Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

Привычный порядок вещей сломан. Поставки леса подо мной, поставки качественной бронзы тоже. Медь и олово египтяне получают в микроскопических количествах, и по тем слухам, что доносятся до меня, уже начинают нервничать. Они ведь очень неплохо заработали, пока Средиземноморье стонало от набегов морских разбойников. Всё награбленное, в первую очередь металлы, шло именно к ним, в обмен на зерно. А теперь те запасы, что были сделаны в годы мирового хаоса, подходили к концу. Слуги фараона привыкли получать дешевое сырье, а сейчас вынуждены довольствоваться только добычей Синая. И награбленного к ним больше не везут, поскольку именно я полностью контролирую торговое судоходство у берегов Дельты. И это значит, что им придется со мной договариваться.

Осталось совсем немного. Я должен хотя бы на время прервать их собственную добычу меди. Тогда они мои с потрохами. Подергаются, конечно, не без этого. Но с учетом всех привходящих обстоятельств, им конец. Это они попадут в сети неэквивалентного обмена. Нужно положить последний пазл в этой картинке. И сделать это должен афинянин Тимофей. Интересно, как у него идут дела?

* * *

В то же самое время. Иерихон.

Пусть на юг и впрямь оказался непрост. Тимофей вел свой отряд короткими переходами, не рискуя. Он мог и неделю, и две просидеть в каком-нибудь отдаленном селении, выведывая безопасный путь. Эту землю князья разорвали на куски, а поскольку власть фараонов в Ханаане становилась все более и более эфемерной, то и безопасность на путях становилась эфемерной тоже. Афиняне уже прошли через Хамат, Хамас-Савбу, Кадеш, Дамаск и Раббат-Аммон(1). Но в последний город проводники-арамеи, нанятые за серебро, идти отказались наотрез. Только ткнули рукой вдаль и повернули своих ослов назад. Дураков нет совать голову в пасть льву. В городе этом жили аммонитяне, верные почитатели Молоха, каменное сердце которого радовали только человеческие жертвы.

Впрочем, отсюда до Иерихона, в окрестностях которого, по слухам, кочевало племя иври — день-два пути. Потому-то Тимофей, который и до этого крупные города старался обходить по широкой дуге, заночевал в деревеньке на отшибе, в которой заодно взял еду. И при этом за серебро взял, отчего удостоился недоуменного взгляда и самих крестьян, и собственных воинов. Зачем платить, если можно получить даром, мужиков убить, баб попользовать, а деревню сжечь? Весело же! Недалекие пастухи-афиняне жили не то чтобы одним днем… Одним часом! И такая незатейливая мысль, что по следам тех, кто разорил деревню, пойдут десятки колесниц, им просто не приходила в голову. Они и так дважды попали в серьезную переделку, а потому до цели из пятидесяти человек дошло чуть больше тридцати.

Афиняне переправились через Иордан, пугливо поглядывая по сторонам. Они слышали, что тут еще водятся водяные быки, которых и Тимофей, и Главк, видевшие их в Египте, боялись до дрожи. Жуткая тварь, напоминающая пузатый кувшин, могла перекусить лодку пополам. Впрочем, сегодня или боги были на их стороне, или зловредных тварей уже извели под корень.

— Это сюда мы столько времени шли? — Тимофей озадаченно смотрел на убогий городишко, оседлавший высокий холм. Он ждал чего-то другого. Даже Дамаск и Кадеш ни в какое сравнение не шли с этой дырой. А уж про Пер-Рамзес или Энгоми и говорить нечего.

Иерихон изрядно наказали здешние боги, что любят трясти земную твердь(2). Стена его — шесть локтей в самом высоком месте, а кое-где — не выше четырех. Верхний ее край идет волной, как будто к ней подошел великан, наклонился и откусил немалый кусок. Кладка из крупных булыжников чередовалась небрежными заплатками из кирпича, высушенного на солнце, а башен было всего четыре. Одна из них заодно служила воротами, представляющими собой калитку, в которой даже невысокий Главк едва ли встал бы, раскинув руки. Две повозки, запряженные ослами, не разъехались бы в них нипочем. Да тут, наверное, и не случалось такого. Как могут встретиться целых два осла одновременно в таком унылом месте?

— Ну и задница! — подтвердил мысли друга Главк, поглаживая бороду, которая за время пути отросла так, что доставала ему почти до пупа. — Нам точно сюда?

— Точно, — кивнул Тимофей, который уже поинтересовался этим у местного пастуха, которого поймали неподалеку. Впрочем, племя иври — ребята суровые, поэтому с пареньком поговорили вежливо и даже подарили медное кольцо, которое тот с удовольствием напялил на грязный палец.

Надо сказать, и язык иври, и повадки, и одежда не выделяли их из других ханаанеев ничем. Длинные рубахи ниже колен, платки, обмотанные вокруг головы, и сандалии на кожаной или деревянной подошве носят все от Синая до Угарита. И фраза «Шалом леке», «Мир тебе» звучит почти одинаково и здесь, и в Сидоне.

Отряд подошел к крошечному городку, который разметался у подножия акрополя. Из лачуг с плоской крышей, разбросанных в полнейшем беспорядке, выбегали перепуганные бабы, а на воротной башне суетились какие-то люди, которые тыкали пальцами прямо в афинян. Убогие клочки земли, на которых уже собрали ячмень, прижимались к заросшему тростником берегу реки. Тут и там росли оливы и виноград, которым люди обвивали древесные стволы. В Ханаане еще не знают шпалер, которые вовсю используют на островах Великого моря, и на которых ягод вызревает куда больше, чем на лозе, вынужденной бороться за солнце с раскидистым деревом. Стада овец и коз крикливые мальчишки погнали куда-то в даль, за холмы, а их отцы уже стояли со щитами и копьями, готовясь прикрыть отход в крепость своих семей.

— Здесь ждем, — скомандовал Тимофей, которому до смерти не хотелось резаться со здешними пастухами. Народ тут злой и отчаянный, незачем людей терять по пустякам.

Они простояли недолго. Видимо, люди в городе уверились, что нет у гостей злых намерений, и выслали к ним гонца. Всклокоченный мужичок лет тридцати, в серой от пыли рубахе, подпоясанной веревкой, остановился шагах в десяти и выжидательно посмотрел на них.

— Мир дому твоему, мир тебе и мир всему, что твоё! — поднял руку Тимофей. — Мы не таим зла.

— Мир и тебе, гость, — произнес положенные слова гонец. — Чего ты ищешь в земле Израиля?(3)

— Я ищу человека по имени Иисус бин Нун, — ответил Тимофей. — Или Навин. Я не знаю, как правильно он зовется на вашем языке.

— Тебе нужен шофет? — выпучил глаза гонец.

— Шофет? — задумался Тимофей и нашел ответ тут же. Топет, суфет, шафат. Так на восточном берегу Великого моря называли судей или избранных вождей.

— Да, он и нужен, — уверенно кивнул афинянин. — Скажи ему, что мы послы от царя Энея, правителя Алассии, Угарита и других земель.

— Следуй за мной, — кивнул гонец. — Будь благословен Господом, путник. Ты гость, и ты теперь под нашей защитой. Войди в мире.

Почет и впрямь оказался небывалым. Самые уважаемые люди Иерихона, их жены и дети омыли афинянам ноги, а потом посадили их за стол, который молчаливые служанки тут же забросали свежайшими лепешками, блюдами с козьим сыром и зеленью. Принесли молоко, вино и чистую воду. А где-то вдалеке раздался истошное блеяние овец, которые пойдут на стол для нежданных гостей. Невероятная честь в этой скудной земле, которую племя иври по непонятной причине называло «обетованной». Теперь ясно, откуда они пришли, если даже здесь для них рай земной.

— Благословение богов призываю на этот дом! — произнес Тимофей, но удостоился укоризненного взгляда сурового старца лет семидесяти с молочно-белой головой и живыми, пронзительными глазами. Это и был Иегошуа бин Нун, вождь двенадцати племен иври, которые начали заселять эту землю.

— Мы почитаем бога, имени которого не поминаем всуе, чужеземец, — произнес он. — Мерзость Баала, Молоха и Астарты противна нам. Порази молния тех, кто поклоняется нечестивым идолам!

— Нам они тоже противны, — спешно исправился Тимофей, который вспомнил предупреждения насчет верований этих людей. — Мы ненавидим тех, кто продает свое тело в храмах и льет на жертвенниках людскую кровь. Кстати, мясо свиньи мы не любим(4). Баранина куда вкуснее.