Князь Угличский (СИ) - Уточкин Владимир Николаевич

— Вправду чтоль? — Удивил меня пятидесяти пяти летний мужик. — А фамилия у тебя каковая?

— Ивановы мы. — Крепкий телом, что не удивительно для каменщика, известный строитель не производил впечатления немыслимого силача.

— Как же стал ты во главе строительства первой крепости царства Московского?

— То длинная история. Яз по молодости с батюшкой твоим в прю встрял.

— Как это?

— Да не с самим прям, грозным государем. В монастырь опричники прискакали ярые, пятеро, со своими метлами и гнилостными мертвыми собачьими главами у седел, скоморохи бездельные, бо старшиной из них немец Штаден, и ну хулить игумена и поносить грязно. То просто — сей монастырь богат вельми, лавки торговые по городам большим держит, мельницы, борти, скотные дворы, рыбные ловли во множестве емлет. Так сии охальники желали деньгу беззаконно с монасей стрясти, ну яз не стерпел и тумаков им надавал.

— Что, один пятерым? — Поразился я.

— А чего? Дурные людишки были, вот разве немец покрепче оказался. Так яз разошелся и того Штадена тако сильно отмутузил, або все думали помрет, бо монаси его спасли, выходили. Он исчо сказывают книжку опосля поганую про Русь сочинил. А како люди те были царевыми, тако мне могли кнута дать и ноздри вырвать, аль убили б. Так яз за рубеж и дернул на коне опричном, чего там до Смоленска два дни верхами, а за ним Польская земля дальше лежит и царева рука не достанет. Вот по неметчине походил и по Цесарской земле и по Франкской и у Фрязинов в городе Рим бывал, бо есть то надо, так яз каменщиком и рядился по стройкам. Бо коли трудовит и старателен вельми, так повсюду в первые люди выходил. Яз и на строительстве храмов папистских трудился и при устройстве фряжских крепостей такоже бывал. Тама не так како у нас, не поверишь, царевич, последний бедняк в каменном доме живет. И храмов и сильных крепостей там вельми много. Бо время спустя немалое, по случаю полские торговые гости поведали, або русский царь опричнину свою упразднил и норов свой буйный унял, тако яз в родную землю и возвертался. Боле дюжины лет по городам немецким трудился, або как на Руси показал мастроту свою, так мне и важные каменные строительства доверили, бо опосля уж и до Царева Белого города дошло.

— А вскую ты нынче к Устюжне едешь? По зиме же не ведут каменное дело на Руси? — задал я интересовавший меня вопрос.

— Надобно место найти верное, да сам собор образом придумать, опосля, ежели рядом случится белый камень, так много царевых денег можно сохранить. В зиму камень искать любо-дорого, деревья да поросль зеленая взору не застят, и реки не мешают покуда в панцире ледовом. Горододельный камень, чтоб много было, издалека видать. Так что есть к тому резоны. Ну, коли не найдём окрест нужного камня, так из привозного возведем, ноне хорошо, на реке большой строиться станем. Не сумневайся царевич будет храм вельми велик и красотой нарочит.

— Скажи Федор Савельич, боярин Борис Федорович не дарил тебе книги франкского мастера Бар-ле-Дюка "Фортификация. Тайны линейного искусства"?

— Дарил.

— И как тебе мысли в сей книжке?

— Хитро придумано. У фрязинов видал похожую манеру на новых крепостях. У немцев доселе тако не строили, у нас тем боле. Перекрестный пушечный огонь с соседних стен, множество дел кровавых сотворит с идущим на приступ войском. Бо яз на углах все одно башни бы поставил. Оне завсегда не лишние. Тут Борис Федорович, желал крепость строить Смоленскую в камне, да раздумал покуда. Тебе про то ничего не ведомо?

— Борису Федоровичу виднее. — Ушел я от ответа. — Вот, что Федор Савельич, надобен мне мастер по камню. В книге латинской про древнюю римскую пору записано, как камень творить жидкий, опосля заливать его в короб и тем имать хоть блок строительный, хоть крепость целиком, али мост вельми крепкие.

— Да ну? Не слыхал яз про то в неметчине. — Удивился градоделец.

— Много забыли там, после воинских бед. Как у нас, опосля вторжения мунгитов, множество ремесел запропало.

— Так до тепла летнего яз и сам готов таковую затею опробовать и мастера мои помогут с охотою. Сказывают, богат ты на придумки дельные, а за таковой способ литья зданий велицых яз бы чего хошь отдал!

— Договорились мастер. Будем с тобою, творить сею придумку по зиме.

Мои мысли по созданию малогабаритного личного оружия упирались в проблему капсюля. К сожалению, Михайлов пока не смог получить материал, который взрывался бы от удара. Хотя по его словам, у него как-то раз получилось нужное вещество после варки хлорных веществ и поваренной соли, но повторить этот процесс он не смог. Интересно, а если в капсюль засунуть порошком иль маленькими кусками кремень, металлическую стружку и порох, может он воспламениться от удара или нет? Надо попробовать в устюженских мастерских такую методу. Вдруг выйдет?

Пока стояли в Угличе, взял у мастера Стеклова одного стекловара и вместе со Стенькой Михайловым запустил новое минипредприятие по выпуску калейдоскопов. Моя была идея и реализация, за Михайловым зеркала, за стеловаром стекла, простые и разноцветные в виде крошки, изготовление картонных трубок и оклейка, молодой женой Михайлова, игрушки в красивую ткань. Ежели торговать по рублю, а чего вы хотели с зеркального прибора, то бездонный рынок нас обогатит даже на игрушке. Хотя поначалу цену надобно выше ставить, пускай богатеи и иноземные купцы мошной потрясут.

Опять приходил жаловаться Фролка Липкин.

— Государь, как хошь, а вовсе посадские людишки твои, стыд потеряли.

— А чего такое?

— Да по осени в нескольких огородах картошку видал. Бо где они ея пояли? С поля твово сперли. Надобно, тех посадских, у кого корешки в хозяйстве сыщутся, на суд губному старосте отдать. Пущай он с их дворов протори и убытки твому гомину взыщет. По осени картошки собрал всего семь десятков мешков, остатнее с поля городские потаскали.

"Значит либо распробовали, — подумал я, — либо на развод берут".

— Ничего Фролка, следующий урожай на торге Уличском продадим, и коли кто продолжит с княжьего поля корни иноземные бесчестно таскать, так староста им работенку найдет. Ты озимые посеял?

— Да государь, лучшей озимой рожью на поле с под картофеля отсеялся. По осени погода устоялась. Дожди прошли обильные, даст Бог — он истово перекрестился — по следующему году снимем богатое жито.

— А крестьяне на поля свои зачали возить навоз?

— С сего года. Оне как увидали прошлогодний урожай, так все до меня цеплялись, вопрошали, кому яз душу продал, безбожники. Бо ныне и навоз возют, но его в хозяйствах маловато, так и с речки грязь берут и с болота жижу на поля таскают. И зерно свое видал, оратаи по дворам веяли для лучшего на посев.

Ну и слава Богу, подумал я, сдвинулся камень крестьянской косности, теперь водичка потечет, в виде обильных урожаев.

— Вельми удоволен яз тобой. Велю тиуну Угличскому наградить тебя десятью рублями принародно, а с урожаев моих земель кои ты работаешь, будешь брать себе десятину.

Путь на Устюжну шел больше лесами, был извилист и богат колдобинами. Вот чего надобно сделать — прямой путь с ямами по краям, а коли выйдет с каменной подсыпкой.

Устюжна встретила огромной толпой горожан. Встречали с хлебом солью. Церковники прямо на въезде провели молебен. Я, как и свита желали добраться, наконец, до усадьбы с мягкими постелями и горячей водой, но пользуясь оказией, повелел государеву дьяку Матвею огласить грамоты об учреждении наград Святого Георгия и Святой Ольги. Трубный голос дьяка, которого я вез, чтоб обучить будущих студентов Оксфорда, английской речи и письму, гремел как иерихонская труба. Чиновник был вельми богат телесами, в смысле по-богатырски могуч. У такого учителя не забалуешь.

После оглашения царева указа, я стал вызывать перед людьми, отличившихся, начиная с Гушчепсе и Бажена Тучкова. Каждому вручал именной указ царя, воинским людям, соответственно медаль Георгия четвертой степени, а медикам и лучшим людям Устюжны золотой знак Святой Ольги. Всем полагалось также денежное вознаграждение.