Нопэрапон - Олди Генри Лайон

— Ты финал главы прочел?

— Прочел.

— Внимательно?

— Трижды очки протирал. Чистым платочком. Там серединка малость сбоит, надо подрихтовать по свободе, а так вполне. И монах реальный, выпуклый, без дураков…

— Еще бы! Махнет рукой — улочка, отмахнется — Ленчик поломанный!

— Димыч, окстись! Не Монах, а монах! Кстати, ты заметил: мы все время пытаемся забыть об этой истории, выбросить ее из головы — а она, зараза, упрямо напоминает о себе. Словно кто-то нарочно задался целью втравить нас в эту пакость!

— Заметил, — угрюмо бурчу я. — Прямо какой-то «За миллиард лет до конца света»!

— И Володька Монах в роли Гомеопатического Мироздания! — хмыкает Олег, явно пытаясь пошутить, только отчего-то смешно не становится ни ему, ни мне.

Да еще вдобавок противно дребезжит телефон. Если и это происки Гомеопатического Монаха… Протягиваю руку к трубке, но в соседней комнате меня опережает жена. Через закрытую дверь доносится ее непреклонный голос:

— Да, Олег Семенович у нас. Но он сейчас занят. Перезвоните позже. Все-таки жена у меня молодец! Если бы не она, звонками бы совсем

достали!

— Они с моим мужем работают. Перезвоните… а я прошу вас… ну хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Подождите.

Фантастика: прорваться через мою половину!

— Олег, тут тебя спрашивают. — Супруга явно недовольна, что нас беспокоят. — Говорят, по важному делу.

Дважды фантастика: видно, перед этим звонили к Олегу и сумели выцарапать у его жены мой номер телефона!

Мой соавтор с унылым вздохом берет трубку.

— Да, я слушаю. Да… — Это второе «да» звучит слегка растерянно, что на Олега совсем не похоже. — Я понял… а чем я… ну хорошо, давайте встретимся. Метро? «Пушкинская»? Да, вполне. Договорились, через час, на выходе, возле кинотеатра… Ну, нас-то узнать несложно: двое бородатых мужчин среднего возраста, оба в джинсах, один — с черной бородой и в очках, другой — с рыжей и без очков… Дмитрий, мой партнер и соавтор, хороший знакомый вашего мужа… Да, мы подойдем обязательно.

Олег аккуратно кладет трубку на рычаг и поворачивается ко мне. Медленно, словно пытаясь собраться с мыслями.

— Звонила Монахова. Жена Володи. Хочет с нами переговорить.

Олег выдерживает паузу и заканчивает:

— Монах пропал. Из дому.

Почему— то всегда представлял себе Монахову супружницу (Монашку?!) совсем другой. По голосу? по ассоциации с самим Монахом? по чудной прихоти воображения? Так и виделось: усталая, чуть грузноватая женщина с блеклым лицом, тронутым ранними морщинами, макияж сооружен впопыхах, синяки под глазами разлеглись внаглую; в каждой руке по здоровенной авоське -хлеб, консервы, бананы вперемешку со школьными учебниками, втридорога купленными на книжном толчке…

А вот и шиш тебе, фантазия моя замечательная! — отлеталась, голубушка! Передо мной вполне миловидная дама лет эдак… э-э-э… бальзаковского возраста, со следами былой красоты на лице, и следов этих более чем достаточно. Одета со вкусом, стильно, и косметики (недорогой, но вполне, вполне, это я вам как бывший гример говорю!) ровно в меру — «штукатурка» слоями не отваливается, как у некоторых леди Макбет Мценского уезда.

— Здравствуйте, Олег…

Многоточие понимается однозначно — как невысказанный вопрос.

— Можно без отчества. Просто Олег.

— И просто Дмитрий, — немедленно напоминает о себе мой соавтор, сияя улыбкой Фредди Крюгера, дорвавшегося до сновидений детского сада в полном составе.

Улыбка производит впечатление.

— Ну, в таком случае — просто Татьяна, — через силу улыбается и Монахова. Я вижу, вижу с предельной отчетливостью: эта с виду благополучная женщина держится на пределе. На самом краешке истерики, нервного срыва, битья посуды и бессвязных выкриков — но она держится. И будет держаться, сколько понадобится.

Молодец.

Уважаю.

Мало ли, как тебя жизнь-малина приложила? Совершенно не обязательно выплескивать свое дерьмо на лысины окружающих.

— Татьяна, тут рядом, в «Тайфуне», открытая веранда. Тишь да гладь, и народу в это время немного. Присядем?

— Да… Да, конечно.

Будь мы сами, непременно взяли бы пива. Его, родимого, и хочется — с пеной, со свежими пузырьками… Мы с Димычем переглядываемся и по молчаливому согласию страдаем: пьем кофе. Растворимый. А Татьяне, выслушав ее пожелания, берем кофе с коньяком. Коньяк отдельно, в пузатой рюмочке. В целом наша дама держит хвост пистолетом, вот только когда она достает из сумочки пачку сигарет, а потом из пачки — тонкую и длинную «Vogue» с ментолом… Пальчики-то дрожат?… Дрожат. И зажигалка тщетно щелкает колесиком, искря впустую, — раз, другой, третий, уже с заметной нервозностью…

Димыч успевает вовремя. Две сигареты слепыми кутятами тычутся в синеватое пламя, и я незаметно морщусь, угодив в дымовую завесу.

Плевать, привык.

Жена приучила.

Да и сам был грешен… ох и грешен!… Бросил.

Давно, еще в институте.

— Вы понимаете, Олег… Короче, Вовка пропал. Вот, — повторяет Татьяна то, что я уже имел честь слышать по телефону. — Два дня назад. Я уже всех его знакомых обзвонила, кого знала, и в милицию заявила…

— Больницы обзванивали? — Димыч всегда отличался редкой тактичностью. — Неотложку?

Еще б про морги вспомнил!

— Обзвонила, — кивает Монахова. — И… морги тоже. Говорят: такого не зарегистрировано.

— Ну, если там нет — это, пожалуй, к лучшему?!

— Да, вы правы! Но… я не знаю, где его искать! А у нас еще и сын в реанимации, под капельницей… Вот, нашла ваш телефон. Он… Вовка часто о вас рассказывал, называл сэнсеем, учителем. Вот я и подумала — может, вы знаете…

Учителем, значит, называл? И прослезился?! Сразу вспоминается неприятный смешок в трубке: «Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни — коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?!»

Ничего не скажу, Монах.

Промолчу.

— А может… Татьяна, вы извините, что я лезу не в свое дело! — но может, у него появилась женщина? Другая женщина?!

Шкура следователя, в которую я лезу с упрямством, достойным лучшего применения, трещит по швам.

Вот— вот разорвется.