Вариант "Новгород-1470" (СИ) - Городков Станислав Евгеньевич

— Будь проклят этот век! — выругался Дан и пошел приводить в исполнение собственный приказ — никого не оставлять в живых. Делать из своих людей палачей Дан не хотел, это был его крест, и нести его он должен был сам.

Привалившиеся к колесу телеги мужики все время, пока Дан шел к ним, с какой-то надеждой смотрели на него, смотрели до тех пор, пока он не достал из-под накидки узкий нож, предназначенный и для метания, и для пробивания кольчуги. Крестьяне сразу все поняли. И глаза у них потухли. Тот, что поскуластей, похожий на чудина, взвыл, дернулся, выгнулся всем телом, пытаясь освободиться от веревок, но второй, узколицый, славянской наружности, навалился на него, что-то сказал…

— Простите меня, братцы, — уронил Дан, и ударил ножом в сердце чудина, а, выдернув его, тут же вонзил в сердце славянина…

Иначе было невозможно, нельзя. На кону находилось будущее Господина Великого Новгорода. И оно во многом зависело от его отряда. Рисковать он не имел права. Никто не должен был знать ни об отряде, ни о численности отряда. А бегать по лесам с пленными Дан не мог…

Как и раньше, собрав все арбалетные стрелы, почти все — несколько улетело за деревья и найти их в темноте не удалось, отряд растворился в ночном лесу. Напоследок, как обычно, пуганули лошадей — оставшихся без хозяев и не умчавшихся вместе с лошадьми уцелевших татар и московитов, и прихватили все ценное, что нашли в сумках и поясах убитых ратников. Впрочем, далеко от места, где настигли московских вояк, отряд уходить не стал. Дан считал, что сбежавших московитов и татар следовало найти и добить. Чтобы не болтали лишнего и, вообще, не болтали. Да, и, вообще, врага надо поражать своей непредсказуемостью и наглостью. Ведь, убежавшие уже уверенны, что спаслись и им и в дурном сне не привидится новая засада. То есть, то, что неизвестные, напавшие на них в лесу, собираются их добить. Это не в обычаях этого века — добивать врага. Так что, скорее всего, уцелевшие московские ратники сейчас устраиваются на ночлег в деревне возле озера и ни о чем не думают… Ну, что ж, они сами выбрали свою судьбу.

Дан подозвал Лариона и Клевца, двух человек в его отряде, родом из тверского княжества.

— Кто из вас знает или слышал о деревне у озера? — Дан взглянул на воинов.

— Я знаю, — сказал Клевец. — Я жил недалеко отсюда и бывал в ней. — Дан внимательно посмотрел на невысокого и, непривычно, широкого парня. Клевец был потомком «хлынов» — новгородских ушкуйников, обосновавшихся, лет так 100 назад на Вятке. Вполне возможно, что он и, до сих пор бы, жил в Вятке, но ему не повезло. Семья Клевца поддержала в недавнем столкновении с Москвой вятского князя Юрия Галицкого, а, после разгрома последнего, вынуждена была бежать подальше от Вятки, то есть в соседнее тверское княжество. Клевец внешне выглядел спокойным и не слишком разговорчивым. Однако изнутри наследника «хлынов» сжигал яростный огонь викингов-«берсерков», и, как раз, по вине этого наследия какого-то из его сумасшедших предков, парню и пришлось «дать деру» сначала из деревни, где его семья поселилась после бегства из Вятки, а затем и, вообще, из тверского княжества. И прийти, в конце концов, к владыке Ионе… Кстати, личное оружие парня, булава-клевец, вполне соответствовало его имени-прозвищу — Клевец.

— Добро, — сказал Дан и отпустил второго тверичанина. — Рассказывай, — обратился Дан к Клевцу, — что знаешь о деревне.

Через 10 минут Дан, в общих чертах, уже представлял себе расположение деревни и, самое главное, план окончательного уничтожения московского отряда. А еще через 5 минут его «спецназовцы» уже двигались вдоль лесной дороги в сторону озерной деревни.

Селение обошли по кругу, и, по ходу, освободив от всякого груза — кроме арбалетов и личного оружия — чтобы легки были на подъем, чудина Каупо и быстрого на ногу Гюргея из заонежских полусловен — получудинов, оставили их наблюдать за деревней. Сами же расположились в версте от селения, в ельнике на берегу озера. Дан не хотел далеко идти, его люди, конечно, «двужильные», но, тем не менее, основательно подустали. И всем не мешало бы поспать, иначе к утру отряд будет никакой. Да, и понравился Дану этот ельник, в нем удобно было сделать вторую засаду на московских дружинников — как раз, по кромке этого ельника, подпертая, с одной стороны, берегом озера, шла единственная дорога, ведущую из деревни в столицу княжества. Многочисленные же лесные тропки, проложенные в обход дороги, Дан в расчет не принимал — они были или непроходимы, или почти непроходимы для всадников. Кроме того, этот ельник понравился Дану еще и тем, что на дороге, зажатой между обрывистым спуском к озеру и еловыми зарослями — старыми седыми елями с нагло прорастающими между ними и лезущими на дорогу молоденькими елочками… как мелкие хулиганистые подростки, за спиной которых стоят взрослые дяди-бугаи — конникам-то, особо, и разгуляться было негде. С одного бока мешало озеро, а со второго — густая хвойная поросль… Которая, в случае чего, могла прикрыть от татарских стрел не хуже щита. Единственный минус — к деревне близко. Но не бывает все хорошо. Зато из плюсов — очень даже можно перегородить подпираемую ельником и озером дорогу классическим завалом из пары — тройки бревен с торчащими заостренными сучьями. Притом это можно сделать не прямо на виду, а там, где дорога поворачивает от озера и, чуть расширяясь, обходит ельник. А, если кто из московитов или татар и прорвется через завал, все же их еще много — из пяти десятков больше половины уцелело — то пусть. Далеко без проводника не уйдут, а проводников Дан приказал отстреливать в первую очередь. Так что, никуда не денутся… Хотя, конечно, лучше обойтись без этого.

Поделив оставшееся до утра время на три части и назначив на охрану по паре караульных со сменой через каждую треть — уж что-что, а время в этом веке все чувствовали с точностью до получаса, Дан приказал людям спать и сам тоже, завернувшись в грубой шерсти одеяло, провалился в сон.

Утро, однако, началось для него не с рассвета. Белобрысый Гюргей, из оставленных возле деревни наблюдателей, и русый Янис, чье время было караулить, разбудили его затемно.

— Боярин, — прошептал белобрысый Гюргей, — московиты с татарами уже поднялись и готовятся в путь.

— Вот, зараза, — чертыхнулся, с трудом продирая глаза Дан. Только сейчас, кажется, прикрыл «ясные очи» и на тебе… Выходит, московиты, все же, решили подстраховаться и выехать пораньше. Интересно, кто такой умный у них нашелся…

Погода к утру явно портилась. Было зябко и сыро, чувствовалось, что, еще немного, и пойдет холодный дождь.

— Ладно, доспим потом, — уронил Дан, — а сейчас… — Он встряхнулся и решительно откинул одеяло. Затем рывком подскочил с лапника, на котором спал, наломав себе в качестве постели еловых пушистых веток.

— Подъем, — скомандовал Дан, — общий подьем! Нос, Олуч, Сашко, подъем, — громко позвал он тройку «спецназовцев», единственных в отряде коренных новгородцев. — Пройдите вперед вдоль дороги и… Вон, видите? Где дорога уходит в лес? — Дан указал рукой на светлеющий в лучах просыпающегося солнца поворот дороги. — Ну, вон, где торчит корневище сосны..? Перегородите там дорогу завалом, но так, чтобы отсюда в глаза не бросалось! И учтите, завал не должен развалиться от ветра… — Хмурые, спросонья, парни заулыбались… — и, главное, всадник его не должен перескочить. Понятно? — Парни закивали головами с всклокоченными волосами. — Раз понятно, чего стоим? — тут же поинтересовался Дан. — Вперед!

Дан обернулся. Весь отряд уже встал и потягивался, ожидая приказаний.

— Всем проверить арбалеты, — скомандовал Дан. — Закрыть дуги кожаными чехлами и беречь тетиву от влаги. Надеть под маскировочные накидки броню и шлемы — возможно прямое столкновение… — краем глаза Дан увидел, как Клевец провел ладонью по своей булаве. — Рассредоточиться вдоль дороги от этой ели, — командовал дальше Дан, — и до… — он замолчал, мысленно прикидывая расстояние до завала, который сейчас сооружают Олуч, Сашко и Нос, подумал, что многовато, расставил, также мысленно, на получившейся линии своих стрелков, добавил себя, подумал, что стрелять надо с одной стороны, с другой московитов подожмет озеро, что и хорошо, и плохо… И уронил: — И до того, вон, выступающего корневища сосны со стороны ельника. — Дан, в очередной раз, показал рукой на еле виднеющийся в рассветном полумраке здоровенный сосновый комель. За ним сейчас, невидимые, как раз, возились трое новгородцев…