Фармацевт (СИ) - Санфиров Александр

– Ну, ладно, – давай попробуем, – нехотя сказала она. – Как хоть им пользоваться надо?

– Давай для начала попробуем за ухом чуточку крема нанести. Это место всегда волосами прикрыто, так, что никто ничего не заметит.

С тяжелым вздохом мама убрала прядь волос от уха, и я стеклянным шпателем нанес на кожу немного крема, как раз туда, где начали формироваться две, пока еще совсем крохотные морщинки.

– Вроде бы ухо холодит, – сообщила мама.

– Сейчас крем впитается, и ничего холодить не будет, – заверил я её.

До понедельника, когда мне надо было идти на учебу, я успел поработать над купленной в аптеке валерьянкой. Кроме того, потратил десяток яиц на мазь от растяжек. Сделал бы и больше, но просто не хватало внутренних резервов организма.

Это, конечно, не радовало, но оставалась надежда, что мои силы со временем будут прибывать.

Баба Груня, когда я принес свои изделия, скептически осмотрела и обнюхала каждый пузырек.

– Ну, и что мне людЯм говорить? – спросила она.

– Ничего сложного, – ответил я. – Сонное зелье, на травах. На ночь по пять капель, больше не требуется.

– Проверял на себе?

– Именно так, – согласился я.

– Ладно, возьму, – сообщила баба Груня. – Есть тут у меня одна фифа, мучается от бессонницы который год, все таблетки ей не в нос. Кучу врачей в городе обошла без толку. Но язык у неё без костей, если микстура эта поможет, полгорода об этом узнает.

Только я хотел заговорить о деньгах, как входная дверь открылась.

– Томка, явилась, не запылилась, – тихо себе под нос буркнула баба Груня.

Через минуту в комнату зашла бледная тощая дама лет тридцати с химической завивкой на голове в форме проводника, она подозрительно оглядела меня, но, видимо, узнав, улыбнулась.

– Что-то Витюша к тебе зачастил? – обвинительным тоном спросила она и перевела взгляд на бабу Груню.

Однако баба Груня под взглядом племянницы нисколько не смутилась.

– А ты, что, дорогуша, думала, обо мне только ты вспоминаешь? Ничего подобного, вот и Витя меня навестил. Видишь, баночку брусники принес, да маринованных опят, – ответила она за меня.

– Пфе! – пренебрежительно фыркнула Тамара. – Подумаешь, опята маринованные. А то, что я тебе листьев иван-чая килограмм пятнадцать принесла, уже не помнишь?

– Томка! Побойся бога! Когда ты мне столько листьев приносила, – воскликнула баба Груня. – Вот смотри, весь твой чай тут, как тут.

С этими словами она достала из шкафчика двухлитровую банку на треть заполненную сухим ферментированным листом.

Запал у Тамары на глазах испарился. Доказывать сколько она еще сделала добра, не стала, спокойно уселась за стол и попросила:

– Баб Груня, мне чаю налей, пожалуйста, я прямо с рейса к тебе пришла. С утра крошки во рту не было.

– Денег просить будет, – пришла мне в голову неожиданная догадка.

Догадка оказалась правильной.

Тома сначала пыталась увести бабулю в комнату, чтобы я не слышал их разговор. Но баба Груня очень ловко делала вид, что ничего не понимает.

Так, что Тамаре вскоре надоело делать намеки, и она прямо заявила:

– Баба Груня, дай мне в долг сорок рублей. Как раз хватит нам с Гришкой до получки дотянуть. А в ноябре я тебе аванс свой отдам, ровно сорок рублей.

– А когда ты мне сто рублей отдашь, которые в августе занимала, – спросила бабушка. – Ты тогда меня без копейки оставила. Хорошо люди помогли.

– Баб Груня, ты все путаешь, те сто рублей ты мне заплатила за то, что я тебе сабельник с чемерицей на болоте собирала, да малину сушила. – нахально заявила Тамара.

У бабки от такой наглости на какой-то момент даже дар речи пропал. Она беззвучно разевала рот, пытаясь что-то сказать.

Наконец, дар речи вернулся, и бабуля выпалила:

– Томка, зараза, ты с ума съехала?! Сто рублей за небольшой мешок сабельника и чемерицы.

В общем, слушай мое слово. Денег в долг ты не получишь, пока сто рублей не вернешь.

Говоря эти слова, баба Груня искоса поглядывала на меня.

Тамара тоже заметила этот взгляд.

– Понятно, откуда ветер дует, – пробормотала она с кривой усмешкой. – Ну, гляди бабка, не прогадай. Сляжешь, так некому будет стакан воды подать. Зря ты на Вальку Гребневу рассчитываешь, она та еще профура, наобещает с три короба и в кусты.

До этого момента я сидел тихо и в разговор не встревал. Но сейчас сделать это все равно пришлось.

– Тетя Тамара, следите за своим поганым языком и мою маму не вспоминайте – высказался я.

– Ах, ты сморчок! – воскликнула Тамара, – еще голос подаешь, Обнаглели со своей мамашей. Захотели квартиру захапать, но ничего у вас не выйдет. У меня уже все давно схвачено.

Видимо, мое присутствие явилось стимулом для бабы Груни, потому, что та храбро прервала племянницу.

– Это ты Тамара к тому, что я обещала твоего Данилку к себе прописать?

Так, вот, передумала я. Ничего тебе, моя любезная не светит. И денег тебе больше не дам. Хватит меня обирать.

Тамара поперхнулась чаем, который пила, несмотря на неприятный разговор. Поставила со стуком кружку на стол, встала и пошла в коридор.

– Прости, баб Груня, я лучше в другой раз приду, когда ты одна будешь, тогда и поговорим, – сказала она перед тем, как закрыть входную дверь за собой.

После ухода родственницы мы некоторое время молча пили чай. Баба Груня, наверно, ругала себя за слишком смелые высказывания, ну а я думал, что нам еще разборок с квартирой не хватало. Свалились неприятности, как снег на голову.

Закончив с чаепитием, я хотел вновь вернуться к денежному вопросу. Но тут баба Груня сделала неожиданное признание.

– Знаешь Витя, меня ведь Томка второй год достает, как я эту квартиру получила. Мол, пропиши в ней Данилку моего. Умрешь, так квартира чужим людям достанется. А я тебя за это лелеять и пестовать буду. Жить, как в раю будешь.

А мне не верится. Не тот Тамара человек, чтобы за мной ходить. Поэтому тяну, как могу, а она пристала, как банный лист к жопе.

Я слушал свою дальнюю родственницу и удивлялся. Не каждый способен девятом десятке сохранить ясность ума и понимать чем может закончиться решение прописать к себе в квартиру внучатого племянника.

Но даже не предполагал, что баба Груня скажет дальше.

– Витя, а давай я тебя к себе пропишу. Мы с тобой дружно жить будем. А Томка тогда от меня, наконец, отстанет. А я всему, что знаю, тебя научу.

Только я хотел возразить, как она продолжила:

– Если о маме печалишься, не переживай, она долго одна вековать не будет.

Она только из-за вас жизнь свою не устраивала. А ей предложения до сих пор идут. Эх, если бы ты знал, какие кавалеры ей предложения делали! – вздохнула она.

Домой я шел в задумчивости. Как-то странно у меня складываются жизненные обстоятельства. На ровном месте, не думая, не гадая, получил врагов на всю жизнь. Семейство Синицыных ни за что не простит нам с мамой квартиры, ушедшей у них из-под носа.

А баб Груня на самом деле их боится. Не зря сразу начала разговор, чтобы я переселился к ней. Интересно, что мама скажет, узнав о таких новостях?

Но кроме разговоров, у меня в нагрудном кармане пиджака лежали две красненькие десятки с портретом Ильича. Баба Груня засунула их туда, когда я одевался в коридоре.

Я начал было отказываться, но та настояла на своём.

– Не такая я нищая, – заявила она. – Есть у меня денег. И долго не раздумывайте над моим предложением. Сам знаешь, сколько мне лет. Сегодня жива, а завтра в могиле. Томка то правильно сказала, обидно будет, если квартира чужим людям достанется.

Глава 15

– Да, ну, на фиг, несерьёзно всё это, – думал я, мусоля в голове предложение бабы Груни. – Под влиянием момента глупость ляпнула, завтра тётка Тамара к ней придет и все вернется на пути своя.

Тем не менее, придя, домой первым делом, рассказал маме о произошедшем разговоре.

– Ты зрятак легко отнесся к словам тётки, – сказала та, выслушав мой рассказ. – Баба Груня обещаниями не раскидывается. Она получила квартиру после сноса барака два года назад, и с того времени ей Тамара проходу не дает. Но, как видишь, Груня держится, на уговоры не поддается.