Ознакомительная версия. Доступно 80 страниц из 400
В горле у Моргейны настолько пересохло, что голос ее начал походить на карканье ворона.
Ланселет сдался перед ее напором.
– Моргейна, ты ли это? Я начинаю думать, что никогда не знал тебя. Но ты сказала истинную правду. Пусть Грааль навеки останется на Авалоне.
Моргейна вскинула руку. Откуда-то появился маленький народец Авалона. Они подняли тело Галахада и бесшумно понесли его к авалонской ладье. Не выпуская руки Ланселета, Моргейна спустилась к берегу, присмотреть, как тело будут укладывать в ладью. Ни миг Моргейне почудилось, будто там лежит Артур, но затем видение задрожало и исчезло. Это был всего лишь Галахад, и на лице его по-прежнему лежал отсвет понимания великой тайны и покоя.
– И вот ты едешь в Камелот вместе со своим сыном, – тихо произнесла Моргейна, – но не так, как я предвидела. Думается мне, боги смеются над нами. Они посылают нам видения – но мы не знаем, что эти видения означают. Пожалуй, родич, я никогда больше не стану пользоваться Зрением.
– Дай-то Бог.
На мгновение Ланселет взял Моргейну за руки, потом склонился и поцеловал их.
– Итак мы наконец расстаемся, – с нежностью произнес он. И в этот миг, хоть она и сказала, что отказывается от Зрения, Моргейна увидела в его глазах то, что видел Ланселет, глядя на нее – девушку, с которой он лежал среди стоячих камней и от которой отвернулся из страха перед Богиней; женщину, которой он овладел в неистовом порыве желания, стремясь позабыть об измучившей его любви к Гвенвифар и Артуру; ту же самую женщину, бледную, наводящую ужас, с факелом в руке – в ту ночь, когда его застали в постели с Элейной; и вот теперь – сумрачную и таинственную Владычицу, тень среди света, что велела унести безжизненное тело его сына от Грааля и упросила его самого навеки оставить священную чашу за гранью мира.
Моргейна подалась вперед и поцеловала Ланселета в лоб. Слова были не нужны; оба они знали, что это и прощание, и благословение. Ланселет медленно повернулся и ступил на борт волшебной ладьи, и Моргейна заметила, как поникли его плечи, и увидела отблеск заходящего солнца на его волосах. Волосы у Ланселета сделались теперь совершенно седыми; и Моргейна, снова взглянув на себя его глазами, подумала: «И я тоже слишком стара…»
Теперь Моргейна поняла, почему она не видит больше королеву фейри – даже мельком.
"Теперь я – королева волшебной страны.
Нет иной Богини, кроме этой, и это – я…
И все же она есть. Она – в Игрейне, в Вивиане, в Моргаузе, в Нимуэ, в королеве. И все они тоже живут во мне, как и она…
И здесь, на Авалоне, они будут жить вечно".
На север, в королевство Лотиан, вести о поисках Грааля доходили редко, а те, что доходили, были не слишком-то достоверны. Моргауза ожидала возвращения своего молодого возлюбленного Ламорака. Но затем, полгода спустя, пришло известие, что он погиб в пути. «Что ж, он не первый, – подумала Моргауза, – и не последний, кого погубило это чудовищное безумие, заставляющее людей гоняться за чем-то неведомым! Я всегда считала, что болтовня о вере и богах – это такая разновидность помешательства. Глянуть только, чем это обернулось для Артура! И из-за этого я потеряла Ламорака – а ведь он был так молод!»
Ну что ж. Ламорак умер. Но хоть Моргауза по нему и скучала, и думала, что всегда будет скучать на свой лад, – ведь он пробыл рядом с нею дольше любого другого мужчины, не считая Лота, – это еще не значило, что она должна смириться со своим почтенным возрастом и одиноким ложем. Моргауза внимательно изучила себя в старинном бронзовом зеркале, стерла с лица следы слез и осмотрела себя еще раз. Если даже она и не сохранила той цветущей красоты, что некогда повергла к ее ногам Ламорака, она все же оставалась хороша собою; а в этой стране еще достаточно мужчин – не могли же они все свихнуться и отправиться гоняться за Граалем. Она богата, она – королева Лотиана, и все ее женское оружие при ней. Правда, брови и ресницы слегка поблекли и сделались бледно-рыжими, так что их приходится подкрашивать… Ну, неважно. В общем, мужчины всегда найдутся. Все они – глупцы, и умная женщина может ими вертеть, как ей заблагорассудится. А она, Моргауза, – не дура вроде Моргейны, чтоб переживать из-за какой-то там нравственности или вопросов религии, и не какая-нибудь вечно хнычущая идиотка вроде Гвенвифар, чтоб только и думать о душе.
Время от времени до Моргаузы доходила какая-нибудь история о поисках Грааля, каждая – поразительнее предыдущей. Как рассказывали, Ламорак вернулся в конце концов в замок Пелинора, привлеченный старыми слухами о волшебном блюде, что якобы хранилось в склепе под замком; там он и умер, а перед смертью кричал, что видит впереди Грааль в руках девы, в руках своей сестры Элейны, – такой, какой она была в юности… Интересно, что же он видел на самом-то деле? Еще Моргауза слыхала, будто Ланселет сошел с ума, и его держат в темнице где-то в прежних владениях сэра Эктория, неподалеку от римской стены, и никто не смеет известить Артура; потом дошел слух, будто в тех краях объявился Боре, брат Ланселета, и узнал его, и тогда разум вернулся к Ланселету, и он уехал – то ли продолжать поиски, то ли обратно в Камелот. Моргаузу это не интересовало. Может, ему повезет умереть в дороге, – подумала Моргауза. А то ведь иначе прелести Гвенвифар вновь заставят его наделать глупостей.
И только ее умница Гвидион никуда не поехал, а остался в Камелоте, у Артура под боком. И почему только Гавейну с Гаретом не хватило соображения поступить точно так же?! Теперь ее сыновья должны наконец-то занять подобающее им место рядом с Артуром.
Однако же у Моргаузы имелся и другой способ узнавать, что творится в мире. В юности, когда Моргауза жила на Авалоне, Вивиана сказала ей, что у нее нет ни должного терпения, ни надлежащей смелости, чтоб пройти посвящение и приобщиться к таинствам, и Вивиана – теперь Моргауза и сама это знала, – была права; да и кому захочется так надолго отказываться от радостей жизни? На протяжении многих лет Моргауза была уверена, что двери магии и Зрения закрыты для нее, – не считая некоторых мелких уловок, которыми она овладела самостоятельно. А потом, после того, как она впервые воспользовалась чарами, чтоб разузнать, кто же отец Гвидиона, Моргауза начала понимать, что искусство магии все это время находилось рядом и ждало ее. И чтоб пользоваться им, не требовалось ничего, кроме ее желания. Ни запутанных друидских правил, ни запретов, указывающих, как можно использовать магию, а как нельзя, ни всей этой болтовни о богах. Магия – всего лишь часть жизни, доступная для всякого, у кого достанет безжалостности и силы воли ею воспользоваться, а добро и зло тут ни при чем.
