Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Не стал говорить ни да, ни нет, лишь покосился на унтера — пусть сам думает. Хотя, любопытно — как он определил? Самому интересно — но попробую догадаться. Только потом, попозже.

Ветеринар жил неподалеку от Торговой площади, за которой был сам монастырь. Дом обычной, похожий на тот, в котором и я живу.

— Ветеринар он как, буйный? — поинтересовался я, на что городовой лишь пожал плечами — мол, а кто его знает?

Если это он — то двух человек убил, не моргнув глазом.

— Савушкин, обойди дом сзади, вдруг он решит сбежать, — приказал я своему городовому. Подождав, пока Спиридон не скроется за стеной, кивнул Звездину.

— Пошли.

Мы подошли, а Звездин принялся барабанить в дверь:

— Хозяин, открывай.

И тут мы услышали сзади дома какой-то шум и крики. Отбросив в сторону папку и сверток с вещдоком, опрометью рванул на шум.

А сзади шла ожесточенная борьба. Ветеринар, судя по всему, выскочил через повить, но нарвался на Спиридона. А ведь здоровый лоб! Наш Савушкин — тоже парень ничего, но этот повалил моего унтера наземь, а теперь еще и пытается душить!

— Ах ты скотина! — рявкнул я и, без лишних церемоний треснул ветеринара в лоб. Ух, аж кулак отшиб!

Андреев упал, а мы ткнули его мордой вниз, прямо в крапиву. Кирилловский городовой, ловко усевшийся сверху, уже вязал ему руки невесть откуда взявшейся веревкой.

— Андреев, вы арестованы, — сообщил я.

Чуть было не брякнул — вы имеете право хранить молчание, имеете право на один телефонный звонок. Нет, это из американских фильмов. Уж год здесь, а все равно, иной раз что-то такое вылезает.

[1] По законам Российской империи для получения бессрочного паспорта нужно было отслужить на государственной службе какое-то время — пусть даже неделю.

Глава шестнадцатая

Убийца — изобретатель

Задержанный ветеринар Андреев не желал пойти на контакт. Упорно отвергал мою попытку записать его данные — знаю, что дворянин, что должен быть православного вероисповедания, но это я должен услышать от него самого. А он лишь криво ухмылялся, а еще грозил подать жалобу — дескать, глаз у него стал плохо видеть. А убегал из-за того, что городовые в Кириллове, да и не только в нем, пользуются дурной репутацией. И не знал, что мужик в его собственном огороде на самом деле городовой.

С чего бы глазу-то плохо видеть? Ну, синяк у него под глазом. Откуда и взялся? Кажется, я ему в лоб давал, а не в глаз? Вот про Савушкина, здесь да, не удастся Андрееву еще одну статью влепить, за нападение на полицейского чина. Тот был в статской одежде… Но ему и того, что имеется, на каторгу хватит, как бы даже и не бессрочную. Но я не судья, приговор не мне выносить.

— Жалобу подавайте, я ее доставлю, и прямо окружному прокурору. Может, сам-то прокурор и не рассмотрит, он человек занятой, но его помощник — точно все рассмотрит.

Рассмотрит и ответ напишет. Вот, хоть прямо сейчас. А вот коли ты, любезный мой, все-таки со мной говоришь, значит, и дальше говорить станешь. Желательно только, чтобы побыстрее. Устал я от города Кириллова. Мне достаточно первичных показаний подозреваемого, а потом этапируем его в Череповец, там мы еще поговорим, если понадобится. А нет — так и ладно, пусть сидит до суда. Это в 21 веке нужно предъявить обвинение, а потом следует допросить подследственного в качестве обвиняемого.

И показания госпожи Зуевой уже не нужны, нет необходимости подтверждать алиби Никитского, а допрашивать прислугу я отправил Савушкина — пусть стажируется. Все, что осталось — сам господин Андреев.

И как же мне к нему подкатиться? Конечно, доказательств у меня выше крыши, но у нас главным считается признание самого подозреваемого. Значит, если я удивлялся этой штуке — троакару, то почему бы еще не поудивляться?

— Вы талантливый человек, господин Андреев, жаль только, что свой талант потратили не на нужное дело, а на преступление.

— Вы это о чем? — недоверчиво посмотрел на меня ветеринар.

— А вот об этом, — хмыкнул я, вытаскивая из ящика стола сверток. Развернув, показал троакар ветеринару. — Не обессудьте, в руки я вам этот инструмент не дам, меня дома невеста ждет, а еще и сестренка младшая, но скажите — как вы до такого додумались? Недавно узнал у сведущего человека, что англичане похожий инструмент создали — мочу из человеческого организма откачивать. А вы, значит, придумали, как у коров бочину протыкать? Гениально!

— Вы, господин следователь невежда, — усмехнулся ветеринар. — Я не бочину корове протыкаю, а произвожу прокол рубца у коровы.

— Эх, господин Андреев! Вы даже не представляете — насколько я невежественен! Сижу вот, смотрю на вас и думу думаю — как это вы сумели? Ни профессора не догадались такую штуку сделать, ни академики! А тут, вроде, простой ветеринар. Вам за такое открытие следует орден дать, или какую-нибудь научную премию. Если вам на ваше изобретение бы патент взять, то потом огромные деньги зарабатывать станете. На хирургический-то троакар уже патент взят, а вот в ветеринарии ваше слово первое.

Андреев поморщился, потом вздохнул и сказал:

— Да ничего сложного-то и нет. Я сначала рубцы ножом протыкал, по старинке, но там, вот что плохо — прокол может закрыться, края раны сойдутся, газы не выйдут, а коли имеется трубка — тогда надежнее. Только я слово троакар не использовал. Говорил — стилет ветеринарный.

— Я бы ему вообще дал название — стилет Андреевский. Неужели все сами сделали? — восхитился я. — И стержень — спицу то есть, выковали, и трубочку приспособили?

— А что тут сложного? Зашел к мужикам на кузню, железку подобрал, да и выковал. С медью — тут посложнее, но все равно — достал полоску, да в трубку свернул. С рукояткой не сразу получилось — раскалывались.

— Кузнецы-то не подсмотрели? — озабоченно поинтересовался я. — Вдруг видели, как вы делали, а потом переймут?

— А, куда им додуматься⁈ — пренебрежительно фыркнул ветеринар.

— Так вроде — толковые кузнецы? Я с ними пару раз дело имел, вроде и ничего.

— Это кто же толковый? Прохор Никулишкин или Ванька Смолин? Да они только хихикали — дескать, в заднице у коровы господин ветеринар ковырять станет! И что там наковыряет? Может, золото? Так они и без ковыряния этого золота пуд принесут.

Ах ты умница! А я-то боялся, что сейчас ветеринар пойдет в отказ — дескать, троакар этот впервые вижу, ничего не знаю. Теперь у меня еще и пара свидетелей есть. Так, вдруг пригодятся?

— Андреев, давайте заключим сделку, — предложил я.

— Какую сделку? Взятку, что ли, с меня хотите взять? Так мне уже сказали, что в доме у меня обыск был, деньги нашли, да и все остальное. И родителю у меня бедные — на отцовскую пенсию живут, имений у нас нет.

Что да, то да. Пока Андреев сидел в камере, в его доме шла основательная работа. Причем, господа полицейские, под моим присмотром, трудились не покладая рук. И «прятка» у ветеринара была затейливая. Драгоценности он припрятал в склянке с каким-то порошком, а деньги засунул в тайник на повети. Так что, все изъято, все приобщено к делу. В том смысле — что деньги пересчитаны, все драгоценности описаны и под расписку переданы самому Никитскому на ответственное хранение. Опись и расписка в деле.

Еще отыскали рабочий халат ветеринара — некую хламиду, которую можно накинуть поверх обычной одежды. Грязная, в пятнах крови. Увы, нет возможности отдать халат на экспертизу, не смогут отличить кровь животных от человеческой, но я все равно эту хламиду изъял и приобщил к делу.

Еще я голову ломал — с чего это городовые проявляют несвойственную им энергию, а позже узнал, что господин Никитский пообещал им премию — по десять рублей на брата за работу, а тому, кто отыщет деньги и сокровища — по сто рублей. Что ж, материальные стимулы поважнее моральных. Теперь я верю, что Николай Александрович ретивый помещик и толковый хозяйственник. Я бы, конечно, шиш городовым дал, а не премию, но кто запретит хозяину украденных ценностей бросаться деньгами? Но шепнул на ушко вдовому помещику — мол, если тот отстегнет небольшую толику средств городовому Звездину и моему «камердинеру» Савушкину, то глаза на это закрою. Все-таки, эти парни спасли отставного майора не от тюрьмы, но от изрядных неприятностей.