Шах одноглазому королю (СИ) - Молчанов Анатолий
Около крыльца стоял мой «Адлер» и рядом какой-то кюбельваген (Volkswagen Typ 82 (Kübelwagen) — германский автомобиль повышенной проходимости военного назначения, выпускавшийся с 1939 по 1945 год, самый массовый автомобиль Германии времён Второй Мировой войны) защитного цвета. Два человека в форме СС, опершись на его капот увлеченно беседовали о чем-то с моим водителем.
— Вы хотите посмотреть место пожара? — вдруг спросил меня Крюков.
— Зачем? — искренне удивился я. — Я похож на офицера Фойершутцполицай? (feuerschutzpolizei, пожарная полиция — пожарная служба в Третьем рейхе)
— Вы разве здесь не по этой причине? — поинтересовался он тихо.
— Давайте договоримся, Григорий Васильевич, — я остановился и повернулся к нему лицом, — вопросы буду задавать я, какие сочту нужными и тогда, когда решу, что пришло время их задать. — я строго посмотрел на него пару секунд и только потом завершил свою короткую речь. — А вы будете развернуто на них отвечать.
Он согласно кивнул и уставился взглядом в землю.
— Очень хорошо. — подытожил я и подошел к солдатам у авто.
Они тут же вытянулись в струнку, а старший, отсалютовав, представился дежурным офицером унтерштурмфюрером СС Зегерсом. Пожав ему руку я поднялся на крыльцо. Крюков шел следом, чуть позади.
Как же я люблю немецкие уставы! В отличие от советских, которые я вынужден был изучать, готовясь к операции «Stille Wasser».
У нас офицер представился и все. Если вдруг мне что-либо от него понадобится, я сам отдам нужные распоряжения. У русских же это целый византийский церемониал. Дежурный офицер должен сперва мне представиться, а потом доложить, что ничего не случилось, пока я отсутствовал.
Глупость какая-то. Зачем мне слушать рассказ о том, что ничего не случилось? Если не о чем докладывать, то какой смысл докладывать вообще? Нонсенс.
Кабинет у Крюкова оказался примерно таким же, как у Хильды или Грабовски (Вальтер Грабовски (родился 11 ноября 1896 года) член НСДАП с 1926 года, с 1941 года, Грабовский экономический директор психиатрической больницы Мезеритц-Обравальд), в Обравальде. Только обстановка победнее и в книжном шкафу верхняя полка пустовала. Скорее всего, раньше ее занимали труды Маркса или Сталина, а потом их отправили в топку перед приходом наших войск.
Тяжелый письменный стол с, обязательной для советских начальников, лампой-грибом. Пара кресел под белыми чехлами. Такой же зачехленный диван у, противоположной столу, стены. Пара стульев. Несгораемый шкаф и обязательный портрет фюрера в массивной раме, где раньше, наверное, находился портрет Сталина.
Крюков замер у двери, предоставив мне право выбора места. Я указал ему на место за столом:
— Не стесняйтесь, Григорий Валерьевич, вы хозяин, а я гость.
Он послушно занял свое место за столом. Я заметил массивную хрустальную пепельницу с серым налетом на дне. Некому помыть? Действительно, в небольшой приемной никого ведь не было. Только пишущая машинка, накрытая коричневым дермантиновым чехлом.
— Где ваша секретарша?
Он пожал плечами:
— Не знаю. У нас и врачей-то почти не осталось.
— Разбежались? — поинтересовался я.
— Да их и до войны немного было. — устало произнес он. — От Минска далеко. Жильем здесь не обеспечивали. Четверо нас было, врачей. Главврач Жерко Николай Михайлович, он перед самым вашим приходом уехал в город и больше не вернулся, я, Кулик и Шохмейстер. Кулик в мужском беспокойном сейчас на обходе, а Шохмейстера неделю назад в жидовский район увезли ваши солдаты.
Разрешить ему курить? Наверное, как все курильщики он и пары часов не может выдержать без табака, так что это несколько его расслабит и расположит ко мне, что не повредит в предстоящей беседе. Только откуда у него сигареты? Их, по всей видимости, сейчас и днем с огнем не сыскать. Ладно, решу этот вопрос. В дверь постучали и на пороге показался Зегерс.
— *Soll ich Ihnen was zu Essen hoch schicken lassen? — вежливо поинтересовался он. *Вы хотите, чтобы вам доставили ужин?
— * Danke für Ihre Hilfe, Segers. *Благодарю за вашу помощь, Зегерс. — поблагодарил я его и добавил. — *Dinner für zwei und auch eine Packung Zigaretten. *Ужин для двоих и одну пачку сигарет.
— * Jawohl, Obersturmbannfuehrer! — щелкнул каблуками Зегерс, повернулся кругом и исчез за дверью. *Есть, Оберштурмбаннфюрер!
Крюков не понимал, что происходит и выглядел очень испуганным. Я присел в кресло. Оно оказалось, на удивление, очень удобным и мягким.
— Не откажете мне в любезности отужинать со мной, Григорий Валерьевич?
Он посмотрел на меня достаточно твердо, что как-то не очень гармонировало со всем его предыдущим поведением. Получается, что постоянная трусость тоже утомляет и порождает храбрость? Интересное наблюдение. Надо будет запомнить. Это к лучшему. Мне не нужно, чтобы он меня боялся.
— Я должен согласиться или отказаться? — спросил он.
— Как вам будет угодно. — не стал настаивать я и напомнил. — Только не забывайте наш уговор — вопросы задаю я. Вы лишь на них отвечаете.
— Задавайте. — согласился Крюков.
— Расскажите мне о Жанне Гальперн.
— С какого момента я должен начать? — спросил он.
— С момента осмотра ее в минской больнице.
— Я не проводил осмотра. — сказал он и опустил взгляд.
— Кто проводил? — опять спросил я.
— Никто. Я руководствовался данными осмотра врачей минской больницы.
— Хорошо. — согласился я, — Оставим это. Я понимаю. Айвенго в белом халате спасает Ребекку от храмовников СС. Принимается. Здесь-то вы хоть ее осмотрели?
— Здесь осмотрели. — он отвечал бесстрастно, как человек полностью отдавшийся на волю судьбы, не предвещающей в будущем, впрочем, ничего хорошего.
Я решил немного его привести в чувство. Разговаривать с манекеном то еще удовольствие.
— Григорий Валерьевич, — сказал я, — Ни вам ни вашим пациентам ничего больше не угрожает. Расстрел пациентов был досадной ошибкой, о которой мы все сожалеем.
— Полагаете я не знаю о вашей программе эвтаназии? — неожиданно опять спросил он и, видимо, вспомнив об уговоре, тут же исправился. — Вы все равно всех убьете.
Он не сказал «нас всех» и не сказал «их всех». Вообще избежал какого-либо употребления местоимений. Значит все же надеется на благоприятный исход. Надо укрепить его в этой мысли.
— К лично моему сожалению, — я намеренно сделал ударение на первой части фразы, — программа эвтаназии будет вскоре прекращена фюрером под давлением общественности.
Получилось. Он посмотрел на меня с надеждой. Надо дожимать.
— Собственно, ваша Гальперн, к моему сожалению, первая ласточка этих новых веяний в психиатрии Рейха. По результатам нашей с вами беседы завтра, в ходе инспекции, рейхсфюрер примет решение, отправить ли сто человек, из числа ваших пациентов, на лечение в Рейх или нет.
Я замолчал, давая время осознать все сказанное мной. Он заметно оживился. Поверил. Как же ты все-таки наивен, Крюков. А еще психиатр.
Он открыл сейф и достал папку с надписью «Гальперн Ж.М.» положил перед собой, открыл и начал листать. О, боги, как же я ненавижу людей, слюнявящих палец при перелистывании бумаг.
— Вот. — Крюков ткнул пальцем в папку. Поступила 20 июля. Принимал я. Опрос показал, что во времени и пространстве пациентка ориентируется хорошо и признаков душевного заболевания я на тот момент не выявил...
— На тот момент? — перебил я его. — А когда выявили?
— Не перебивайте пожалуйста. — попросил он меня. — Я и сам чудесно собьюсь.
— Простите. — счел нужным извиниться я и попросил. — Продолжайте.
— Извините, что я нарушу наш уговор, мне просто необходимо задать вам один-единственный вопрос. — вдруг сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. — Для меня это крайне важно.
— Один-единственный? — я улыбнулся, как можно искреннее. — Что ж задавайте, раз так важно.
— Скажите почему вас интересует, именно, эта пациентка?
— Все просто. — заговорил я самым убедительным тоном, на который только был способен. — Она к вам поступила, как вы сами верно заметили, без каких-либо признаков душевного заболевания. Вы ее госпитализировали и госпитализировали, как раз, в тот самый момент, когда германские власти заняты окончательным решением еврейского вопроса, в связи с чем в рейхскомиссариат прибыл с инспекцией сам рейхсфюрер СС. — я взял паузу для пущей убедительности своих следующих слов. — Программу государственной эвтаназии, как я уже говорил, фюрер намерен отменить из-за недовольства ею германского народа. Нам ни к чему скандал, если вдруг окажется, что душевно больную еврейку отправили в гетто, но если она здорова то, мы делаем плохо свою работу. Вы понимаете меня?
Похожие книги на "Шах одноглазому королю (СИ)", Молчанов Анатолий
Молчанов Анатолий читать все книги автора по порядку
Молчанов Анатолий - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.