что выглядело, как знак доверия. И только у крыльца дома остановили и осмотрели. Оружие приказали сдать, на что мы так же согласились. А вот когда потребовали оставить и пистолет, который обычно не воспринимался как оружие — я немного насторожился, но отдал, вынув патроны, и проверил затвор.

— Князь, по воле твоей пришел, — произнес я, как только зашел в большой зал и увидел Юрия Всеволодовича.

— Не шипко то ты и торопился, — без какой-то злобы произнес князь. — Но, то и добре, поведали мне о том, якоже ратились вы з немцами.

И кто же мог это поведать? Из лагеря не помню, что бы кто-то открыто заживал в город. Плохо работаем — у князя есть свои люди у меня в войске.

— Мыслишь, кто поведал? Да пустое то — епископ Симон аще з людьми владимирскими слушков засылал, — улыбнувшись, произнес князь. Ему доставило удовольствие щелкнуть меня по носу.

Я же все думал — не сделал ли я чего недоброго, что князь вздумает ставить мне в вину. Оно так всегда, когда ловят, останавливают пусть и правоохранительные органы, часто уже чувствуешь свою вину. Одна знакомая, когда гаишники на 8-е марта останавливали, чтобы тюльпанчик вручить, с перепугу так дала газу, что влетела в ехавшую впереди машину.

— Скарба много узял? — вдруг спросил князь, выбив меня из размышлений.

— Много, великий князь, да и много серебра стоил поход, — уклончиво ответил я.

— Да, вон и папских схизматов нанял, да и булгар також. Что люда русского нет? — опять же без какой-то злобы произнес Юрий.

Он явно уже принял какое-то решение и не собирается наезжать на меня. Причем решение до встречи с тайным осведомителем могло быть и иным. Видимо, и служка тот неплохо о походе отзывался.

— Ты мыслишь, чего я послал до тебя сотника Лешко? — уголками губ улыбнулся князь. — Так-то глядели на тебя, кабы бед не чинил. А вон токмо з медведем своим пришёл.

Получается не разговор, а «стендап» великого князя, вот только что-то публике шутки не заходят.

— А то — дары мне? — Юрий указал на два сундука.

— Так, великий князь, дары, — сказал я и жестом приказал открыть. Ничего сверхъестественного там не было, но вот знамена шелковые, оружие, но, и серебряной посуды немного.

— Добро, — князь подошел к сундукам. — А ты, казал Вячко, что по моей воли пришёл до його?

Князь резко переменился в лице. И я понял, что от моего ответа сейчас многое зависит. И этот ответ должен быть только «да».

— Вячко ведает, что я твой и крест на том целовал, да и люди были владимирские с нами, токмо я не говорил, что то была моя воля — допомочь ему, — немного уклончиво ответил я и с удовлетворение понял, что и этого вполне хватило.

Вот так и в летописях можно записать, что, дескать, князь владимирский послал рать свою в Юрьев. И никаких больше имен и событий. Пришли, побили всех, да и Ригу по воле того же князя взяли. Да и пусть так, мне слава не самоцель, может только в некоторых делах — средство.

— Так и я Вячко скажу, кабы ведал, кто йому допомог, да и татей — эстов нехай обуяет, а то новгородцев посекли. Добро, Корней Владимирович, токмо упокой, господь, душу раба свого Глеба — добры вой был, да сына не мал, и братоу нема. Будешь мне служить, так и буде, яко была воля Глеба, увесь скарб школе воинской отдать, — произнес князь и позвал слугу.

Пришел человек, с которым и оговаривали условия вступления в наследство. Конечно, не все мне причиталось, часть воинской школе. Но оказалось, что и во Владимире у Глеба была небольшая усадьба и в Ростове. Сколько осталось серебра, слуга князя не знал, но уверял, что усадьбу не разоряли.

Горевал ли я по поводу смерти Глеба? Нет! Возможно, это цинично, нечеловечно, но себе-то врать не станешь. Он был определенным контролером моих действий. Мотивация сторонника Василько так же весьма туманна для моего понимания. И конфликт интересов в дальнейшем был вероятен.

Моя дальнесрочная перспектива — выйти из нашествия монголов с минимальными потерями. Причем, как прямыми — в виде жертв и краха экономики, так и косвенными — создание централизованного сильного государства. Осознаю, что я не князь, стать им не смогу, как и сложно представить ситуацию, когда стану «серым кардиналом» у сильного князя. На то он и сильный, чтобы иметь советчиков, но принимать свои решения. Реальность же большей частью измельчает возможности — сильно много препятствий и условностей. Средневековая Русь периода феодальной раздробленности живет своей жизнью и многочисленных князей вполне все устраивает, они и не представляют себе ситуацию, когда всеми княжествами будет править один лидер, а остальные могут либо исчезнуть, либо идти на службу.