Сын помещика (СИ) - Семин Никита

Пелагея старательно стирала одежду своего нового господина, находясь в отведенной под прачечную комнате в усадьбе Зубовых. Тут же была и служанка самих Зубовых, занимающаяся тем же самым. После того как Корней высадил ее господина с отцом у театра, он отправился сюда, к усадьбе. Места возле театра для стоянки не было, как и смысла ждать почти три часа. А господину понадобится завтра чистая и свежая одежда. Доставив Пелагею, Корней через час отправился обратно. А девушке пришлось разбираться — к кому обратиться за помощью в исполнении своих новых обязанностей. Когда она просилась в слуги, то даже не представляла, насколько отлично их житье от крепостных крестьян. И уж чего не ожидала, так это побывать в настоящем городе, да так скоро! Вся ее жизнь прошла в деревне. Лишь по праздникам они выезжали в церковь у поместья их барина. Для девушки ее служба стала одним большим и опасным приключением. Но невероятно интересным!

Попытка ее домогаться от Акима, затем защита от господина, наказание кучера — последнее она видела впервые, до этого лишь слыша от других, что можно получить в наказание удары плетью. Следом эта поездка в Дубовку, во время которой господин принялся за ее обучение. Вообще немыслимо! Разве она могла предположить, что ее учителем станет аж целый дворянин? Здесь, в усадьбе Зубовых, она увидела, что слуг может быть больше. Гораздо больше. И их быт устроен иначе. Немного, но все же отличается. Посмотрела она и где живут зажиточные горожане. Квартира у госпожи Угорской — это нечто. Такую Пелагея и собственными силами могла бы содержать.

Но во всем этом смущало девушку два момента — ее почти все окружающие, даже слуги почитали сералькой ее господина. И очень удивлялись, когда узнавали, что она еще целомудренна. А второе, что смущало и вызывало недоумение у Пелагеи — отсутствие поползновений со стороны господина. Настолько он к ней равнодушен, что девицу стало это откровенно задевать. В деревне ее почитали первой красавицей. Да и прибывши в поместье Винокуровых, она не увидела никого краше ее. Так почему Роман Сергеевич даже не делал попыток зажать ее в тесном углу, как тот же Аким? Неужели она для него — уродина? Такие мысли крутились в голове Пелагеи, пока она не услышала чуть ли не прямой приказ Сергея Александровича сыну — завалить ее, Пелагею, где-нибудь в углу. И тот слух, что пошел про ее господина, будто он… нет, даже думать о таком не следует! Да и вранье все это, вон какие жаркие взгляды Роман Сергеевич бросал на нее, когда они покинули квартиру Маргариты Игоревны. Но все же — почему ее господин никак ее не домогается? Может, и правда самой проявить некую решимость, как и посоветовал-приказал барин? А то она уже начала сомневаться в собственной красоте. Сон стал тревожным. Да, пожалуй, так она и сделает! Только момент надо выбрать, чтобы настроение у господина было хорошее. А то лишиться столь интересного места и должности ей категорически не хотелось.

Глава 17

23 июня 1859 года

Утро у меня снова началось с обливаний. Когда Пелагея вылила на меня тазик воды, то не ушла сразу, как вчера, а задержалась, кидая непонятные взгляды.

— Что-то случилось? — спросил я, вытираясь.

— Нет, господин. То есть… я хотела сказать, что могу прийти к вам в комнату. Вечером или в иное время, когда вам захочется.

— Конечно, — фыркнул я, — ты же моя личная служанка.

— Я о другом, — замялась она. — Ну… я могу сделать вам приятное. Если желаете. По мужской части, — уже шепотом, уставившись в землю, прошептала она.

— Это из-за слов отца? — нахмурился я. — Так вот — я тебя ни к чему принуждать не буду. И если сама не хочешь, то и не надо. А на слова Сергея Александровича в этом плане, не обращай внимания. Кого и когда тащить в свою койку я и без него разберусь.

— Ну… я и сама… не против, — покраснела девушка и, испугавшись своей откровенности, тут же выпалила, — ну, я пойду. Мне еще комнату вашу прибрать надо.

И тут же, выхватив у меня полотенце, скрылась в доме. Мне живо вспомнились собственные подростковые годы в прошлой жизни. До того, как я впервые занялся сексом. Вот также мялся да был на жутком стрессе. И лишь после первого опыта такой мандраж ушел. Наверное, и у Пелагеи также.

Откинув мысли о девке, чтобы не вгонять себя в искушение, я занялся тренировкой. Минут через десять вышел Владимир Михайлович.

— А ты сегодня рано встал, — усмехнулся он. — Не спится?

— Да я вчера устал сильно, вот по возвращению сразу и лег. Кстати, а вы на спектакли не ходите? Не видел вас вчера.

Зубов прошел к бане и взял стоящее там ведро, уже наполненное водой. Резко в одно движение вылил его на себя и лишь после этого ответил.

— Я премьеру обычно не посещаю. На нее все местное светское общество ходит. С большинством я и так по работе вижусь, или в гости могут сами прийти. А вот в субботу — буду. В это время как раз приезжают те, кто в Дубовке не живет. Кое с кем из них мне поговорить надо.

— Тогда не буду вам портить сюрприз, — закончил я дипломатично.

После тренировки и быстрого завтрака, мы с отцом стали собираться на встречу. Перед тем как на нее отправиться, я позвал к себе Пелагею.

— Пока меня не будет, начни шить себе сарафан, — давал я ей указание, — но не обычный, в пол, а вот такой.

На листе бумаги я быстро набросал эскиз. Длина сарафана должна была стать ей до бедер. От линии пояса до груди он будет приталенный, чтобы облегал ее фигуру. От талии вниз — свободно ниспадать, как юбка. А вот в районе груди девушке необходимо будет сшить «чашечки» — пришить две дуговых полоски, которые подчеркнут ее достоинства, да пришить сверху к ним по размеру груди ткань, куда она будет укладываться. Чтобы все это можно было одеть, сзади на спине необходимо сделать разрез от горла до середины спины. А «застегиваться» он будет шнурком. Ну и вырез у платья должен быть такой, чтобы виднелась ложбинка впереди. Пелагея, как увидела эскиз, густо покраснела.

— Вы уверены, господин? Срамно как-то получается.

— Уверен, — кивнул я, — тебе все женщины обзавидуются.

— Это-то и пугает, — прошептала она.

— Сначала на живую нитку сшей, чтобы я посмотрел, и в случае чего поправить можно было. А там уже и прострочку сделаешь, — проигнорировал я ее неуверенность.

Если уж у меня теперь есть личная служанка, то она должна стать моим «лицом» и показывать, что у меня — самое лучшее, что можно найти в уезде. В том числе слуги. Поэтому и платье ей такое хочу, которое подчеркнет ее природную красоту. И учить ее стал в том числе и потому, чтобы не только внешностью блистала.

Отправив Пелагею выполнять задание, я оделся и вышел во двор. После вчерашнего дождя, на улице пахло свежестью, но вставшее солнце уже уверенно пригревало и испаряло образовавшиеся лужи. Поутру еще был туман, но сейчас он почти растаял.

— Готов? — подошел ко мне отец.

— Всегда готов, — усмехнулся я.

— Тогда едем. Послушаем, так ли хороша твоя идея, — махнул он рукой в сторону тарантаса.

Мы выехали к горчичному заводу Германа Миллера. Он хоть точный адрес и место встречи вчера не сказал, но по словам тетушки, обычно там обретается. И раз не стал уточнять, то и сегодня должен быть там.

Так и оказалось. Сам завод был на южной стороне города. От усадьбы Зубовых ехать пришлось всего минут пятнадцать. На проходной сторож подтвердил, что господин Миллер уже на заводе и указал на административное одноэтажное здание в пятидесяти метрах от ворот. Чуть в стороне располагался производственный цех завода. Но туда мы если и пойдем, то лишь после встречи с Германом Христиановичем.

На входе в административное здание нас уже никто не встретил. Похоже, случайных людей здесь не бывает. Хорошо, что сторож на входе сказал, какую дверь нам здесь искать.

Постучавшись в деревянную дверь с медной ручкой, мы услышали «входите» и зашли внутрь.

Герман Христианович сидел за своим столом. Массивный, из темного дерева с выдвижными ящиками. Располагался он сбоку справа от входа, чтобы хозяину кабинета свет из окна бил не в спину, а сбоку. На окне — тяжелые шторы, сейчас раздернутые, и тюль. Напротив стола шкаф во всю стену, забитый папками, книгами и тубусами. Слева от входа около стены стоял два стула для посетителей.