Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович

За мостом дорога пошла в гору довольно круто ("Вот тебе и пологая горка!" – удивился Максим), а потом извозчик свернул на подобие бульвара, по которому лошади бойко тянули по рельсам вагоны – конный трамвай, конка! Но подъем становился все положе, извозчик свернул вправо и этот переулок уперся в новенькое шестиэтажное здание абсолютно европейского типа.

— Вот и наш Пера-палас! – воскликнул Альбер, сунул извозчику банкноту в 5 курушей и первым сошел на тротуар перед отелем. К нему тотчас подошел обычный швейцар, о чем-то спросил и махнул рукой тут же крутящемуся носильщику. Тот схватил оба чемодана из шарабана и понес за будущими постояльцами в отель.

Вестибюль поразил даже видавшего виды Городецкого: обширный, высокий, драпированный бордовым плюшем, уставленный обширными креслами, меж которыми стояли журнальные столики с кипами газет на них, а также единичные пальмы в кадках. В дальнем конце холла виднелись двери в ресторан. Портье за стойкой, видимо, узнал Альбера и обратился к нему на французском языке. В какой-то момент понадобился и паспорт Макса, в который портье вцепился и спросил по-немецки: – Так Вы из Австро-Венгрии, герр Городецки? Желаете поселиться отдельно?

— Нет, – был краток и лучезарен Макс. – Мы с мсье де ла Мотом желаем жить вместе. Пуркуа па?

— Я, я, натюрлих, – засмущался портье и выдал им по ключу от номера 4-14.

Номер, впрочем, оказался скромным: вдоль его стенок вплотную к окну стояли две кушетки, накрытые пледами, а в их изножьях – по креслу. Из узенькой прихожей можно было попасть в туалет с унитазом и ("О счастье! – подумал Макс) в душевую. В прихожей были два узких шкафа для одежд и телефон на полочке. Все.

— То есть завтракать, обедать и ужинать мы будем обязаны в ресторане, – предположил Макс.

— Никак нет, – засмеялся Альбер. – Можно все заказывать в номер и нам привезут это "все" на колясочке. Жаль только, что это будет гарсон, а не боннэ. Впрочем, что Вы имеете против ресторана? Там как раз бывают очень пикантные постоялицы….

— Боюсь, что я в отеле буду только завтракать, – сказал Городецкий. – Моя работа предполагает контакты, контакты и контакты. И днем и вечером – где-нибудь в ресторане…

— Никогда не думал, что продажа автомобилей – такое утомительное занятие. Бросьте ее, становитесь журналистом. У Вас получится, уверяю. Человека, владеющего словом, сразу видно….

— Журналистов нередко вызывают на дуэль, особенно у вас, во Франции. А иногда просто убивают – как в Италии или Германии. Я, признаться, боюсь вида крови, а от мыслей о смерти меня бьет озноб.

— Не похожи Вы на труса, – протянул Альбер, пристально его разглядывая. – Это я тоже наловчился понимать…. А кстати, как Вы собираетесь продавать автомобили? На пальцах что-ли или по фотографиям?

— Мой образец едет сюда по железной дороге, – пояснил Максим. – Через день я надеюсь его выгрузить и покатать Вас по Стамбулу.

— Ну что Вы! Мне вполне хватит конки с извозчиками. Тем более что мой режим: несколько часов беготни, а потом писанина в номере. Ну а вечер я оставляю только для удовольствий.

— Что ж, можете предаваться этим удовольствиям здесь, часов до десяти-одиннадцати вечера. В любом случае я буду предварительно звонить.

— Как повезло мне с соседом, как повезло!

Глава тридцать шестая. Нечаянная встреча

Первый визит Городецкий собирался сделать послу Австро-Венгрии в Стамбуле, маркграфу Иоганну фон Паллавичини (генеалогически маркизу Джованни Паллавичини). Но предварительно позвонил.

— Из телеграммы эрцгерцога я понял, что наша встреча должна быть конфиденциальной? – спросил посол. – Тогда прошу навестить меня приватно, дома, часов в семь вечера. Вы, надеюсь, ужинаете в это время? Вот и хорошо.

Макс позвонил на железнодорожную станцию и после долгих переговоров на нескольких языках выяснил, что товарный состав из Вены уже пришел и что он может забрать свое авто. "Вот это отличная новость, – порадовался он. – Умели в те времена работать четко по графику". Он поехал на станцию Истанбул-сортировочная и там малость побегал, прежде чем спустил свою "ласточку" по доскам с платформы. Заправиться, к счастью, удалось здесь же, хотя бензин пах как-то странно. Зато когда он, миновав Галатский мост, стал мощно взбираться по булыжной мостовой в район Пера, в сердце его поселился кусочек радости. Подкатив к отелю, он прошел к стойке портье с намерением позвонить Альберу в номер, но всеведущий консьерж отрицательно мотнул головой в знак того, что номер пуст.

Тогда он чуток подумал, откинул верх и поехал в исторический центр, где неспеша поднялся к ограде дворцового комплекса Топкапы, проследовал до омусульманенного храма святой Софии, постоял там немного, проникаясь византийским величием, и поехал к Голубой мечети, не менее грандиозной, но абсолютно мусульманской. Потом побывал на Ипподроме, добрался до Большого базара, но, убоявшись толп, пустился обратно, объехал его по боковым улицам и попал к медресе (будущему Стамбульскому университету), зажатому мечетями халифов Баязида и Сулеймана. Потом спустился к Золотому Рогу и обнаружил там Египетский базар специй. Поколебавшись, он накинул на автомобиль крышу, запер двери и сделал уже шаг в направлении базара (хотел поискать мумие), как одумался: по возвращении можно было остаться без дворников, фар, а то и без колес. "На фиг, на фиг мне такое счастье! Приеду сюда с Альбером как-нибудь, он посторожит".

Держа курс на Новую мечеть (которая, он помнил, возвышалась над южным концом моста), Макс переехал в Галату, но взял курс вправо, вдоль берега – где-то там (он помнил по спутниковой карте) стоял дворец Долмабахче, в котором были воспитаны многие нынешние персоналии: и сам султан Абдул Хамид, и его братья и сестры, и мятежный принц Сабахаддин. Вскоре, и правда, справа потянулось двухэтажное здание европейского типа (метров 10 в высоту), но с неуловимыми глазу (с расстояния в 100 м) арабесками. В его центральной части высота этажей возросла вдвое и к улице сбегало парадное крыльцо – вероятно, здесь был тронный зал. Напротив дворца был разбит сад, который и огибала улица. А напротив въездных ворот в этот сад, на другой стороне улицы располагалась кофейня – уютная, как большинство кофеен Стамбула. Макс решился, остановил машину возле кофейни и вошел в нее.

Посетителей в кофейне почитай, что не было: то ли час был послеобеденный, то ли их отпугивало соседство с султанским дворцом. Макс заказал чашечку кофе, к которому ему подали стакан холодной воды и предложили еще трубку с табаком. От трубки он отказался, сел на выходе (с целью видеть свою машину целиком) и принялся смаковать жутко крепкую и горькую жидкость. Вода оказалась очень кстати и в такой комбинации кофе ему понравилось. Главное, что откуда-то пришла бодрость и одновременно отстраненность от реальности. Захотелось вспоминать стихи и, глядя на клонящееся к западу солнце, он стал читать вполголоса:

— Айн фреляйн штанд ам мэерэ

Унд зойфтце ланг унд банг

Ес фрюрте зи зо зэере

Дер зонненунтерганг…

Вдруг перед въездом в сад затормозил открытый автомобиль с шофером, из которого выпрыгнула решительного вида девица с открытым лицом (!) и в шелковых желтых шальварах, наполовину прикрытыми желтым же платьем и направилась к автомобилю Максима. Никого через стекла внутри не увидев, она подняла голову, встретилась взглядом с Максом и опять-таки решительно пошла к нему. Взойдя на низкую террасу ("Лет 17–18" – решил он), девушка спросила его в упор по-французски:

— Это Ваш автомобиль? Вы из французского посольства? Хотя я вроде бы всех там знаю…

— Вы не ошиблись и ошиблись, ханум, – уважительно-ласково сказал Макс на том же языке. – Вуатюр действительно мой, но к посольству Франции я отношения не имею. Я демонстрирую подобные машины с целью дальнейших продаж.

— Правда? – загорелось лицо у турчанки, – Я хотела бы иметь такое авто! Продайте его моему деду!