Японская война 1904. Книга вторая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Слова…

— Он выбил себе в полк кавалерию и пушки, — возразил Лайминг. — И умело ими воспользовался. Разве не он превратил разгром на Ялу в обычное отступление? Или вон сегодня начали приходить раненые с Вафангоу — так он там одним полком сдерживает дивизию.

— И раненых при этом меньше сотни! — Татьяна не удержалась и вмешалась в разговор.

— К сожалению, те, кто доехал до вас — это вовсе не все, кто пострадал на поле боя. Вы же сами знаете, насколько может затянуться вывоз раненых под огнем врага. Тем более при таком неравенстве сил, — Татьяне показалось, что Куропаткин, несмотря на поучительный тон, все же задумался. Или вспомнил своего бывшего командира, который тоже не стеснялся бить врага, даже если у того было больше дивизий и батальонов.

— Все доехали! — девушка улыбнулась и полыхнула гордостью. — Полковник использует санитарный поезд. Причем не как обычно, когда он стоит в тылу, а всех раненых туда возят на линейках и телегах. Или даже на своих двоих гонят… Нет, они проложили рельсы, и поезд залетает прямо на первую линию, там всех грузят — без тряски и быстро. А потом в тыл! Перевязки делают на ходу, остальное уже, когда вагоны доберутся до нас.

— Ловко придумано, — Лайминг искренне восхитился. — Не знаю, чего полковнику стоило договориться с железной дорогой, чтобы его вагоны цепляли к проходящим составам. Но он все больше меня удивляет.

— И меня… — Куропаткин развернулся и, отложив то, ради чего собирался заглядывать в госпиталь, поспешил по своим делам.

Татьяна проводила генерала задумчивым взглядом, а потом резко повернулась к Лаймингу и подставила ему плечо. Вовремя — того как раз повело, и он начал заваливаться набок. Свитские, все это время молча таращившие глаза, наконец отмерли и подбежали, чтобы помочь. Ну, лучше поздно, чем никогда… Татьяна неожиданно поняла, что эта фраза подходит и ей самой.

Потираю руки и пытаюсь прикинуть, а по мне ли будет эта ноша.

После прорыва левого фланга армии Оку Мищенко заставил японцев отойти от железной дороги, ну а мы двинулись по ней, перехватывая все идущие нам навстречу неприятельские составы. Еда, снаряды, несколько вагонов какого-то строительного инвентаря, которому так порадовались приданные нам железнодорожники — пока новости об изменении обстановки не дошли до японских тылов, все это доставалось нам без боя. Даже последний состав с двумя ротами подкрепления для 2-й армии мы окружили и разоружили, потратив патроны на одну-единственную очередь из пулемета.

— Может, вернемся? — уже дежурно предложил Хорунженков.

— Еще два дня, — я покачал головой.

Сейчас мы шли на своих двоих, но благодаря возможности переложить все грузы в захваченные составы получалось выдавать раза в полтора больше стандартных 25 километров в день. От Вафангоу до Квантуна — полторы сотни верст, и две трети пути мы уже преодолели.

— Китайцы обязательно предупредят японцев. Не любят они нас, — вздохнул Хорунженков.

— Врангель следит, чтобы кабели связи перед нами всегда были перерезаны, наши люди контролируют все дороги. Если не попадется крупный японский отряд, то доносчикам-одиночкам не прорваться.

— Ох, как они этим возмущаются, — Хорунженков перестал хандрить. Все-таки в ближнем радиусе железной дороги тем же самым занимались его конно-пехотные роты.

Не очень удобно воевать, когда часть страны вокруг тебя якобы живет мирной жизнью. Якобы — потому что китайцы радостно добавили к своим обычным товарам еще и информацию. Нам рассказывали о японцах, японцам о нас, не видя в этом ничего дурного. Поэтому мы блокировали дороги, полностью перекрывая движение: и для одиночек, и для торговых караванов, и даже для правительственных чиновников. У солдат уже от зубов отскакивало вежливое «дуй бу ци». И жестами — назад-назад.

Вечером мы уже привычно собрались полным составом, обсуждая детали будущей операции.

— Вы были правы насчет мортир, — сегодня первым начал Афанасьев. — Без паровозов даже вагоны на пару тонн китайцы тянут слишком неторопливо. Первые захваченные составы отстали уже больше, чем на день и… Если бы мы взяли с собой больше одной батареи, то двигались бы раза в два медленнее.

— Скорее в три, — поправил артиллериста Мелехов. Именно ему досталась задача помимо своего батальона присматривать еще и за нашими бурлаками-кули. Учитывая, что мы обзавелись уже семнадцатью вагонами, и китайцев, чтобы их тягать, набралось под полторы тысячи. Непростая задача, но Мелехов справлялся. Без лишней мягкотелости и поблажек, но и без жестокости.

— Пока мы все еще опережаем новости о нашем наступлении, — теперь я сам решил взять слово. — Как вы знаете, если изначально мы не рассчитывали на подобную удачу, то теперь уже пора решать, а что мы будем делать, если и завтра продержимся в том же ритме.

— Может быть, просто попугаем японцев, как хотели, и назад? — Шереметев предложил быть поскромнее.

— Я согласен, — поддержал его Мелехов. — Вы бы видели, сколько всего мы перехватили. И ведь каждый вагон — это часть силы армии Оку. Как скоро он решит, что хватит играть в наступление и пора прикрывать свои тылы?

— Тут нам повезло, — ответил я. — Японцы очень ответственные люди, поэтому стараются дублировать снабжение каждой своей армии. Поэтому жесткой привязки к железной дороге у Оку нет, и это как его сила…

— … так и слабость, — продолжил за меня Хорунженков. — Наши бы уже давно свернули наступление и пошли отбивать тылы. А японцы верят, что или нас сдержат тыловые гарнизоны, или сами в итоге уйдем.

— Точно, — кивнул я. — Зная нашу численность и уставы, Оку может справедливо считать, что припасов полка хватит на три дня. Значит, и рейд наш дольше продолжаться не может.

— С вами вернешься так быстро, — тут же буркнул Хорунженков.

— Не вернешься, — согласился я.

— Куроки сейчас идет на соединение с Оку, — напомнил Шереметев. — Не знаю, как он, а я бы после Ялу не удержался и выделил бы кого-то, чтобы нас зажать.

— Если бы узнал, — напомнил я.

— Мы задерживали только гонцов, идущих на юг, — возразил Врангель. — Перекрыть все китайские деревни, чтобы там и после нашего ухода никто не заговорил, мне бы людей не хватило.

— То есть на восток весть могла уйти, — я задумался. — Значит, в последний день не просто идем вперед, но и оставляем за спиной наблюдателей. Чтобы, если кто появится, нам по проводу или гелиографом смогли по цепочке передать сообщение.

— На 30–40 километров пути нам потребуется поставить почти взвод связистов, — посчитал Хорунженков. — На два направления — два, а у нас столько нет. Можно, конечно, рядовыми дополнить, но…

— Они нам пригодится впереди, — решил я. — Прикрываем 15 километров на север и восток, на это расстояние наших должно хватить.

Так мы договорились о тылах, потом обсудили варианты наступления — тут все так же зависело от того, будут нас ждать или нет. А потом снова короткая ночь и долгий переход. Мы рассчитали так, чтобы добраться до перешейка Цзиньчжоу в утренние часы, когда поднявшийся с моря туман скрывает окрестности, а вот если, наоборот, смотреть из темноты — что-то можно и разглядеть.

Так мы увидели квадратную коробку стандартного китайского городка в правой части перешейка. Центр и левую часть четырехкилометровой полоски суши, зажатой между Ляодунским заливом и Желтым морем, перекрывал добротный люнет, подготовленный еще полковником Третьяковым. Насыпь была высокой, мощной, неудивительно, что столько японцев полегло при ее штурме. В то же время люнет — это такое укрепление, когда в сторону врага смотрит несколько защищенных фасов, а вот сзади ничего нет. Именно из-за этого после обхода 5-й полк был вынужден сразу отступить. И теперь мы могли воспользоваться той же тактикой.

— Сколько? — спросил я, когда ко мне подошел Врангель.

— Пластуны заметили знаки двух различных рот, то есть не больше четырехсот человек. С другой стороны, это то, что мы заметили за час, и японцев может быть больше. Сильно больше. Будем пробовать?