Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ) - Смолин Павел

Отдуваться мне одному, но одиноко сидеть на возвышении у дальней стены неудобно, поэтому рядом сядут комсомольский вожак и Хрущевский парторг. Чисто по-товарищески поддержать. Еще за столом, по флангам, расположатся дяди Дима и Вадим. Готовы стрелять на поражение! Виталина в такой компании смотрится чужеродно, поэтому останется за кулисами.

Перед «подиумом» — ряды стульев, на которых уже успел расположиться народ. Состав не полный: только «цивилизованный мир», сиречь Европа, США и примазавшаяся к ним Япония. Социалистическим товарищам на этих ваших негров и Леннонов плевать, для них у нас отдельная пресс-конференция с хорошими вопросами и правильными ответами. Настолько «отдельная», что отправляется в редакции самолично изготовленной стенограммой, чтобы уважаемые товарищи журналисты не тратили время на долгие перелеты.

Через полный зал идти не придется — к «подиуму» из-за кулис ведет дополнительная дверь, из которой мы с товарищами и появились под вялые, чисто формальные аплодисменты.

— Доброе утро, дамы и господа, — поприветствовал я народ на великом и могучем. — От лица Советской молодежи позвольте поприветствовать вас на землях СССР, и, от своего собственного, благодарю за то, что проделали такой долгий путь. Надеюсь, по итогам пресс-конференции вы не останетесь разочарованными.

Переводчики — необходимость в них невелика, обычно стараются отправлять более-менее владеющих русским языком сотрудников — отработали, и журналюги похлопали снова — чуть энергичнее.

— Предлагаю немного изменить регламент, — продолжил я. — Ребята, заноси!

Под удивленными рожами товарищи монтажники внесли на «подиум» набитый шариками лототрон.

— Ваши имена написаны на бумажках внутри шариков, — пояснил я. — Запускай.

Товарищи запустили, и через десяток секунд был получен первый шарик, который отдали мне.

— Сеньор Муньос, вам повезло, — вынув бумажку, улыбнулся я испанскому журналисту.

— Грасиас, — поблагодарил он и начал хвастаться. — С 1961 года среднегодовой рост ВВП Испании превысил 7%. Из развитых стран Испанию обгоняет лишь Япония, — сделал приятно сидящим через пару делегаций от него япошкам. — Доля промышленности и услуг в структуре экономики постоянно растет, и, в связи с этим, я хочу спросить: так ли уж необходимы были ужасные репрессии во время проведения индустриализации в СССР?

— Я могу ответить на ваш вопрос, сеньер Муньос, но это будет стоить вашей газете аккредитации. Не потому что я обиделся, а из-за вопиющего непрофессионализма: на этот и схожие вопросы я отвечал несколько десятков раз, и теперь вы тратите время ваших коллег в никуда, не говоря уж о том, что в вашей статистике не учитывается СССР.

— Вопрос отозван, — сориентировался журналюга. — Многие испанские дети посмотрели ваш фильм «Babe». Хотите что-нибудь им передать?

— Буду благодарен, если передадите им мое спасибо и пламенный привет, — поддержал я и вскрыл следующий выплюнутый лототроном шарик. — Герр Финк, прошу вас, — дал слово австрийцу.

Или австрияку?

— Долгое время Советская цензура по надуманным причинам пыталась огородить граждан от музыкальных новинок. В том числе гонениям подвергалось творчество группы «Битлз», поэтому поездка мистера Джона Леннона в СССР стала для многих полнейшей неожиданностью. Какие впечатления об этом человеке сложились у вас после знакомства?

— Джон — очень здравомыслящий и талантливый человек, — ответил я, пропустив предъяву мимо ушей. — И я многому у него научился.

— А какое впечатление сложилось у него о вас? — спросил журналист.

— Этот вопрос лучше задать самому мистеру Леннону, — отмахнулся я.

— А если он не вернется? — влез журналист-британец.

— Тогда и придумаем, что делать дальше, — пожал я плечами.

Журналюги гоготнули, я достал следующий шарик.

— Кириос Гианнопулос, прошу вас, — дал слово греку.

— В процессе подготовки к пресс-конференции мы не смогли найти ни одного полноценного ответа на многих интересующий вопрос, — на всякий случай подстраховался он. — Почему вы переехали из Москвы сюда, на самые окраины вашей страны?

— Могу ли я попросить вас уточнить значение термина «окраины»? — позанудствовал я.

Немного подумав, грек ответил:

— Очень далекая от столицы местность.

— Спасибо, — кивнул я. — Ответ прост — в городе Хрущевске расположена теле-кино-музыкальная студия мирового уровня, на мощностях которой мне очень удобно производить интеллектуальную собственность разных видов, — улыбка. — А еще мне нравятся Азия и тигры.

— Это — все причины? — уточнил он.

— А чего вы ожидали, кириос Гианнопулос? — спросил я в ответ. — Душераздирающих рассказов о том, как я поругался с кем-то очень важным и был вынужден сбежать? Их не будет — внутри страны врагов у меня нет, и в Хрущевске я живу только потому, что мне здесь нравится — смотрите какой замечательный белый снежок за окном!

Следующий шарик. Повезло американцу.

— Мистер Кравчик, прошу вас.

Он у нас польского происхождения.

— Для всех живущих вне Советской оккупации поляков… — начал он.

— Стоп! — перебил я. — Скажите, а какие поляки в эти времена живут «под оккупацией»?

— Жители Польской Народной Республики, — не стушевался он.

— Польша — вполне суверенное государство, — отмахнулся я. — И происходящие там волнения являются лучшим доказательством моему тезису.

— Именно о массовых беспорядках, которые вы деликатно назвали «волнениями», я и хотел задать вопрос, — кивнул он. — Польская община США считает их подтверждением несостоятельности социалистического блока.

— А где вопрос? — спросил я.

— Согласны ли вы с их оценкой? — пожал он плечами.

— Нет. Я считаю, что объективно оценить положение дел внутри Польши из-за океана невозможно, а в списке требований реализующих свое конституционное право на забастовки рабочих товарищей не было пункта о выходе из Социалистического блока. Если нахождение в нем устраивает настоящих поляков, значит гражданам капиталистических государств не о чем волноваться.

— Венгрия, Чехословакия, Польша, — перечислил мистер Кравчик. — Разве такое количество негативных событий не является подтверждением системных проблем в Варшавском блоке?

— Известная доля эрозии свойственна любым политико-экономическим и военным блокам, — пожал я плечами. — Это — совершенно нормально, так же как и попытки врагов внести раскол в социалистический лагерь при помощи пропаганды и агентуры. Молодости свойственны решительность и желание нарушать правила, и ваши спецслужбы подло этим пользуются, провоцируя товарищей на глупые действия.

— Борьба за свободу и демократию по-вашему — глупость? — не отстал он.

— Борьба за мифы о свободе и демократии — глупость, — подтвердил я. — Реальная демократия обеспечивается только Советской властью, но ваши элиты старательно выставляют вперед говорящие ширмы, в то время как крупный банковско-промышленный капитал обделывает свои делишки в тени.

— Вы занимаетесь «вотэбаутизмом», — уличил он меня с страшном.

— Я озвучиваю факты, — отмахнулся я и взял следующий шарик. — Мистер Торндайк, прошу вас, — кивнул британцу.

— Связан ли отъезд мистера Леннона в компании солистки Boney M Амааны Заякиной и срочный вызов посла Великобритании в СССР Арчибальда Дункана Уилсона на срочные консультации в Форин-офис?

— К сожалению, я пока не контролирую ваш Форин-офис, — с расстроенной миной развел я руками. — Поэтому не знаю.

Попрут поди мистера Уилсона. Впрочем, тут ничего нового — дольше двух-трех лет без замены послов здесь Англия не держит.

Народ гоготнул.

— Раз вы так сказали, мистер Ткачев, значит в будущем рассчитываете контролировать? — без особой надежды попытался зацепиться журналюга.

— Я рассчитываю в течение пары сотен лет медитаций достичь божественности, — ответил я и под скрип карандашиков — такой-то кликбейтный заголовок! — достал следующий шарик. — Герр Кёлер, прошу вас, — дал слово ФРГшному немцу.