За речкой (СИ) - Март Артём

— Видать, — сказал я ему, когда остальной взвод принялся украдкой посмееваться, — Бычка прав был. Может, в любовных делах ты и профи, но с тактикой у тебя беда.

Звягинцев обвел весь взвод злобным взглядом. Снова утерся, но только вымазал себе нос. Потом уставился на меня.

— Говорю же! Цирк! Зачем нам эти кульбиты⁈ Вон! Все общевойсковую тактику отрабатывают и нормально!

— Знаешь, Коля, — сказал я ему, беззлобно улыбаясь, — все отрабатывают. Это да. Но некоторые отрабатывают еще и углубленную. И лучше уж относить себя к некоторым, чем ко всем.

— Бред какой-то, — фыркнул Звягинцев.

Я вздохнул. Скомандовал:

— Ко мне.

Рядовой Звягинцев несколько растерянно нахмурился. Потом потопал ко мне. Я же — к нему навстречу.

— Стой, где я стоял. Будешь отдавать мне команды. А я покажу, чему можно научиться, немного попрактиковавшись. Команды следующие…

Когда я описал Звягинцеву задание и убедился, что он все понял, я встал на исходную.

— Лежа к бою! — крикнул он.

Я немедленно залег, держа наготове автомат.

— Противник с тыла!

Я ловко извернулся и быстро направил оружие назад. При этом сделал свое движение настолько мгновенно, что бойцы, даже Звягинцев, просто опешили. Последний, кажется, даже забыл командовать дальше.

— Чего молчишь? — поторопил его я, не меняя положения и не отрывая щеки от приклада автомата.

Звягинцев замешкался, но все же крикнул:

— Противник слева!

Я столь же быстро вывернулся, направив ствол своего автомата влево.

— Противник справа! Противник с фронта!

Все мои движения были настолько быстрыми, четкими и отточенными, что бойцы остались удивленно молчать. Они просто затихли, не зная, как им реагировать.

— Встать, — скомандовал я сам себе, а потом поднялся. — Звягинцев.

— Я!

— Встать в строй.

Когда он вернулся на свое место, я подошел к бойцам.

— Научиться этому не сложно. Нужна лишь практика. Но если бы я этого не умел — не стоял бы сейчас здесь. Ясно всем?

— Так точно! — раздался нестройный хор парней.

— Очень хорошо. А теперь приступаем. Все на исходную — стрелковой цепью в линию становись! Дистанция — полтора метра!

Бойцы побежали исполнять приказ. Встали в линию, держа наготове оружие.

А потом я крикнул:

— Лежа к бою!

Все как один, они залегли, приготовив автоматы.

Я же, тем временем, обернулся. Мельком глянул на Муху, о присутствии которого почти позабыл.

Теперь он стоял там не один, а с Волковым. Лицо старлея ничего не выражало. А вот на физиономии Волкова был виден явный скепсис. Потом он что-то сказал Мухе. Слов я не слышал.

Муха ему не ответил. Только покачал головой, а потом они оба ушли.

Когда остальные отделения закончили работу, мы еще занимались. До обеда у нас оставалось полчаса. Я думал, Муха или его зам придут к нам, поторопят, скажут, что есть другие, более важные дела. Но этого не произошло. Мы продолжали занятия с немого согласия командира разведывательного взвода.

А отработали мы немало.

Помимо примитивных, но важных движений в положении «лежа», мы коснулись переползаний с целью ухода с линии огня противника. Отработали движения при осечке и заклинивании патрона.

Отработали положения «ногами к гранате» при условной ситуации, когда граната падает близко к бойцу или группе. Роль гранаты исполняла пустая банка из-под консервов.

Солдатам же, после поступления команды «граната», надлежало действовать так: тем, кто был ближе всего, быстро повернуться к ней ногами, используя те самые выученные движения в положении «лежа», которые мы отрабатывали ранее. При этом надлежало закрыть голову автоматом и втянуть её в плечи. Так боец получал больше шансов выжить, хотя, конечно, серьезных ранений все равно избежать было нельзя. Остальным же, кто был достаточно далеко, нужно было быстро отползти как можно дальше назад и успеть спрятать голову и шею.

В общем и целом, к концу первого дня занятий парни уже немного сработались. Они стали четче исполнять приказания и действовать синхроннее. И все же, есть ли улучшения, покажет завтрашняя новая тренировка по тактике.

И тем не менее, я был доволен тем, как прошли сегодняшние занятия. Да и парни, кстати, тоже.

Когда мы вернулись в крепость, они, кажется, даже немножко сблизились. Во всяком случае, бойцы уже более свободно общались друг с другом и даже шутили. Это был хороший знак.

В землянке было тихо. Или почти тихо, если не считать звука шаркающих по дну мисок ложек. Солдаты, после насыщенной первой половины дня, ели активно, даже жадно. И почти тихо.

Они заняли места: кто у стола, кто на нарах, и казалось, были полностью поглощены едой.

Я же, опершись плечом о пирамиду, попивал чай, стоя у входа. Моя миска, в которой покоилась жидковатая чечевичная похлебка с тушенкой, осталась нетронутой и стояла на столе.

Не то чтобы я не хотел есть. Но сейчас у меня была другая задача — наблюдать за отделением. Смотреть за поведением бойцов.

А между тем, после возвращения в землянку на обед, между парнями снова почувствовалось какое-то напряжение. Кровь, разогнанная после активных занятий, успокоилась. Эйфория от физических нагрузок спала. Теперь «старики» снова принялись сторониться «старослужащих».

А вот Серега Матовой, кажется, нашел общий язык с Махоркиным и Глебовым. Они сидели на одной стороне стола и тихо галдели о чем-то. Даже посмеивались.

Старики тоже держались особняком. Отворачивались от остальных и почти не говорили.

В общем и целом, хотя парни ожидаемо еще не доверяли друг другу, но в то же время не выказывали откровенной враждебности или открытой неприязни. Это уже был прогресс.

— Игорь, — позвал я Махоркина, — ну че там Омаров? Ты ж ходил к старшине. Сказал, будут нам учебные гранаты на вечер. Ну и где они?

Махоркин, уплетавший тушенку за обе щеки, перестал ковыряться в миске ложкой. Глянул на меня с набитым ртом.

— Я…

— Да ты прожуй.

Он быстро проглотил еду.

— Я ему говорил. Сказал будут, вечером.

Зараза. Знаю я, как будут вечером. Небось еще и ждать придется. А ждать я не собирался. Нужно было, чтобы мы пошли на вечерние занятия сразу готовыми. Без этих всех проволочек. Что б время не тратить.

— Так. Ясно.

Я поставил кружку на стол.

— Я сказал, что ты хочешь сейчас. Он сказал — щас занят, — поторопился ответить мне Махоркин. — Мол — не может. Хочешь, я еще раз сбегаю?

— Не надо. Я сам с ним поговорю, — ответил я. — Щас вернусь.

Я выбрался из сырой и душноватой землянки на полуденную жару афганского дня. Пошел было в сторону пузатой башни. Знал — там у Омарова его каптерка.

Не успел я преодолеть и половины пути, как меня окликнули:

— Селихов!

Голос был знакомым. Я обернулся.

— Стой, Селихов!

Я приподнял бровь. Глянул на шедшего ко мне неторопливым шагом Волкова. Рожа у него была такая, будто бы он сожрал лимон и упорно терпел кислятину во рту.

— Погоди.

— Че-то случилось? — кивнул я ему.

Волков приблизился. Стряхнул с кителя сухую пыль, что почти постоянно держалась в воздухе вокруг. Он даже не заметил, как она снова осела на выцветший китель.

— Отойдем, — не спросил, а констатировал он. Причем тон замкомвзвода был надменным и неприятным.

— Зачем? У тебя ко мне какие-то вопросы?

Волков нахмурился. Поджал пухловатые губы.

— Отойдем, — повторил он строго. — Мне тебя надо на два слова.

Глава 19

— Если вопрос служебный, — ответил я, пожав плечами, — то говори здесь. Я слушаю.

Физиономия Волкова стала еще кислее. Он поправил панаму. А потом зыркнул к дальней стене крепости, где солдаты под руководством сержантов и какого-то незнакомого мне лейтенанта занимались чисткой оружия.

На этом Волков не остановился. Так же медленно посмотрел он и к ближней стене, под пузатую башню штаба. Даже поймал на себе взгляд худого как щепка прапорщика, под чьей командой солдаты таскали на склад боеприпасы.