Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Гулять по тропинкам мастера не собирались, да и с тропинками так себе, грязь и строительство кругом. Намяли мастера глины, добытой из ямы, смешали с различным количеством песка и арендовали у местного кузнеца на пару суток горн, в котором шарики стали запекать. И только они это на второй день закончили, как показались паруса из-за поворота речки Шани. Вверх по течению с помощью ветра, вёсел и уханий поднимались две лодьи большие.

Песок не в мешках каких, а просто нагружен в трюм, если это место можно трюмом назвать. Палуба же не везде, а только на самом носу. Мастера кирпичники и артельщики, и тот, что с завода, одними из первых подошли к причалившим к берегу купеческим лодьям и ругаться давай. Ну, наверное. Слышать их Юрий Васильевич не мог. Но рты раскрывали широко и плевались и руками махали. Горячились, одним словом.

— Что не так? — подошёл к троице Боровой, — Отличный же песок? Белый какой. Как в Турции… Хороший в общем песок.

Начали наперебой мастера объяснять брату Михаилу. Тот долго их слушал, потом махнул рукой и написал довольно пространную поясниловку: «Снова надо опыты ставить. Это совсем другой песок. Результат будет другим. А песок очень хорош. Они такого и не видели».

На этот раз Юрий Васильевич вместе с мастерами принялся играть в куличики. Как понял Артемий Васильевич, песка к глине добавляли от десятой части до трети. Боровой вместе с мастерами мял глину, добавлял песок и снова разминал, потом шарики лепил. И тут он слово вспомнил. Нет, шарики он доделал, мастера пошли горн раскочегаривать, а Боровой сел на лавку возле кузни и пытался память изнасиловать. Слово ему вспомнилось, точнее, словосочетание: «Силикатный кирпич». Это белый такой. Облицовочный ещё говорят. Дома из него красивые получаются. И что он про него знает? Силикатный, то есть в основном из песка. А связующее — известь, а не глина. И вот тут память отказывалась помогать, но вроде бы температуры для его изготовления в разы ниже. Не за тысячу градусов, а всего двести или триста. Откуда такая информация? А не помнит он. Может какую-то передачу по телеку смотрел или рекламу? Известь получить не сложно. Вся кладка сейчас на ней, а раз итальянцы каменные здания и стены строят, то известь в виде связующего и используют.

Стал Юрий Васильевич, пока шарики обжариваются в горне, мастеров расспрашивать про известь, заодно всякие «рецепты» вспомнил, мол в раствор кроме извести песка и воды добавляли яйца или даже бычью кровь.

«Яйца? Кровь? Зачем»? — написал ему брат Михаил. Мог бы и не писать. Все три мастера и Иван Зарубин, и два Фрола Зобин и Картавый на него глаза круглые выпучили. А ведь это устоявшаяся в веках информация, даже, кажется, ему учительница в школе говорила на уроке про яйца. И про Китайскую великую стену тоже. Мол, там весь раствор на яйцах.

«Ничего к известковому раствору добавлять не надо».

А ведь классно. Строителям питаться нужно чем-то. Сказал мастер, что нужно яйца в раствор добавлять и понесли их дьяки с подьячими яички мастерам, народ налогом обложив. А каменщики себе ряхи отъели, каждый день яишенку потребляя. Хорошо устроились, гады.

Когда шарики запеклись их принялись дубасить молотками, кидать в воду, а часть просто оставили на воздухе, дескать, через год, княже, когда они и дожди переживут и зиму, будет окончательно ясно, а сейчас они сделали вывод, что песка нужно шестую — седьмую часть добавлять, не больше.

— Когда начнём⁈ — засучил рукава кафтана Юрий Васильевич.

Событие пятьдесят четвёртое

Братик Васильевич, пока не очень грозный, с отдарками не стал тянуть.

Юрий Васильевич с засечного боя, который про себя окрестил «стоянием близ Угры», привёз в Москву подарков немного. Брату подарил лучшего коня. Он не специалист от набившего оскомину слова «совсем» в лошадях и прочих жеребцах с меринами и кобылами, но среди трофейных жеребцов был один точно арабом и масть необычная. Изабеловой масти, как сотник Ляпунов определил. Брат Михаил потом пояснил, что сейчас так называют светло-соловых аргамаков. У этого чуда ещё и хвост был белый.

Откуда у крымских татар аргамаки? Так сейчас Крымское ханство — это далеко не Крым только. Тот же батянька Эмин Герая или царевича Имин-Гирея — Сахиб I Герай был даже ханом Казанского ханства и владел приличной частью Кавказа. Так что у самого царевича и у его свиты могли быть очень дорогие кони в том числе и аргамаки. Видимо, один из отрядов возглавлял большой начальник — калга, возможно, один из младших сыновей Сахиб Герея. О том, что среди напавших на Перемышль крымцев были богатенькие Буратины стало ясно при дележе трофеев. Юрию Васильевичу сотники торжественно преподнесли саблю в ножнах с кучей самоцветов, был рубин и в навершии. Чтобы братику потрафить её Юрий тоже Ивану подарил. Пусть порадуется великой победе Великий князь. Третьим подарком была покрытая золотом ерихонка. Шлем такой с козырьком и защитой ушей. Очень вероятно, что все три подарка от одного бывшего хозяина достались и аргамак и шлем и сабля — дорогие очень и пафосные вещи.

В общем, все три подарка Юрий Васильевич торжественно при большом скоплении москвичей и бояр вручил Ивану Васильевичу, подарки расхвалил братец и поздравил Юрия с победой, хоть малой, но дорогой, так как не дали земли русские позорить целому царевичу крымскому и калге хана Имин-Гирею.

Брат долго обнимался и целовался, и саблей размахивал, и шапку золотую набекрень надевал, и коня по жопе хлопал, и бояр по плечам и шапкам, если промахивался. Действительно рад был и прямо светился от счастья и гордости за братика младшего, коего все кроме него дурачком в Кремле и на Москве почитали.

И вот не прошло и седмицы, как братик отдарился. Иван написал на следующий день на листочке, что за такие подарки проси чего хочешь, всё исполню… И ускакал на изабеловом аргамаке народ на Москве будоражить.

А Юрий Васильевич задумался. А чего ему в жизни не хватает? Слуха? Компьютера с подсказками, картошечки жареной с сосиской и кетчупом. Ох, до хрена чего не хватает.

Поразмышлял, чего сам не может и две вещи попросил. Первая сама на ум пришла. Тут нужен огромный административный ресурс и твёрдая рука и у него этого нет.

— Хочу, Ванечка, потешное войско себе создать, — вспомнил Боровой Петрушу нашего первого.

Только не Преображенцев конных или пеших, а гренадёр. Если им с Казанью и крымцами воевать, то граната, взорвавшаяся среди конницы, наделает бед больше сотни стрел, у этих товарищей лошади ещё не обучены не обращать внимание на взрывы. Побегут.

«Потешное»? — собравшийся опять гонять на аргамаке Иван остановился с занесённой ногой, поставил её в обратном направлении и накарябал пером на листке.

— Моего возраста, вместе чтобы отжиматься, подтягиваться и стрелять из мушкета учиться. Только сильных хочу и здоровых. Хоть из посадских, хоть из дворян, хоть из детей боярских. Чтобы отцы у них были девять — десять вершков. (В районе ста восьмидесяти сантиметров).

Иван свет Васильевич рот открыл. Даже шапку — тюбетейку снял, чтобы макушку почесать. Голову к плечу наклонил, помотал ею, не как бы отказывая, а удивляясь.

«Сколько же отроков тебе надобно, брат»? — бросив удивляться, написал на листке Иван.

— Два десятка, — хотел сказать две дюжины, да передумал. Дюжинами на Руси станут считать с восемнадцатого века, переняв от моряков. Слово французское. Из двух состоит do(u)ze- «двенадцать» и -aine — суффикса женского рода, который придаёт числу двенадцать значение точности: «точно 12». Сейчас никто и не поймёт, что такое дюжина, — нет, пусть двадцать пять будет.

«Сам отбирать буду»! — пообещал старший брат и, не выдержав, всё же, убежал к аргамаку.

И вот не прошло и седмицы с приезда Юрия Васильевича в Кондырево, как потешные прибыли. Прибыли они конно и оружно. Ну, конно это уже в Калуге им подобрали резвых татарских лошадок, которых до конца так и не распихали. А оружно это уже братик расстарался всем двадцати пяти будущим гренадёрам подыскали сабли. Плохонькие, маленькие. Так «гренадёрам» и самим одиннадцать — двенадцать лет. И сразу заметно, что отцы у них высокие и здоровые мужи. Любой из потешников выше и в плечах шире Юрия.