Сон Императора (СИ) - Сембай Андрей

— Я всегда с тобой, Ники. Ты — мой муж, мой Государь, помазанник Божий. Если это путь к спасению России и нашей семьи — я пойду по нему с тобой. И пусть весь мир осудит нас. Мы будем правы перед Богом и историей.

Они сидели так еще долго, пока огонь в камине не начал угасать. В этой тихой комнате, под перекрестным взглядом икон и семейных фотографий, родился негласный союз. Союз для выживания. Союз, в котором мягкая, но фанатичная воля Александры стала опорой для новой, ломающейся изнутри, но железной воли Николая. Он знал, что за стенами этой комнаты его ждет война. Но здесь, у её ног, он мог набраться сил, чтобы её выиграть.

Часть II: Утро. Малахитовый зал Зимнего дворца.

Если ночная гостиная Александры была крепостью приватности, то Малахитовый зал был театром власти. Колонны из темно-зеленого, с причудливыми прожилками малахита, позолота, огромные зеркала в резных рамах, отражающие мрачные лица собравшихся. Длинный стол, покрытый темно-красным сукном, был пуст, если не считать графинов с водой, пепельниц и разложенных перед каждым местом карандашей и блокнотов. Здесь не подавали завтрак. Здесь должны были подавать приговоры.

Было ровно девять утра. Николай вошел не через парадную дверь, а через боковую, ведущую из его личных покоев. Он был в простом, но безупречно сидящем полевом мундире, без излишних регалий. На лице — ни тени вчерашнего волнения или усталости. Только непроницаемая, холодная маска. Он быстро прошел к главе стола и сел, не дожидаясь, пока сядут остальные.

В зале стояли семь человек. Не полный состав Совета министров, а выбранные им лично. Военные и силовики. Цвет имперской администрации в час её испытаний.

Князь Николай Голицын, Председатель Совета министров. Пожилой, болезненный аристократ, назначенный как компромиссная фигура. Смотрел испуганно и недоуменно.

Генерал Михаил Беляев, Военный министр. Карьерист и бюрократ, мастер бумажной волокиты. Выглядел настороженно.

Александр Протопопов, Министр внутренних дел. Бледный, с лихорадочным блеском в глазах, одержимый мистикой и, по слухам, уже не вполне здравомыслящий. Пальцы нервно перебирали край папки.

Генерал Александр Трепов, Министр путей сообщения. Суровый, опытный администратор, имевший репутацию твердого и честного человека. Смотрел на царя с ожиданием.

Генерал Михаил Алексеев, начальник Штаба (присутствовал как докладчик). Сидел смирно, его усталое лицо было каменным.

Генерал Хабалов, командующий войсками Петроградского военного округа. Полный, самодовольный, с усами, похожими на два веника. Уверен, что полностью контролирует ситуацию в городе.

Генерал Климович, начальник Петроградского охранного отделения. Хитрый, пронырливый, с глазами-щелочками. Похож на настороженного хорька.

— Господа, садитесь, — сказал Николай, и его голос, ровный и сухой, прозвучал в гробовой тишине зала. — Время церемоний прошло. Мы собрались не для обсуждения, а для получения приказаний. Ситуация в стране, и особенно в Петрограде, близка к катастрофе. Ваша работа, господа, этой катастрофы не предотвратила. Значит, методы будут меняться.

Он сделал паузу, дав словам проникнуть в сознание.

— Начну с главного. Петроград. Генерал Хабалов, ваш доклад о настроениях в гарнизоне.

Хабалов, привыкший к формальным, ничего не значащим совещаниям, откашлялся и начал по накатанной:

— Ваше Императорское Величество, войска Петроградского округа сохраняют полную верность престолу и...

— Цифры, генерал, — холодно перебил Николай. — Не лозунги. Процент необученного пополнения. Количество случаев неповиновения за последний месяц. Уровень дисциплины по оценкам ваших же офицеров.

Хабалов растерялся. Он покраснел, заерзал.

— Э-э... точные цифры, Ваше Величество, я доложу позже, в письменном виде. Но в целом...

— В целом вы не контролируете ситуацию, — закончил за него Николай. — Запасные полки — это пороховая бочка. Они будут выведены из Петрограда в течение недели и отправлены на фронт для доукомплектования.

В зале пронесся шёпот удивления. Хабалов вытаращил глаза.

— Но, Государь, это... это ослабит оборону столицы!

— Оборону столицы примут на себя гвардейские полки: Преображенский, Семеновский, Измайловский. Они будут переброшены с фронта по моему личному приказу. Командование гарнизоном переподчиняется непосредственно Ставке. Фактически — генералу Алексееву. Вы, генерал Хабалов, останетесь для административной работы.

Это было не просто решение. Это было публичное уничтожение. Хабалов побледнел, как полотно.

— Ваше Величество, я... я прошу...

— Просьб не будет, — отрезал Николай. — Приказ. Приступите к оформлению документов сегодня же. Генерал Алексеев, координируйте.

— Слушаюсь, — тихо, но четко сказал Алексеев, кивнув.

Николай перевел взгляд на Протопопова. Министр внутренних дел вздрогнул.

— Министр внутренних дел. Сообщите о положении с продовольствием и о деятельности революционных партий.

Протопопов заговорил путано, скачкообразно, переходя с фактов на мистические пророчества о «великом испытании» и «свете в конце тоннеля».

— ...и мы молимся, Ваше Величество, дабы Господь вразумил смутьянов, а хлеб... хлеб, конечно, есть перебои, но это происки темных сил, я получаю знаки...

— Знаки? — Николай поднял бровь. Его тон был ледяным. — Я вижу знаки на улицах. Очереди за хлебом в три часа ночи. Листовки на заборах. А вы видите знаки в потолке. Вы уволены, господин министр. С сегодняшнего дня. Сдайте дела своему заместителю. Покиньте зал.

Тишина, воцарившаяся после этих слов, была оглушительной. Увольнять министра на заседании, без предварительных консультаций, одним предложением... такого не делали со времен Павла I. Протопопов замер, его рот открылся и закрылся без звука. Потом, ничего не сказав, сгорбившись, как будто его ударили по голове, он поднялся и, пошатываясь, вышел. Скрип двери прозвучал, как выстрел.

— Министерство внутренних дел требует твердой руки, — продолжил Николай, как будто ничего не произошло. — До назначения нового министра все карательные и полицейские функции в столице переходят под прямое управление командующего гарнизоном. Генерал Климович, вы будете отвечать перед генералом Алексеевым. Ваша задача: в течение 48 часов провести массовые аресты известных агитаторов на заводах. Не ждите доказательств. Изолировать. Закрыть радикальные газеты. Любые собрания, пахнущие бунтом, — разгонять силой. При сопротивлении — оружие на поражение. Вопросы?

Климович, хищник, почуявший железную волю и готовность к жестокости, лишь быстро кивнул.

— Никаких, Ваше Величество. Будет исполнено.

— Хорошо. Министр путей сообщения. Генерал Трепов.

— Ваше Величество, — Трепов выпрямился. Его уважали даже враги за прямоту.

— Продовольствие. Нужно дать городу хлеб. Немедленно. Все составы, все ресурсы путей — на подвоз продовольствия в Петроград и Москву. Приоритет — выше военных. Создаю Особый комитет по продовольствию. Вы — его председатель. Получаете чрезвычайные полномочия: реквизиция запасов у спекулянтов, право трибунала над саботажниками на транспорте, право привлекать войска для обеспечения перевозок. Ваша голова — в залоге за буханку хлеба в лавке рабочего. Поняли?

Трепов, человек дела, лишь твердо кивнул. В его глазах не было страха, а было понимание и готовность.

— Понял, Государь. Будет сделано.

— Военный министр. Генерал Беляев.

Беляев нервно подался вперед.

— Все ваши отделы снабжения переподчиняются временно Особому комитету генерала Трепова для скоординированной работы. Ваша задача — к лету обеспечить создание ударной группировки для масштабного наступления. Списки всего необходимого — на моем столе через три дня. Без прикрас. Если чего-то нет — пишите, чего именно и почему. Коррупция в интендантстве будет караться через военно-полевые суды. Расстрелами. Донесите это до всех подчиненных.