По грехам нашим. В лето 6732 (СИ) - Старый Денис

Мастеру были безразличны все эти учения и отвлечения от работы для тренировок, он делал все предписанное механически. Дарен был готов тренироваться, заставлять и своего сына и других ремесленников выполнять все требования инструкторов из воинской школы. Мастер даже не бурчал о бессмысленности всего — воинами кузнецы и другие ремесленники становиться не собираются, а себя защитить всегда сумеют.

Вот и сейчас молодые подмастерья, что дежурили у ворот в ремесленную, часть поселения вовремя подняли тревогу, но сделали это больше не от осознания опасности, а рефлекторно, как это уже было вбито учениями ремесленной сотни.

Дарен проснулся моментально и сразу же начал действовать. Звучал набат, благо отлить небольшой колокол уже не представляло труда, люди, подгоняемые десятниками, готовились к переходу. Ремесленная сотня, быстро ощетинившись арбалетами и бердышами, заняла позиции у частокола, которым был обнесён ремесленный квартал. Всего было шестьдесят семь человек, шесть из которых должны были сопровождать людей в лес, на заранее приготовленные места. Телеги были постоянно готовы, что соответствовало требованиям боярина и сейчас спешно запрягали коней и грузились люди. Минимум еды, шкуры, вода, простые рычажные арбалеты и все. Главное — люди! В лесу, умеючи, можно долго выживать, даже женщинам, но на заимках готовы и небольшие припасы еды и даже одеяла.

В первом столкновении нападавших отбили без особого труда. Разбойники действовали осторожно и проводили разведку боем, как только видели организованное сопротивление, а тут оно было. Уже через полчаса к стенам начали стекаться малые отряды разбойников, которые грабили крестьян в поселении. Дарен увидел больше сотни поселян, которых строили в колонны. Было очевидно, что соседей поведут впереди как живой щит и это убавило решимости у кузнеца — убивать своих же поселян он не хотел.

— Люди вышли у задния врата, — сообщил Филат — гончар и первый заместитель Дарена.

— Дай аще три десятка, кабы довели до леса и ударили у спину татям, — принял решение кузнец.

Потянулось время. Разбойники не спешили вступать в бой, что-то совещались, махали руками, но не двигались. В сопровождении пяти баб из поселянок к стене ремесленной части поселения пошла делегация из трех разбойников, один из которых был облачен в богатые доспехи, и даже в предрассветную темень можно было увидеть, что этот разбойник никак не был русичем. Можно предположить, что он был сыном какой-то полочанки, но Дарен был уверен — булгарин. Вот так не мариец, не мордва — булгарин! А вот остальные — марийцы.

— Ремесленный люд, я не велю воям своим бить вас, токмо и вы ложите зброю и бярите баб своих. Я дам вам и дым и снедь, идите со мной, — торжественно произнес парламентер.

Дарен только усмехнулся и с нескрываемой улыбкой осмотрел ближайших соратников, которых так же повеселили слова разбойника. Мастера не знали условий лучше, чем дарованные боярином. Каждый имел и дом, и скотину, и серебро, одежды такие, что и с купцами на ровне говорить можно. А еще столько строительства вокруг, новые люди, да и вообще весело жить стало и за это они были готовы биться.

— Иди, тать по здорову, да людей оставь. Коли и побьете нас, то приде войско и покарает охальников, — выкрикнул Дарен.

Парламентер начал отходить и уже, как он считал на безопасном расстоянии, что-то приказал своим пособникам. Пятерым бабам быстро перерезали горло. В толпе пленных поселенцев закричал парень лет двенадцати и рванул на главного разбойника. Тот равнодушно смотрел на приближающегося парня и когда тот замахнулся кулаком, силясь ударить, булгарин перехватил руку мальца, ловким движением закрутил руку и подломил ее. Хруст костей в наступившей тишине звучал как звук пощечины для сильных мужчин, которые бездействовали. А булгарин, высунув язык и, неестественно выпучив глаза, перерезал горло парню.

Это стало последней каплей, и больше сидеть за стенами ремесленная сотня не могла. Это понимал и Дарен, который тщетно старался сохранить хладнокровие.

— Бей татей! — истошно закричал Дарен и спрыгнул с плотного частокола. Открылись ворота, и на бой вышел строй ремесленников. Толпа пленных зашевелилась, и люди рванули на своих обидчиков, царапая, кусая, умирая, но не сдаваясь. Жертва женщин и молодого парня, которого любили все в поселении, поменяла местами охотников и дичь. Кровь лилась как ливень в мае, люди поскальзывались на быстро размякшей земле, которая еще пять минут назад была сухой и пыльной. Это было безумие, которое ярко демонстрировало, что не железо решает в схватке, но дух человека.

В стороне послышался крик и в толпу влетели еще четыре десятка вооруженных топорами и копьями людей. Дарен сразу и не рассмотрел, кто именно вступил в битву. Он был слишком занят — булгарин оказался ловким соперником и никак не попадался для хорошего удара мощным бердышом кузнеца. Резко все закончилось, и булгарин, сраженный болтом, свалился прямо к ногам кузнеца.

Оказалось, что в бой вступили Демьян-мельник и Креча-бортник. Они, отправив свои семьи в лес, объединились с ремесленниками, которые свои семьи сопровождали, и рванули на помощь в поселение.

Результат боя был ужасный. Бесформенными телами лежали больше четырех десятков баб, стариков и детей, четверо бойцов ремесленной сотни то же погибли, многие были ранены и к ним устремились лекари десятков — кто хоть как-то умел перевязать рану. Это были ополченцы, которым больше преподавалась наука оказания первой помощи, и они были обязаны носить перевязочный материал.

— Баб у лес, мужи у Речное, тры десятка у боярскую усадьбу, — дал указания Дарен.

На подходе к Речному отряд поселенцев, к которому присоединялось все больше мужиков, увидел противника. Боя не было, разбойники уже просто грабили и насиловали. Не теряя времени, Дарен приказал быстрым маршем двигаться к самым богатым усадьбам. Первой на пути была усадьба бывшего хозяина Вышемира, где жила семья старшего сотника Филиппа, а рядом с ней был дом Еремея — еще одного друга боярина Корнея. И именно там и были обнаружены крупные отряды разбойников. Если бы они смогли объединиться, то их численность была бы точно не меньше, чем ополчения. Но приближающийся отряд разгневанных мужиков грабители заметили слишком поздно — лавина снесла первый десяток татей, которые грузили награбленное добро на телеги. Дальше началось избиение разбойников, которые все никак не могли организоваться, увлеченные грабежом.

Дарен вбежал в дом в поисках выживших членов семьи Ермолая. Он искренне уважал этого, во всех смыслах, большого человека. Он был и с большим сердцем и с большими мускулами. И никогда не выказывал пренебрежение к селянам и мастерам. Дарен тоже был большим и уважал правильную, а не дурную силу. Поэтому, когда он увидел, как трое нелюдей избивают любимую жену Ермолая, то полностью потерял над собой контроль.

Вбежавший на истошные звуки из горницы, Демьян с увязавшимся за ним сыном ужаснулся и чуть сдержал рвотные позывы, в отличие от своего наследника. В сравнительно небольшой горнице стоял зверь, в котором было сложно узнать друга кузнеца Дарена. Вокруг были растерзанные тела, которые, казалось, были разорваны руками. А на полу лежала обнаженная Бела с ножом в руке.

Уже значительно позже получилось воссоздать случившиеся, когда Дарен не успел буквально чуть-чуть. Ровно минуту до прихода кузнеца, Бела отказала в женской ласке одному из главарей грабителей, а когда он стал ее насиловать в присутствии смеющихся ватажников, Беле удалось вытянуть из-за пояса одного татя нож и перерезать горло насильнику. И вот, когда вбежал Дарен, ватажники мстили за главаря, жестко избивая девушку. Бела не выжила, но выжил ее сын, который все это время лежал в приоткрытом сундуке и молчал, как будто уже понимал, что происходит. А Дарен через два дня после нападения, когда все уже было спокойно, запил на две недели и никто не смог его вытащить из запоя, пока мужики не связали кузнеца. Превращение в зверя человека, который, несмотря на всю свою мощь, был добряком, прибавило много седых волос на голове кузнеца.