На грани (СИ) - Качалов Эд

Глава 20

Мое израненное тело пронзила боль. Невыносимая настолько, что я, вынырнув из небытия, почувствовал, будто на меня льется раскаленная лава. Боль была даже сильнее, чем боль от первого прикосновения магического тесака орка.

И эта боль, прожигая сердце горячим жаром, растекалась по всему телу.

Открыв глаза, я увидел склоненного надо мной Ромодановского. Лицо его выражало спокойное удовлетворение от хорошо сделанной работы:

- Что больно, орчонок? А так? – я уловил какое-то движение руки князя-кесаря, и его шпага, торчащая у меня из груди, провернулась в моем сердце.

Сердце замерло. Из груди ударил фонтан, окатив кровью лицо и одежду князя-кесаря.

- Ну хватит уже! - раздался знакомый рев, и лицо Ромодановского исчезло, резко уйдя из поля зрения куда-то в сторону. Несмотря на всепоглощающую боль, мне стало любопытно – что произошло? Преодолевая боль, я скосил глаза, чтобы увидеть, куда делся князь-кесарь.

Угла обзора хватило, чтобы увидеть, как Олег Сельвестрыч держит Его Сиятельство за шиворот и как следует, встряхивает:

- Если ты его убил, я, Ваше Сиятельство, тебя рядом с ним прикопаю! – орал Олег, вращая пылающими магическим огнем, глазами и скаля страшные рожи.

Глава Тайной Канцелярии пытался оттянуть руками впившийся в горло окровавленный воротник, что-то воинственное хрипел и, судя по всему, пытался применить магию.

Однако в двух шагах напротив стоял царевич Алексей с заряженными пистолетами. Глаза его тоже горели магическим огнем. Он пристально смотрел на князя-кесаря и то и дело отрицательно мотал головой. Его Сиятельство, увидев это, как-то сразу убавил тон:

- Ладно, господа орки, хватит, - извольте успокоиться. Вспылил я, прошу извинить и отпустить, - прохрипел он.

Сельвестрыч поймал мой взгляд. Я аккуратно и медленно опустил и поднял веки. Надеюсь, Олег правильно истолковал мое движение, как согласие на то, чтобы отпустить князя-кесаря, но держать под наблюдением.

Сам я перевел взгляд на торчащую из меня шпагу, перекатился набок, потом опираясь на руки, преодолевая боль, встал на колени и рывком поднялся на ноги.

Пелена боли застила мне глаза, - я зарычал. Кровь снова пульсирующим родником побежала из раны. Господи, ну сколько же можно резать, тыкать и по-другому уничтожать доставшееся мне тело. Похоже этот мир решил побыстрее меня из себя извергнуть, как занозу, как чужеродный элемент.

- Ваше Высочество, идите сюда! – позвал я царевича Алексея. Алексей, засунув пистолеты за пояс, подошел.

- Тяните! – я рукой показал на торчащую из меня шпагу. Поймав недоуменный взгляд царевича, я подтвердил:

- Тяните, тяните. Хуже уже не будет.

Царевич молча кивнул, ухватился двумя руками за эфес и резко дернул. Шпага, как по маслу, вылетела из моего тела. Во след ей из раны ударил сноп странного оранжевого света, вперемежку с кровью. Я заорал от боли и прямо лицом рухнул в землю.

Когда я спустя некоторое время очнулся и медленно перекатился на спину, но обнаружил рядом с собой сидящего на корточках Ромодановского.

В этой позе он был похож на старого, потрепанного жизнью, нахохлившегося воробья.

- Опять вы! Сколько можно! – простонал я, принимая сидячее положение. Тут же почувствовал, как кто-то подпер мне спину чем-то относительно мягким. Стало удобно сидеть. С трудом повернув голову оглянулся через плечо. Оказалось, это дядька Федор позаботился обо мне, подложив сена, обернутого в плащ. Я благодарно кивнул.

Я повертел головой из стороны в сторону. Боли почти не было. Вокруг меня стояли все мои друзья. У всех встревоженные лица. Все переводили настороженные взгляды с меня на князя – кесаря. И когда их взгляды то и дело останавливались на Его Сиятельстве, они становились задумчивыми и многообещающими. И то, что взгляды моих друзей обещали князю-кесарю, вряд ли ему бы понравилось. Я же вдруг испытал от этих взглядов друзей уверенность и благодарность.

Между тем князь-кесарь, сидя на корточках, кряхтя, полез себе за пазуху. Этим он заставил всех моих друзей напрячься. Заметив это, он демонстративно медленно вытащил руку, в которой было небольшое зеркальце:

- Взгляни на себя! Видишь? – Ромодановский поместил зеркальце перед моим лицом.

- Ну вижу и что особенного? – спросил я, разглядывая ставшей уже привычной, правда, несколько дней небритую, двадцатилетнюю рожу Ермолича. И только спустя мгновение до меня дошло, что на меня из зеркала смотрело мое человеческое лицо, а не орочье!

Я забрал зеркало из рук князя-кесаря и внимательно осмотрел то место на груди, куда вошла шпага. Рубашка там была порвана и изгваздана кровью, но под остатками материи раны видно не было.

- Это как? – недоуменно спросил я.

- Да так! Шпага, выкованная гномами, помогла. Слышал, что есть такое свойство у оружия, сделанного гномами – истинную сущность разумного организма выявлять. Слышал, но сам не проверял. Вот предоставился случай - проверил. Правда, слышал я и такое, что не все после этой проверки выживают. Но ты Ермолич радуйся, у тебя сегодня двойной праздник. Тебе дважды повезло. Ты второй раз родился и оказался человеком, а не каким-то вшивым… - тут князь-кесарь осекся и бросил взгляд на Сельвестрыча, который очень недобро смотрел на него.

- Ваше Сиятельство, если вы еще раз позволите в отношение меня подобного рода эксперименты, я вас убью – произнес я.

- Но, но! Ты ври да не завирайся! На кого тявкать удумал, щенок! – жестко ответил князь, впрочем, без особого энтузиазма.

- Ваше Сиятельство, я еще раз – в последний раз повторю. Не делайте таких экспериментов в отношении меня. Я вас убью, и даже то, что я сам погибну – меня не остановит.

Лица моих товарищей, стоявших вокруг нас, выражали полную готовность поучаствовать в столь богоугодном деле. Даже у царевича Алексея во взгляде промелькнули живейший интерес и понимание.

- Ну хватит, милостивые государи, нас ждет государь император, пора ехать – ворчливо произнес Ромодановский и кряхтя встал с корточек.

После короткого совещания решили, что искать Ивана Пятого в самом Санкт-Петербурге бесполезно. Учиненный там разгром вряд ли сподвигнет его возвращаться сейчас в столицу. Наверняка он остановился лагерем, где ни будь на окраине.

Поэтому мы поехали вокруг города и уже через три часа нашли царский лагерь на западной окраине города. На въезде в лагерь нас встретил граф Шереметев. Он под охраной провел нас всех к царской палатке.

Иван Пятый вышел на порог палатки и долго осматривал всю нашу честную гоп-компанию пристальным взором.

Взгляд Его Величества не обещал ничего хорошего. Всем! В том числе и князю-кесарю Ромодановскому. Тем не менее Ромодановский сделал шаг вперед:

- Ваше Величество, дозволь слово молвить!

- Не дозволяю, князь-кесарь. Разговор опосля будет. Сейчас царевич Алексей ко мне зайдет. Остальные свободны. Пока!

Царевич Алексей молча прошел в палатку государя. Прежде чем тоже войти в палатку, Иван Пятый внимательно посмотрел на графа Шереметева и многозначительно кивнул. Граф Шереметев также многозначительно кивнул в ответ.

Когда царь скрылся в палатке, граф Шереметев подозвал к себе капитана Семеновского полка и капитана Преображенского полка. Отдал им какие-то приказания.

Капитан – преображенец взял десяток солдат, подошел ко всем нам и пригласил следовать за собой. К князю-кесарю подошел капитан-семеновец и проводил его в другую сторону от нас.

Нас всех разместили на противоположном от царского шатра конце опушки леса. Нам выделили огромную двенадцати местную палатку, которую оцепили гвардейцы в зеленой форме.

Не успели мы разместиться, как в лагере сыграли трубы и началась суета. Точнее, на первый взгляд эта движуха выглядела как суета. На самом деле каждый знал свой маневр. Не прошло и получаса, как посреди лагеря выстроилась не то походная колона, не то царский поезд.

Возглавлял колону граф Шереметев в сопровождении пары офицеров. За ним шла рота лейб-гвардии Семеновского полка, потом рота лейб-гвардии Преображенского полка. За ними ехала царская карета, за которой тянулся еще десяток карет в сопровождении кавалерии.