Темный Властелин идет учиться (СИ) - Барчук Павел

Через пять минут дверь в комнату Строганова с треском распахнулась, и этот самый молодой человек ввалился внутрь, запыхавшийся и удивительно счастливый.

— Быстро, завесьте окна! Мое появление должно остаться тайной! — произнес он пафосным, срывающимся на фальцет шепотом. — Кажется, за мной следили!

Строганов, уставившись на гостя, побледнел так, что я испугался за состояние подручного. Судя по всему, Никита узнал нашего будущего покупателя. Как только молодой человек отвернулся, Строганов растопырил пятерню и приложил ее к своему затылку, намекая на «корону»

— Ваше… Ваше Имперское Высочество? — принялся бубнить он, при этом кланяясь каждую минуту, как полнейший болван. Мне даже показалось, что его ноги сами по себе начали сгибаться в коленях

Высочество? Я удивленно поднял брови и посмотрел на подручного. Родственник императора⁈

Молодой человек отмахнулся, подбежал к окну и отодвинул занавеску, выглядывая на улицу.

— Ты что, не понял? Никаких титулов! К вам пришел Ваня. Простой парень. Понятно? Ваня!

Я, не отрываясь от своего занятия — как раз аккуратно переливал в колбу новую порцию «эликсира» из большой емкости, — не выдержал и тихонько хмыкнул себе под нос.

Похоже, к нам явился племянник Императора, младший брат наследника престола — Его Высочество Князь Михаил Александрович.

На всю столицу он славился как эксцентрик, повеса и любитель «приключений» среди простого народа. Причем, каждый раз, когда императорский родственник отправлялся к обычным людям, искренне веря, что никто его не узнает, все окружающие прекрасно понимали, кто сегодня гуляет в ночном клубе, изображая из себя обычного парня.

— Для конспирации, Ванек, тебе достаточно было не приезжать на тачке, которую знает «в лицо» каждый в этом городе и за его пределами. А еще лучше — не строить из себя идиота, — невозмутимо заметил я, постукивая пальцем по колбе. — Твой «маскировочный» наряд стоит как годовая стипендия всего курса.

«Ваня» замер, затем медленно, с театральным, излишне фальшивым достоинством, повернулся ко мне. Его лицо исказила гримаса высокомерного гнева.

— Как ты со мной разговариваешь⁉ — голос императорского племянника набирал громкость, теряя показную «простоту». — Ты знаешь, кто я⁈

Я посмотрел на него с искренним, неподдельным удивлением, подняв одну бровь.

— Ты — Ваня. Обычный парень. Разве нет? Только что сам представился. Или я что-то путаю? Может, у тебя раздвоение личности? Это опасно. Наш эликсир в таких случаях противопоказан.

Его Высочество открыл рот, чтобы излить очередную порцию гнева, но завис, пойманный в собственную ловушку. Строганов, который стоял за его спиной, зашёлся в нервном кашле, пытаясь подавить то ли истеричный смех, то ли истеричное рыдание. Никите было с одной стороны весело, а с другой — страшно.

В итоге князь сдулся, снял очки и устало провел рукой по лицу. Маска «Вани» окончательно исчезла, уступив место вполне нормальному молодому аристократу.

— Ладно. Хватит игр, — сказал он. — У вас есть то, что нужно? Говорят, ваше зелье творит чудеса. Мне нужно… для светского раута у тетушки. Выдержать три часа в обществе драгоценных родственников, пытающихся впихнуть мне очередную невесту, выслушать обсуждение гербария из редких цветов и поддерживать беседу о породистых борзых, не удавившись — вот задача-минимум. В последний раз я просто уснул в самый неподходящий момент. Кофе не помогает, а более серьезные стимуляторы мне не подходят. Опасаюсь, знаете ли. Но за ваше зелье мне говорили только хорошее. И главное — никакого привыкания.

Мы продали ему десять флаконов. Он заплатил суммой, за которую можно было купить не просто небольшой остров, а остров с покорным местным населением. Покидая кампус, его императорское высочество снова попытался делать свои нелепые перебежки, чтоб добраться до машины. Но потом заметил, как я наблюдаю за ним из окна, резко выпрямился и просто быстрым шагом направился к автомобилю.

Но и это было не самым удивительным событием за три минувших дня.

Пока наше «дело» приносило плоды, пока мы ждали решения Баратова, в социальной среде абитуриентов произошел тектонический сдвиг. Муравьева, Звенигородский, Трубецкая и Воронцова внезапно начали каждый день собираться вокруг нас с Никитой. Спонтанно.

Они приходили в столовую и усаживались за один с нами стол, а вечером вообще являлись в комнату, где мы жили со Звенигородским, и занимались своими делами. Кто-то читал, кто-то лазил в планшете, кто-то просто болтал.

Даже тест, который сдавали после зачета, прошёл для меня и Строганова в окружении нашей особой группы. Они просто молча промаршировали к ряду, на котором сидели я и мой подручный, и без каких-либо объяснений устроились рядом.

Я сам не понимаю, как так вышло, но моя персона неожиданно оказался в центре этой стихийно возникшей компании. Я стал неким гравитационным центром, вокруг которого вращались эти детишки аристократов.

Как-то вечером, когда мы вшестером сидели в комнате — Муравьёва на стуле, Звенигородский и Трубецкая на кровати, Воронцова на подоконнике, Никита тумбочке, — я не выдержал и спросил, глядя в потолок:

— Почему?

В комнате воцарилась тишина.

— Почему что? — непонимающе уточнила Трубецкая, отрываясь от изучения схемы боевого заклинания, которое они разбирали с Артёмом.

— Почему вы пошли к Баратову? — пояснил я, все еще пялясь в потолок, — Вас вообще никто ни в чем не обвинял. Вы могли просто отстраниться. Вместо этого вломились в кабинет декана и стали слаженно врать. Зачем?

Трубецкая хмыкнула, отложив планшет.

— Ты спас мне жизнь у родника. Если бы не твоя бдительность, я бы сейчас валялась гниющим трупом в морге симуляции. И знаешь, очень слабенькое утешение знать, что отец уничтожил бы весь институт. Мне-то от этого было бы уже ни жарко, ни холодно. Потом помог Анастасии. Я, честно говоря, смутно помню ту ситуацию. Меня словно заморозили на мгновение. Но знаю наверняка, именно благодаря тебе моя подруга осталась жива. Да и вообще…

— Ты оказался неплохим тактиком, — нехотя добавил Звенигородский, разглядывая погасший экран планшета. — Гораздо лучшим, чем кто-либо из нас. Я думал, ты просто наглый чокнутый придурок. А ты… крутой наглый чокнутый придурок. И… черт возьми, у тебя хватает смелости смотреть Баратову прямо в глаза, когда он пышет огнем. Это точно заслуживает уважения.

— А еще ты забавный, — хихикнула Воронцова, болтая ногами, — Особенно, когда не смотришь на окружающих, как на надоедливых насекомых, с которыми тебя по ошибке посадили в одну банку. И у тебя… странное чувство юмора. Оно мне нравится.

Я наконец оторвался от созерцания потолка и обвел взглядом всех присутствующих. Муравьева молчала, но молчание княжны было красноречивее любых слов. Она сидела прямо, с высокой полнятым подбородком, ее взгляд, устремленный на меня, был твердым и ясным. Анастасия, видимо, считала, что есть ситуации, в которых любые слова излишни.

В этот момент я, Каземир Чернослав, наследник Трона Тьмы, впервые за все время своего долгого (с точки зрения смертных) сушествования почувствовал нечто странное и абсолютно неуместное. Не презрение. Не ярость. Не холодный расчет. Что-то теплое, живое и… признательное. Некоторое подобие того, что смертные называют дружбой или боевым товариществом. Это ощущение было необъяснимо, иррационально и противно всякой логике моей прежней жизни. Но оно было.

Так у Темного Властелина появились друзья.

Но вообще, конечно, основной вопрос, который волновал нас всех в течение этих трех дней — соизволит ли декан принять зачет у особой группы. По факту, мы ведь не дошли до финиша.

Правда, Волков и Орлов, как выяснилось позже, вообще заблудились и потерялись. В итоге их отчислили из списка абитуриентов, репутация этих «храбрецов» оказалась изрядно подмочена.

Пока администрация ломала голову над нашим делом, а студенты слагали легенды, я тоже не терял времени даром. Погрузился в изучение истории настоящих Диких Земель — той самой аномалии, которую наша симуляция столь неудачно и опасно пыталась воспроизвести.