— Я всё понял, Константин Платонович, не стоит повторять. Драки не будет, обещаю.
— С чего вообще ты на него взъелся?
Киж пожевал губами и нехотя признался:
— Это ведь он меня поднял своей силой. У нас сродство сильное, почти как кровная родня. А он ведёт себя, будто не знает, кто я такой. Ай, не берите в голову! Это так, ерунда и глупости.
Махнув рукой, Киж ударил лошадь пятками, прибавляя ходу и заканчивая неприятный для себя разговор.
Единственным местом, где отряд задержался, стала могила погибших в бою с кожеходильцами опричников. Живые захотели помянуть своих товарищей, и я не счёл себя вправе им отказывать.
Меня снова поразили портреты, которые изваял на скале над могилами Киж. Никогда бы не подумал, что у него имеется ещё и дар скульптора.
— Дмитрий Иванович, а скажи мне, пожалуйста, — не выдержал я, — где ты так мастерски научился работе по камню? Или в тебе внезапно открылся талант?
— Ой, Константин Платонович, да какой талант? Просто много-много практики от нечего делать, — Киж усмехнулся. — Я десять лет сидел в этой мерзкой пирамиде, а с развлечениями, сами знаете, там негусто. Сначала сам себя в карты обыгрывал, потом разложил все пасьянсы, какие знал. А потом как-то глянул на стены и решил записать всё, что думаю о египтянах и их божках. Написал, подумал, что могут русский язык не понять. Начал выцарапывать картинки со всеми пикантными подробностями и как-то втянулся. Сначала ерунда получалась, но мне было так скучно, а времени так много. Вот я и набил руку, пока вас дождался.
Уточнять, что именно Киж изображал на стенах внутри пирамиды, я не стал. Зная его характер, можно было точно сказать — ничего приличного там наверняка не было. А египетским божкам вовек не отмыться от позора, когда археологи обнаружат эти «картиночки».
* * *
В остроге нас встретили как героев. Раненые, отправленные сюда раньше, не стеснялись в выражениях и рассказывали настоящие небылицы про сражение с кожеходильцами. Ну и приехавшие со мной опричники тоже подлили масла в огонь, без зазрения совести привирая и выдумывая. Особенно выделяя, какой их князь великий колдун и бесстрашный воин. Схватка с Санглие, которую они вообще не видели, превратилась в настоящее побоище, от которой тряслись горы, а врагов было до края горизонта. И что удивительно, им охотно верили и смотрели на меня со смесью восхищения и опаски.
По некотором размышлении я не стал запрещать эти разговоры. Подобные байки могут оказаться очень даже полезны — не все индейцы были рады видеть здесь русских поселенцев, особенно племена, живущие за Скалистыми горами. Но слухи до них доберутся рано или поздно и охладят горячие головы.
Впрочем, со своей стороны, я отметил всех участвовавших в этом походе. С помощью Еропкина устроил всенародное гуляние, где наградил опричников именным оружием. Объявил, что беру семьи погибших под своё крыло, а раненым назначил повышенное содержание. Не обошёл и жителей острога, освободив их от налогов на этот год. Суммы там не слишком большие, не обеднею, а поддержать их стоило после случившегося кризиса.
В день моего отъезда в Ангельскогорск, в острог Розовый прибыл поезд с Алеутщины. А на нём пассажир, которого я совершенно не ждал увидеть.
— Александр Васильевич! Какими судьбами?
Суворов шутливо поклонился.
— Я же обещал, Константин Платонович, что приеду в ваше княжество и буду служить опричником. — Генерал улыбался, но его глаза оставались абсолютно серьёзными. — Со службы меня отставили, даже форму запретили носить. Может, хоть здесь пригожусь.
Мы тепло обнялись.
— Нет уж, дорогой мой, так не пойдёт! Твоим талантам я найду применение получше. Вели перенести багаж в мой поезд, поедем вместе.
Я искренне был рад видеть старого боевого товарища. Не только из-за того, что получил опытного боевого генерала. Он искренне мне нравился как человек: лёгкий, свободный от всякого чванства и спеси. Так что даже если он откажется принять командование, мне будет приятно иметь рядом такого светлого и остроумного человека.
Прежде чем мы уехали, у меня состоялся ещё один забавный разговор. На этот раз с проводником Ункасом.
— Князь, — индеец явно смущался, хоть и прятал свои чувства за бесстрастной маской, — у меня есть просьба. Возьми меня на службу!
— А чем тебя не устраивает Константин Осипович?
Ункас пожал плечами.
— Ты воин, а он нет. Говорят, ты будешь воевать с испанцами, и я хочу тоже.
— У тебя к ним счёты?
Он покачал головой.
— Дело мужчины сражаться. Мой отец был воином, отец моего отца был воином, и я тоже воин. Возьми меня, князь, и ты не пожалеешь.
— Что же, ты можешь быть мне полезен. Видишь того человека? — я указал индейцу на Суворова, следившего за погрузкой своего багажа. — Он будет командовать моими войсками.
— Он⁈ — Ункас так удивился, что с него слетела маска невозмутимости. — Ты шутишь, князь! Он не похож на великого воина. Такой…
— Внешность обманчива, Ункас. Он знает, как сражаться, лучше всех испанцев вместе взятых. Если хочешь воевать — станешь ему помощником. Расскажешь об индейцах, о местных обычаях, будешь его проводником и телохранителем.
Ункас с сомнением посмотрел на Суворова. Но в конце концов согласился.
* * *
Поезд неспешно набирал ход, выехав из острога. Хотя какой это острог, в самом деле? Давно пора дать ему статус города — население здесь, даже на беглый взгляд, тысяч пять, не меньше. А ведь это побольше, чем в том же Муроме! Так что я сделал себе пометку озаботиться этим вопросом, когда вернусь в Ангельскогорск.
— Константин Платонович! — Дверь в купе приоткрылась, и появилась голова Кижа. — Вы видели это?
— Что случилось?
— Посмотрите в окно!
Я встал, отдёрнул занавеску и хмыкнул от удивления. Между деревьями вдоль пути эфирной дороги мелькала пара ног. И не простые, а бегущие сами по себе, без головы и туловища.
— Это же наши «знакомые», — Киж откровенно потешался, едва не хохоча, — которые вы от кожеходильца отрубили.
— Да, похоже, что они. А почему, — я прищурился, вглядываясь в окно, — почему они в штанах? И сапоги на них, заметь.
Киж подался вперёд, тоже рассматривая неожиданные детали.
— Своровали, похоже, — мертвец почесал в затылке. — Вот это анекдот! Константин Платонович, надо, наверное их изловить, чтобы какой беды не случилось.
Я переключился на магическое зрение, некоторое время разглядывал бегущие ноги и покачал головой.
— Нет смысла, никакой опасности они не представляют. В них остались только оживляющие плетения и больше ничего. Пусть себе бегают — получится первая легенда княжества. Представляешь, что народ о них сочинит?
Ноги, некоторое время бежавшие рядом с поездом, взобрались на небольшой пригорок. Подпрыгнули, отбили несколько замысловатых коленцев, будто прощаясь, и унеслись в лес.
Глава 25
Дела ближние
— А ты испанец!
— Сам ты испанец!
— Я индеец!
— Тогда Васька испанец!
— Я русский. И вообще, я князем буду. Как всех вас магией у-у-у-у!
— Неправда! Князь с индейцами дружит, у меня батька так говорит.
— А давайте испанцами Чумазинцы будут? А русские с индейцами их бить пойдут.
— Чумазинцы не согласятся, у них старшой брательник опричником служит.
Хлопнул ставень, и из окна выглянула женская голова в платке.
— А хто это орёт тут, а⁈ Ух, я вас сейчас!
Стайка мальчишек бросилась прочь с визгом и криками. Шлёпая босыми пятками и петляя между пальмами, высаженными вдоль улицы.
Дети остаются детьми, даже в Америке. И, как зеркало, отражают в играх взрослый мир. Никто не хочет играть за испанцев, русские и индейцы благородны, как рыцари, а князь разит врагов колдовством. И всем плевать, что «русский» Васька наполовину индеец, а «индеец» Петька заплетает перья в русые волосы.
Мы с Суворовым наблюдали эту сцену из дрожек, неспешно катящихся по улице Ангельскогорска.
