Росток (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Что там?

Он молча подошел и протянул его упитанному персонажу на кушетке.

— Оу… — покачал головой хозяин. — И откуда это у тебя?

— Я… я… нашел! — произнес он и попятился, но старший надсмотрщик придержал его за шиворот туники, демонстративно положив руку на оружие. И взглянул так, что не пересказать. Ведь получается, что этот кадр подставил их всех. Кого-то больше, кого-то меньше. Из-за чего он смотрел на этого деятеля как на кусок мяса, который собирался разделывать.

— Ты откуда узнал, что он ворует? — обратился хозяин к рабу-мужчине.

— Да все знали, что он ворует у тебя и покрывает какие-то еще делишки. Когда выходил к тебе, я глянул — мошна чем-то набита. Значит точно что-то утащил. По утру-то он приходил всегда с тощей.

— Наблюдательный…

— Рабы многое видят. Никто ведь на нас не обращает внимания.

— И многие у меня воруют?

— Ты с рабами как со скотом обращаешься. Зачем мне тебе помогать? Но эта тварь мне нужна. А остальные без надобности. Сам их распустил, сам с ними и разбирайся.

Этот персонаж гневливо на него посмотрел, борясь с желанием выпороть.

— Выдохни, — усмехнулся купец. — Его сын еще большая язва. А у него ныне сестрица объявилась — ведьма Мары — вот где ужас.

— Какая еще сестра? — удивился мужчина-раб.

— Обряд он какой-то провел, и стали они с Велте из Красных волков названными братом да сестрой перед ликом Перуна. Он еще и Злату в жены взял.

— Какую Злату? Дочь Гостяты⁈

— Ее.

— Да как он позволил⁈

— А его не спрашивали. Борята выпустил ему кишки в круге.

— Что⁈

— По многим землям вокруг поубивали тех, кто за роксоланов стоял. Иной раз с семьями. Сказывают — Беромир подбил…

В этот момент злобный надсмотрщик, улучшив момент, развернулся и дал стрекача. Стараясь убежать.

— Взять! — рявкнул хозяин.

И завертелось.

Беглец бежал отчаянно, пытаясь оторваться и уйти. Взять его удалось только на улице. Да и там — не сразу. Петлял как опытный заяц и эпизодически прятался. Битый часа пробегать за ним пришлось. Но и то — впустую. Поняв, что ему не уйти, он выхватил свой кинжал и бросился на него. Метя так, чтобы широкий клинок пугио[1] вошел ему прямо под ребра. Так что до усадьбы донесли уже остывающий труп.

— Сам видишь, судьба, — развел руками хозяин, обращаясь к рабу… к бывшему рабу, то есть. Того с семьей отмывали. Заодно подвергая осмотру эскулапа. Готовя к тому, чтобы провести процедуру освобождения в магистрате.

— Я не смогу отблагодарить Перуна.

— Брось. Умереть с таким позором на виду у всего города — дорогого стоит. Твой сын поднял восстание против роксоланов. Я знаю, чем тебе возместить эту жертву…

* * *

Тем временем Беромир сидел на бревне у реки и беседовал с Вернидубом. Спокойно и благодушно. Тот намедни приехал, и они много разговаривали.

— Тебя хотят видеть в роще.

— В какой еще роще?

— Я ранее не говорил, ибо не требовалось. Роща у нас есть священная, дубовая. Там по важным делам собираются ведуны.

— Ясно. И зачем я там?

— Ты ведь ведун. Надо представиться. Да и… понимаешь, вопросы у них есть к тебе. Увлекло их твое сказание о предках. Как и мои пересказы про луну, солнце и прочее. Они хотят тебя попросить рассказать все предание.

— Все не могу.

— Почему?

— Я и сам не знаю, что вложил в мою голову Велес. Давай сделаем так. Мне сейчас в рощу ходить не с руки. Дел столько, что не продохнуть. Что же до рассказа… пойдем. — произнес он вставая. — Я не хотел это раньше времени показывать никому…

Через четверть часа они вернулись на ту же лавочку читать большую легенду, которую сочинил Беромир. Религиозный миф. Основной, если так можно сказать. В котором было все: и творение, и апокалипсис, и спасение. В нем ведун попробовал объединить известные ему научные сведения, местные сказания, во многом отрывочные и противоречивые, а также какую-нибудь стройную мотивационную модель. Заодно надергав всякой эстетики и интересных «фишек» отовсюду, не стесняясь. Ограничиваясь только своими воспоминаниями о реальных культах или даже вымышленных.

Вот и сидели: читали, разбирали.

И Вернидубу нравилось.

Его глаза прямо светились. Ибо Перун становился верховным правителем небесным. Судьей и покровителем воинов. А все остальные — свита его. За исключением Сварога и Матери-земли. Эта парочка выводилась как полноценные хтонические божества, которые столь велики, что в жизни простых смертных участия почти не принимают. Напрямую.

При этом Беромир не выводил парадигму Бог — Антибог, которые борются за души и власть. В его мифе вся полнота власти принадлежит Перуну, который активно не лезет в жизнь смертных. Ибо своих дел хватает. У людей же полная свобода воли. Но такая, с нюансом. Что сами наворотили — за то им отвечать. Лично. Персонально. И покаяние при этом наглухо отсутствовало как идея. Вместо него имелись весы, на которых взвешивали хорошие и плохие дела после смерти. Да и вообще библейская формула «по делам их узнаете их» разворачивалась во всю ширь и глубину…

[1] Пугио — название традиционного римского кинжала с коротким, широким клинком.

Часть 2

Глава 9

167, октябрь, 22

— А это ты, Маркус? Входи. Что у тебя? — спросил командир векселяции[1], что стояла в Оливии.

— Я нашел их.

— Кого? Хотя погоди, — отмахнулся он, словно вспомнив что-то важное. — Ты нож проверил?

— В Феодосии я нашел хорошего кузнеца. Он прибыл туда для работы над дорогим заказом. И он все подтвердил, долго ругаясь на то, что этот, практически бесценный металл доверили безрукому кузнецу, который выковал из него эту грубую поделку.

— Значит, подтвердилось.

— Да. И сахар, и железо, и компас. Я, кстати, нож отдал тому кузнецу из Феодосии на перековку. Он сказал, что сделает из него в этот раз настоящий шедевр бесплатно, если мы будем в дальнейшем размещать заказы у него. Пришлось пообещать.

— Так-так… — пробормотал центурион, постукивая пальцами по столу. — По деньгам что получилось?

— Сахар я сдал по весу из расчета восемь из десяти долей золотом. Вышло сорок четыре либры.

— СОРОК ЧЕТЫРЕ либры золота⁈ — ахнул командир векселяции.

— Да. И это только за сахар.

— С компасом как поступим?

— Предлагаю послать нашему старому командиру с описанием и просьбой переслать Ему. — поднял Маркус глаза к потолку. — Как подарок.

— Не рано ли?

— Ты думаешь, что приносить хорошие новости когда-нибудь бывает рано? — усмехнулся Маркус. — Согласись, получить новый дешевый источник сахара и славного железа — великое дело, да и компас — подарок небес. Но куда ценнее другое. Если мы своевременно поддержим восстание Беромира, то сможем сковать силы сарматов и они ослабят давление на Мёзию, Дакию и Паннонию.

— Ты так в него веришь, в этого… как его?

— Беромира. Нет, я не верю. Но это возможность. Почему бы ей не воспользоваться?

— Оливия находится под нашей защитой только потому, что окрестные рода языгов и роксоланов заинтересованы в торговле. И наше положение шаткое. Очень шаткое. Ты хочешь дать им повод?

— Риск есть, — охотно согласился Маркус. — Но и награда велика. Разбогатеем. Попадем на глаза Самого. Мало?

— Это либо начало большого пути, либо смерть. Утраты Оливии нам не простят. Ни тебе, ни мне.

— Иными словами, ты отказываешься и мне действовать самому на свой страх и риск?

— Нет! — излишне резко выкрикнул центурион.

— Что «нет»?

— Я не отказываюсь, — чуть охрипшим голосом ответил он.

— Хорошо, — улыбнулся Маркус и, достав из сумы несколько тугих кошельков, положил их на стол.