Американец - Рожков Григорий Сергеевич

Вроде бы никаких выговоров из-за того происшествия не стали делать, но и прощать такого поступка не стали… Меня теперь везде пасут, и все действия берут «на карандаш». В дальнейшем Бэя я видел лишь в сопровождении двух суровых сержантов из его роты.

Капитан Гримвэй тоже стал понурым, часто на меня зыркал исподлобья, в думы впадал посередь тренировки. Занятия по стрелковой подготовке для нашего взвода неожиданно отменили, как и минно-взрывное дело… Танкисты на занятиях больше не допускали меня к рычагам, все старались засунуть на место радиста или заряжающего… Артиллеристы нежданно-негаданно выдали «прискорбное известие» – снарядов нам для учебных стрельб не выделили, и они откладываются по крайней мере до конца обучения… И это в то время, когда второй и третий взвод первой роты уже дважды увозили в Кубинку. Совсем не палятся, конспираторы… Да и вообще некогда тяжелый ритм обучения, круговерть занятий, стрельб, лекций и всего-всего спадал на нет… Я перестал ощущать нагрузку. И так сам себе придумывал дополнительные занятия – вечером лишний километр пробежать, поединок с Гримвэем на полчаса продлить, лишнюю флягу с водой в рюкзак на марш-броске подложить. А тут такой провал…

Меня что, к оружию, взрывчатке и технике боятся допустить?! Думают, я укачу отсюда на танке или устрою кровавую бойню? Офигеть, если это так… То доверяли, как родному, доброжелательные маски все как один носили, а тут нате, кушайте, не обляпайтесь!

В конце концов, вся система «ограждения» дала трещину – инструкторы-летчики, поставив мне высший балл за теоретические знания по летной и парашютной подготовке, подписали билет на практику в боевое подразделение – 410-ю Экспедиционную бомбардировочную группу. Возвратившийся из штаба корпуса полковник, скрипя зубами, подписал приказ об отправке в 410-ю ЭБГ меня и еще десятерых рейнджеров…

Так мне удалось вырваться из расположения базы и приблизиться к фронту… Свои наброски идей бронежилетов, РПСок, наколенников и всего-всего мелкого, но полезного я на всякий случай не стал отдавать вместе с наработками полевой инструкции. Зато сделал по две копии каждого рисунка и до поры до времени держал по одному экземпляру каждого рисунка при себе, а второй комплект спрятал в здании штаба на базе. Если будут искать, сразу, надеюсь, не найдут, но уж если со мной что случится и я сам не передам наработки, то будет некоторая уверенность, что хоть в штабе найдут копии.

Перед самым отъездом полковник собрал группу практикантов у себя в кабинете.

– Рейнджеры, вы показали себя лучшими учениками наших инструкторов из летных частей, поэтому вам предоставляется возможность пройти практику в составе боевого подразделения фронтовой авиации. – Полковник вздохнул, глядя на меня. – Сопровождающим до 410-й ЭБГ с вами поедет подполковник Карпов. Старший группы – первый лейтенант Майкл Пауэлл. – Вновь сверлит взглядом. – Когда закончите практику, закончится и весь курс обучения. Вы станете рейнджерами в полной мере этого слова! Батальон через три дня передислоцируют в город Могилев, там сейчас располагается временный штаб 5-й пехотной дивизии. Красные дьяволы прибывают туда для отправки на фронт. Ситуацию вы знаете, так что у нас будет достаточно времени, чтобы обжиться.

Да уж. Знаем мы ситуацию. Фронт стоит! Ни на метр не меняют своих позиций и немцы, и наши. Сколько уже времени прошло, почти полтора месяца, а толку с этого нет! Все чего-то ждут. А точнее – ждут, когда немцы долбанут со всей своей бешеной силы, сомневаться и заблуждаться в этом не стоит. В том, что именно так и будет, никто не сомневался. Тот же Карпов во время собраний доносил до наших ушей последние данные о состоянии фронта на советских участках обороны и все время говорил: «И наша, и ваша разведка докладывает, что немцы шифруются со страшной силой: они что-то готовят. Всем надо быть начеку».

– На фронт из Могилева мы будем отправляться вместе с дьяволами. Здесь же, на базе, будет организован аналогичный нашему, рейнджерскому, советский батальон войск специального назначения НКВД. Так что после практики вы будете направлены в Могилев, в штаб 5-й пехотной…

Полковник, выдавая мне требуемые документы, сильно напрягался – как физически, так и морально. Представили себе перспективы моего бешенства? Неужели вы меня отлучили от занятий, потому что я хотел напасть на Трансформера? И почему же вы тогда отпускаете меня на практику?.. Не понимаю… Не знаю…

За окном плацкартного вагона мелькают привычные пейзажи русской земли. Мои соседи, рядовые и сержанты – такие же практиканты, как и я, – держатся настороженно, боятся присутствия грозного, физически покалеченного и закаленного духовно первого лейтенанта. Ничего, скоро расслабитесь, разговоритесь, нам двое суток ехать. Черт, расстояние всего 800 километров от Москвы до Минска, ну максимум сутки езды на поезде, а вот военное время рушит все нормы. Двое суток в пути! Все! 27-го августа будем на месте… Эх, долго…

При отправлении каждому рейнджеру из нашей группы выдали рационов с запасом, на трое суток. Это они думали наперед: «А вдруг что случится в пути?» И это правильно: вдруг немцы разбомбят полотно или паровоз? Ведь тогда наш эшелон встанет. У нас нет и до самой ЭБГ не будет иного источника продовольствия, кроме рационов, ну, возможно, удастся на какой-нибудь станции прикупить домашней еды… Логичные мысли медленно выпадают из оборота под напором эмоций… Как красив мир за окном… Леса, поля, деревни, города… Земли, до которых война в этом мире, возможно, даже не дойдет, здесь все будет в порядке, не будет полицаев, не будет сожженных деревень, не будет смерти… Я приложу все силы, чтобы так и было… Все силы отдам, все сделаю!

В ладони что-то хрустит, мерзко так, как битое стекло.

– Сэ-э-эр… – Оборачиваюсь. Бледный как мел сержант Кип дрожащим пальцем указывает на мою руку. – Сэ-э-эр…

Ой-йо! Ничего себе сила и стойкость, блин! Раздавил стакан вместе с подстаканником, руку порезал, а сам в облаках витал и ничего не ощутил. Нельзя так… Не хочу так. Вот впаду в такое тихое бешенство, закиплю от эмоций – и не замечу, что меня убивают… Тут же, словно осознавая ход мыслей, тело откликнулось, и рука заболела. Порезы на ладони были неглубокими и опасности не представляли, но соседи мои перепугались не на шутку.

Позже, ближе к вечеру, я услышал разговор Кипа и неизвестного сержанта в тамбуре вагона:

– Черт, я не из пугливых, но ты бы видел его лицо, Джо! Он сначала был такой спокойный, умиротворенный, и за мгновение стал похож на дьявола во плоти! Его лицо, его шрамы, взгляд… Встреть я его в бою, увидь я его взгляд… Проклятье, я бы абсолютно точно узнал, что это моя смерть! А это мягкое сжатие стакана с металлической подставкой. Словно паровой пресс, без задержек и с тонной презрения… Он не заметил, как сделал это, не ощутил боли! Он не человек, Джо, я тебе говорю!

– Да, я слышал, парни из вашего купе и соседи говорили об этом… Но ты был ближе всех, – задумчиво пробубнил в ответ Джо. – То, что ты сказал, правда? Без преувеличений? – Голос парня стал серьезным.

– Серьезно, Джо… – Кип перешел на заговорщицкий тон. – Не зря за ним все время следят парни из НКВД и ваши, из ОСС… Откуда он такой появился? Ты ведь знаешь, Джо, скажи мне… Как старому другу.

– Не могу, Билл, это секретная информация.

– Ну, ты же работаешь на ОСС, у тебя есть допуск… – наседал Кип.

– Тихо!.. – грозно шикнул Джо, затыкая своего болтливого собеседника. – Все… Хватит болтать… Не здесь и не сейчас.

Заговорщики зашебуршились в тамбуре, а я, дабы не светиться, нырнул в свободный туалет, на всякий случай не стал щелкать замком и прижал дверь плечом.

Какую интересную беседу довелось подслушать. Даже кое-что особенное, так сказать, сверх нормы получилось узнать. ОСС, он же Офис стратегических служб, он же прародитель ЦРУ, здесь уже создан. Интересно, в ОСС заправляет старый друг президента Франклина Рузвельта и создатель одной из величайших в мире разведывательных сетей Уильям, Дикий Билл, Донован? И очень уж это сомнительно, чтобы ОСС и НКВД, две очень серьезные госструктуры, совместно следили за одним попаданцем и не порвали его на мелкие кусочки в порыве страстной «любви». Странно это…