Сначала полетели ядра.
Но эффективности особой они не имели из-за сильно разреженности той массы пехоты, что едва-едва удерживала строй. Во всяком случае — толку от ядер было не в пример меньше, чем там — у Смоленска.
Почти одновременно стали работать винтовки. На четыреста шагов. А вот эти уже весьма и весьма удачно. Народ стал натурально осыпаться от залпов этих полков. Следующим этапом подключились аркебузы и 6-фунтовые пушки перешли на тяжелую картечь.
И тут начался ад.
Просто ад.
От бровки шло некоторый перепад высоты. Не очень продолжительный, но достаточно резкий. Что позволило пехоту поставить там словно в амфитеатре. Из-за чего все ее ряды были способны стрелять в наблюдаемую цель.
Все.
Вообще все.
Из-за чего выходило, что стрелковый бой вело порядка десяти тысяч аркебуз и винтовок. Разом. Выдавая как на тренировках — по пять выстрелов в минуту. Их поддерживали 6-фунтовые пушки — все четырнадцать батарей, дающие залпы с такой же скорострельностью. Таким образом к десяти тысячам ручных стволов добавлялось восемьдесят четыре пушки…
Стоит ли говорить, что почти весь склон бровки затянуло дымом и очень скоро. Уже буквально к исходу третьей минуты, как включились аркебузиры, склон стал непрогляден от клубов дыма.
Ветерок, конечно, имелся. Но слабый и толком не сдувал этот дым. А даже то, что сносилось им — улетало в сторону противника, ничуть не улучшая видимость.
Сделав небольшую паузу, чтобы проветрится, стрелки и артиллеристы вновь ударили с прежним темпом. Куда-то туда. В дым. Ибо неприятеля не было видно в этих клубах белого дыма, который сносясь становился не таким густым, но занимал больше площади по фронту. Так что пехота и артиллерия Иоанна била в пустоту, не зная, что противник захлебнулся в собственной крови от столь ураганного огня. И в беспорядке отступает…
Тем временем Фридрих лично повел в атаку конницу. Всю конницу, собранную в единый кулак. В голове колонны рыцари, за ними венгры и хорваты.
Пользуясь обстоятельствами, он постарался обойти строй русской пехоты и ударить в тыл. Но конница хоть и быстра, однако перемещается не мгновенно. Поэтому — пока собирались, пока выдвигались, пока добирались… Иоанн уже успел отреагировать. Сформировав на направлении удара группу для теплой, дружеской встречи. Да так, что Фридрих едва в нее не вляпался, так как сразу она в глаза не бросалась.
Сначала появились гусары, которые разрядили свои карабины с малой дистанции в рыцарей и имитировали отход. Всадники было увлеклись за ними, но Император догадался что происходит и каким-то чудом сумел свою конницу остановить.
— Жаль… очень жаль, — констатировал Иоанн, наблюдавший за тем, как гусары почти смогли увлечь противника на развернутый полк 12-фунтовых пушек. Да еще отгороженный испанскими козлами в три ряда. Рогатками, то есть. Что добавляло огонька и позволяло лучше имперцев угостить картечью. В упор. Она в упор намного «вкуснее».
Немного покрутились.
Русская кавалерия пыталась несколько раз спровоцировать имперцев. Но не получалось. Когда венгры и хорваты поняли КУДА их вели, разглядев полк 12-фунтовых пушек за испанскими козлами, то стали крайне осторожно реагировать на провокации.
Наконец Фридрих понял — нужно отходить.
Их ждали, к ним готовились и все вновь затягивается, превращаясь в сложную и неудобную маневренную игру, в которой Иоанн имел тотальное преимущество. Из-за дисциплинированности своих ребят и удобное полевой системы управления. Комплексной. Позволяющей творить настоящие чудеса.
Хуже того — пехота русская давно не стреляла. А звуков ближнего боя нет. Значит не справились швейцарцы и фламандцы. То есть, если еще немного промедлить, то их начнут прижимать вон к тому леску пехотой. И это может стать концом. Поэтому, покрутив головой и поняв — что к чему, Фридрих стал отводить свою конницу. Стараясь пройти ближе к лесу.
Но там, внезапно, уже стояли мушкетеры. Ведь этот маневр был очевиден, и король отправил загодя туда две роты эти ребят. В рамках подготовки теплой встречи. Они спешились и зашли в лес, чтобы защитится от конного навала. И теперь стреляли из-за деревьев далеко и больно из своих мушкетов.
С первых же залпов Фридрих отвернул от леса.
Начал сближаться с флангом пехоты, выводя своих людей из-под обстрела. Однако на этот фланг уже успели перейти полки с винтовками. И они сразу включились. Что поставило конницу Императора по сути в два огня.
Одно Императора радовало — скорость передвижения. Отступать-то всегда проще… и быстрее выходит. Так что особенного урона ни мушкетеры, ни полки с винтовками не нанесли — просто не успели… всадники этот участок проскочили довольно быстро…
На опушке Фридрих застал свою пехоту — полностью деморализованную и утратившую порядок. Командиры швейцарцев и фламандцев пытались что-то сделать для восстановления управления, но было видно — нужно время. Часы. Возможно даже дни.
Люди выглядели подавленными и напуганными.
Деморализованным.
В принципе был еще шанс закрепиться на опушке, отойдя за деревья. И вынудить Иоанна на ближний бой. Но Император не стал рисковать. Люди были выжаты психологически до состояния мумий. Еще чуть-чуть и они побегут. Как вообще-то не побежали — вот секрет…
Фридрих оглянулся.
Русская армия активно шевелилась на бровке. Явно была попытка перестроиться чтобы зажать имперскую конницу у леса. Но она привела лишь к толчее и смешению рядов. Вот они и пытались как-то привести к порядку свои построения.
— Отходим. — буркнул Император.
Никто возражать не стал.
Разве что Иоанн, наблюдавший этот отход в зрительную трубу. Но его мнение в этом вопросе, увы, не учитывалось…
Несмотря на успех и победу короля Руси, неприятеля все еще оставалось много. Много больше, чем русских войск. И он все еще представлял определенную угрозу, имея шанс подловить русское войско где-то и вступить в ближний бой.
Да, маршевое преимущество оставалось за армией короля. И в теории, приведя себя в порядок он мог ударить. Но… перед этим ему требовалось выждать хотя бы пару дней. Потому как бумажные патроны, которыми пользовались и аркебузиры, и стрелки, и мушкетеры преимущественно кончились. Во всяком случае на серьезную перестрелку их уже не было. Нужно было накрутить. Да и с артиллерийскими картузами, в которых увязывался и заряд пороха, и ядро или картечь — такая же петрушка.
Много стрелять — это хорошо.
Но много стрелять — это большой расход боеприпасов. И требовалось время, чтобы из походных запасов в полевом лагере это все восстановить. А потом — найти место и время, чтобы навязать неприятелю снова вот такое полевое сражение. Если он вообще на него решится. Что вряд ли. Во всяком случае в ближайшее время…
— Обидно… — буркнул Император вечером, в своем шатре, когда шло подведение итогов.
— Обидно? — удивился командир швейцарцев, который крыл Иоанна остаток дня по чем зря и самыми отборными словами. Оттого такая вялая эмоция вызвала у него удивление.
— Он не дал мне даже сделать хода. Так в шахматы не играют.
— А кто вам сказал, что он играет в шахматы?.. — спросил командир фламандцев.
Все на него посмотрели. Но он лишь пожал плечами.
— А во что он играл? — наконец спросил Александр Литовский.
— В войну. И надо сказать — очень умело. Такой маневр! Такой огонь! Это новое слово в военном деле! Я, признаться, никогда бы и подумать не мог, что эти кулеврины да фальконеты могут быть такими губительными в поле. Он нам едва ли не половину урона нанес артиллерией! Немыслимо!
— Соглашусь, — мрачно произнес командир швейцарцев. — Мы чудом ушли. Видимо Иоанн сам не до конца понимает какой сокрушительной силой обладает. Иначе бы нам конец.
