Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Мне картинки что ль жалко? Да нет, тем более, что у меня копии есть. Сценарий? Да и сценария у меня ещё три копии заныканы, ведь печатал я на машинке под копирку. Тогда быть может жалко проектор? Но дело в том, что как раз проектор им по всей видимости нафиг не нужен. Тогда зачем я убегаю? Инстинкт самосохранения? Не понятно… Впрочем непонятно и другое. Нафига им нужен мой сценарий, если они сами, всем скопом его категорически отвергли, о чём мне прямо и заявили, обгадив заодно его и меня с головой.

«Странная ситуация», — сказал я себе и, забежав в туалет, захлопнул за собой дверь, закрыв её на щеколду. Открыл окно и уже под звук ударов в дверь преследователя, выпрыгнул на улицу, благо этаж позволял это сделать, не разбившись наглушняк.

Всю дорогу до дома, ехав в пойманном мной такси, думал, на какой хрен я бежал и почему они так набросились с буквально зашкаливающей критикой на мой милый сценарий. Найти разумное объяснение, чтобы ответить на первый вопрос, можно было достаточно просто. Я обиделся вот и побежал, дабы сценарий не достался им.

А вот со вторым вопросом было непонятно. Неясности добавляло и то, что при презентации я отчётливо видел, что сценарий им нравится. Видел их лица после сеанса, и они были потрясены показом, так почему же они потом так истово придирались к каждой самой ничтожной мелочи? Неужели я ошибся, попытавшись замутить этот проект через Москву? Н-да… Наверняка, это, действительно, было ошибкой. Мне и дальше не следовало соваться в столицу. Достаточно было сориентировать Тейлора на какую-нибудь республику СССР и замутить фильм там, благо один раз у меня такое уже получилось. Ан нет же, захотелось снимать рядом с домом.

«Всё проклятущая лень моя, — корил себя пионер, глядя на проносящиеся за окном улицы. — Наметил себе «огород» — дом, деревня, Катя, Аня, и хотел пожить в таком комфорте. Вот теперь Саша и жни плоды своего лентяйства. Н-да… Значит, походу дела, с кино нужно завязывать, ибо другие фильмы я снимать не хочу, пока не возьму ту высокую планку, что перед собой поставил.

А так как музыка меня уже немного подз#@#@#, то возможно имеет смысл плюнуть на всё и заняться чем-нибудь другим. А может быть вообще послать всё к «такой-то матери», и изменить судьбу кардинально? Например заняться спортом? Физическая форма у меня великолепная так что в той области тоже может получиться полнейшее «чикибомбони». Сейчас 1977-й, а в 1980-м в Москве состоится всемирная Олимпиада. Н-да… Так, что, если прикинуть, у меня ещё много времени, дабы преуспеть в паре-тройке видов спорта и вознести нашу страну к неведомым высям, где льётся дождь из золотых медалей. Так может быть действительно сменить вектор движения, раз на пути стоят непреодолимые препятствия? Разумеется в это же время продолжать писать, надеясь, что может быть что-то из написанного опубликуют. Но в целом забить на бюрократию и быть индивидуалистом-спортсменом, благо, что помешать прыгать выше всех и бегать быстрее чем многие, мне не один до#@#@ запретить в спорте не сможет. Что ж, это стоит обдумать», — сказал себе я и, расплатившись с таксистом, и с лёгким сердцем пошёл домой.

Кинул на кресло сумку, повесил на вешалку верхнюю одежду, помыл руки и в этот момент зазвонил телефон.

Снял трубку и в неё тут же, вместе с треском, прорвался недовольный голос Мячикова.

— Васин, ты что себе позволяешь? Что за безобразные выходки?! Ты почему выпрыгиваешь с окон? Разбиться хочешь?! Хочешь, чтобы мать твоя плакала?! Тебя никто не отпускал! Почему ты ушёл?!

— А зачем мне там нужно было оставаться? Фильм Вам не понравился, вы его раскритиковали, а когда уже начали вписывать туда политику и дорогого Леонида Ильича, с которым, как Вы знаете, в ближайшее время я встречаюсь, — бездоказательно соврал я, — мне стало противно, и я решил сам себя с этого совещания удалить.

— Ты, Васин, брось демагогию разводить. Тебе говорили, не про кого-то конкретно, а о том, что по твоему сценарию всё наше руководство куда-то делось, — поучительным тоном пояснил замминистра и вновь перешёл на резкий и недовольный бас. — Но мы теперь из-за некоторых безответственных и чрезмерно обидчивых молодых людей не можем подправить этот момент потому, что ты не оставил сценарий, а как какой-то трус даже, не отстаивая свою точку зрения пустился наутёк.

— Ну вот, теперь меня ещё и Вы оскорбляете, — решил стебануть собеседника пионер.

— Никто тебя не оскорбляет. А здоровую критику у нас ещё никто не отменял. Так, что давай, собирайся, к тебе сейчас машина с водителем подъедет. Мы тебя ждём со сценарием и с твоими диафильмами.

— Но можно хотя бы… — стал говорить я, но был перебит.

— Нельзя, Саша! — категорически отрезали с того конца провода, даже не дослушав. — На нас сейчас, можно сказать, смотрит весь мир. Поэтому выброси своё лично «Я», свой индивидуализм и будь готов к конструктивному диалогу и цензуре некоторых чрезмерно жестоких сцен, в том числе и с животными. Понял меня? Всё. Ждём, — сказал тот и собрался было вешать трубку, но я его остановил.

— Иван Сергеевич, а как Вы смотрите на то, чтобы главную женскую роль отдать Екатерине Мячиковой?

— Гм, кому? Кате? Но почему ей? — несколько раз хмыкнув и кашлянув, негромко и крайне удивлённо спросил он.

— Ну так мы с ней работали уже. Она держится уверенно. Выполняет все поставленные требования. К тому же учится на актрису. Кому как не ей? Плюс, она фактурно подходит на эту роль. Я, когда писал сценарий специально подбирал диалоги исходя из того, как разговаривает она. В общем я уверен, что она справится с поставленной задачей, — пояснил малолетний режиссёр, на самом деле этим преследуя сразу несколько целей и одна из них та, что Катя, должна будет стать ретранслятором моих идей, которые ей вдолблю я, а она в свою очередь, в свободное от съёмок время, сумеет их вбить дома в голову своего любимого папочки.

— Хорошо, об этом мы поговорим, позже, когда актёрский состав будем обсуждать и утверждать. А сейчас собирайся, машина вот-вот к тебе подъедет, — ответила потенциальная будущая жертва внушения и повесила трубку.

****

— И куда же Вы, молодой человек, от нас убежали? — ехидно поинтересовался любитель кошек.

— Прошу пардону, товарищи. Неожиданно вспомнил про оставшийся на плите чайник, вот и пришлось сбегать, — пояснил пионер.

— Ну так, что дома? Всё нормально? — на этот раз спросил меня любитель собак.

— Естественно нормально. Это у меня старческий склероз разыгрался, — стебанул я сразу всех присутствующих и, улыбнувшись своей доброй белозубой улыбкой, предложил: — Что ж, приступим?

И мы приступили…

Да так приступили, что от моего сценария полетели перья в разные стороны, грозя оставить лишь синее застывшие в инее рожки да ножки.

Я бился как лев, но цензоры всё резали и резали и в конечном итоге, я стал сначала комнатным львом, а затем уже просто запуганным и забитым котёнком. Я говорил: нет, они говорили: да. Я запрещал, они настаивали. Я рычал, они рычали в ответ. Я блеял, но они были безжалостны и не прекращали рвать и метать! Приходилось терпеть и идти на попятную, однако было это до тех пор, пока их мерзкие лапы не потянулись к урезанию сцены с милиционерами. И в тот момент во мне вновь проснулись первородные инстинкты и сказал я: — РРРРррРРР!!!

— Не более пяти человек, — кричали цензоры.

— Но мне нужно хотя бы сто, — кричал в ответ я, маша перед их лицами сценарием.

— При этом расстреле мы можем пойти на уступки и выделить тебе пятнадцать жертв, которых отработает твой робот-убийца. Да и то, это максимальный запредельный и немыслимый порог жестокости в советском кинематографе, — утверждали они.

— Да, что вы говорите?!?! — манерно удивлялся я. — А как же фильмы про революцию и войну? В фильме «Чапаев», например, Анка-пулемётчица косит белых пачками. Получается ей можно, а роботу нельзя?

— Это другое, — отвечали цензоры, не переставая кромсать.

— Но этого мало! Сцена получится слишком мягкой и будет выглядеть неправдоподобно. Мне нужно хотя бы человек шестьдесят, — продолжал настаивать режиссёр.