На Темной Стороне - Никитин Юрий Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100

Да, все тот же извечный страх российской интеллигенции действовать, который скрывается под «надо все взвесить, обдумать, сформулировать, оценить, а кто решать будет…» и пр. При этом подается так, что кто дольше всех бездействует, тот самый мудрый, так как дольше всех обдумывает! Как в России к власти пришли полуграмотные коммунисты… ну ладно, это перехлест, но все же им противостояла еще более образованная масса интеллигенции. Или не противостояла? А все обдумывала, взвешивала, оценивала и мыслила, как спасать Россию? А большевики не мыслили, а пошли и взяли власть! Как получилось, что в самой просвещенной стране мира, в стране, давшей миру Гегеля, Шопенгауэра и разных всяких Кантов, власть взяла примитивненькая идея нацистов? И к власти пришла вовсе не интеллектуальная сила? Ну, та самая, что при слове «культура» хваталась за пистолет? Какого черта мой зять саркастически хохочет на кухне, глядя на придурков в правительстве, дебилов в Думе? Они же не сами туда попали!!! Сам избрал, постеснявшись выдвинуть себя, ибо политика – дело грязное, пусть ею занимаются люди грязные. А мы, чистые, так не запачкаемся… Хрен не запачкаетесь. Уже запачкались куда хуже, позволяя ничтожествам править великой страной. Запачкали всю страну. Обгадились на весь мир. А когда они всех вас ставят на четыре кости, не отгавкивайтесь. Терпите, а то и постарайтесь получить удовольствие, ведь вас готовили жить по рецептам Империи!

От калитки донесся шум подъехавшего автомобиля. Затем голоса, легкие и четкие шаги, стук каблучков. Калитка отворилась, вошла молодая девушка, плечи голые, несмотря на непогоду, зато платье длинное, почти до лодыжек… хотя разрез сбоку до середины бедра, и мы сразу уставились на дразняще мелькнувшую голую ногу.

Она производила впечатление яркого цветка, свежего и пахнущего, в который хочется сразу же сунуть нос. Двигалась быстро, бодро, глаза блестели, а подвижный рот с пухлыми губами с готовностью раздвинулся в широкой улыбке:

– Виктор Александрович?.. Я Ксюша, младшая сестренка Леонида. Он там возится с машиной, я не стала его ждать…

Я поклонился, взял ее нежные тонкие пальцы, но целовать не стал, это чересчур, вместо этого задержал в руке, глядя в ее юное очаровательное лицо:

– Добро пожаловать! Леонид о вас много рассказывал.

– Вот как?

– В самом деле много, – соврал я без всякого стеснения. – Вижу, не преувеличил, когда расписывал, насколько вы хорошенькая. Идите в дом, там сынишка вон того, что с шашлыками, покажет вам, как убивать русских солдат с одного выстрела по три штуки… Да какой там счет на людей! Они русских считают на штуки…

Ее улыбка стала просительной:

– А можно, я посижу с вами?

– У нас разговоры не очень-то мягкие, – признался я. – Видите, вон Игнатьев… который с газетой, сейчас взорвется!

Она протянула капризно и умоляюще:

– Я очень прошу-у-у…

– Ради бога, – уступил я. – Только не жалуйтесь.

Она тут же устроилась на бревне, даже не стала сразу уж так выставлять ногу, а бедро у нее просто совершенное, я успел заметить безукоризненные линии и холеную изумительную кожу, что явно шелковиста на ощупь…

Игнатьев отложил газету, встал, поклонился несколько запоздало, представился и тут же, совершенно забыв о красивой женщине, с гневом потряс газетой:

– Вы это серьезно?.. Или ерничаете?.. Я никогда не могу понять, когда говорите всерьез, а когда играете… играете во что-то страшное!..

– Вы о чем? – поинтересовался я.

Глаза мои наконец оторвались от щели на ее платье, чмокнуло, я ощутил, как давление в глазных яблоках вернулось к нормальному, а уши мои настроились слушать слова.

– Вы, по сути, защищаете терроризм, – проговорил он с ужасом. – Вы защищаете даже не террористов… это всего лишь люди, но… терроризм?.. Это ужасно. Этого я не понимаю. И никогда не пойму.

Он произнес гордо, с достоинством, не понимая даже, что признается в собственной глупости, ограниченности и непроходимой тупости. Хуже того, неспособности учиться.

Я кивнул Ксюше на Игнатьева:

– Видите? Он готов защищать гомосеков, извращенцев, садистов, убийц… Хотя гомосеков и защищать не надо, они уже создали свою партию, гомосека в президенты метят… А если их гомосек победит, то все, кто трахается по-старому, будут отнесены к сексуальным меньшинствам, им будет перекрыт доступ к ряду важных должностей…

Она молчала, несколько шокированная моей грубостью, но сама же напросилась и обещала не дергаться, а Белович вдруг вклинился в разговор с надеждой в голосе:

– К должностям? Тогда, может быть, тех, кто по старинке, и в армию брать не будут? А то у меня сыну скоро…

– Еще один, – сказал я с отвращением. – Эх… Уже никого не удивляет, что система юриспруденции охватила защитой все на свете, вплоть до убийства червяка или бабочки. И только одно-единственное явление… явление, порожденное чистотой помыслов и жертвенности духа!.. отвергнуто, предано проклятию. У гомосеков или садистов есть сотни тысяч адвокатов, которые во весь голос доказывают по радио, телевидению, Интернету, что они – благо для человечества… а вот это, повторяю, порождение чистых и горячих душ, готовых на самопожертвование для блага других людей, для блага всего человечества… не имеет своего адвоката!

Игнатьев морщился, затем занялся переворачиванием шампуров, а Белович переспросил с недоумением:

– Так уж и не имеет?

– Нет, – ответил я.

– А вы?

– Ну, я не в счет. Я вообще уникальное существо. Но кто еще? Поройтесь в памяти. Просмотрите периодику. Дайте поиск по всему Интернету.

Как же, понял я по его вздрогнувшему лицу, пороется в Интернете! Он и на комп едва не бросается с молотком, как на исчадие, что погубит культуру.

За калиткой прогудел еще гудок, там слышались голоса, хлопки ладони о ладонь. Когда калитка отворилась, вошел наконец Леонид, улыбка виноватая, на ходу поспешно вытирает пальцы ветошью, издали помахал всем и убежал мыть руки. За ним шли художник, которого я дважды видел на каких-то тусовках, имени не запомнил, а с ним грациозно двигалась, словно в восточном танце, закутанная с головой женщина.

Судя по фигуре, очень молодая и яркая, на голове чадра с полупрозрачной вуалью. Я разглядел крупные блестящие глаза, сочный рот, не сразу признал ту девушку, что впервые увидел с Богемовым на вечеринке. Она тогда в танце, чтобы поддать огонька, начала сбрасывать с себе «все лишнее». А когда фигура изумительная, то лишним оказывается все. Она тогда сбросила с себя лифчик, затем и трусики, так и танцевала среди нас, танцующих пар, задевая то горячим бедром, то оттопыренными ягодицами, а то и полной жаркой грудью…

– Маринка, – наконец вспомнил я ее имя. – Ты под этой чадрой… еще заманчивее! Но что случилось?..

Под чадрой послышался легкий смех, но я уже знал, что случилось. Эх, Россия, Россия!.. Ни в чем не знаешь удержу. Воровать так миллион, а иметь – так королеву. Либо пан, либо пропал, либо грудь в крестах, либо голова в кустах… Это древние римляне сказали: aut ceasar, aut nihil, но только русские жили по этому принципу. Остальные все копеечка к копеечке, шажок за шажком, а Россия все пытается перепрыгивать ступеньки, а то и целые пролеты. То мир во всем мире, то коммунизм, то вот сменить сгнившее православие самым нетерпимым течением в молодом и сильном исламе – шиитами… Ведь выбрали же суннитское направление! Оно терпимее, близко к традиционному православию, народ так и вовсе разницы не заметит. В той же Турции, к примеру, никто чадры не носит, а женщины даже страной правят, премьер-министр там очень яркая, красивая женщина…

Художник усадил ее между Игнатьевым и Беловичем, Ксюша посмотрела на Марину победно и едва-едва не показала ей язык, по крайней мере мне так показалось: она захватила место на бревне возле меня, сейчас прижималась теплым мягким боком.

Игнатьев спросил непонимающе, крайне шокированный:

– Это выходка, да? Пощечина общественному вкусу, да?

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100