Он что, вместо того, чтобы принять замечания решил меня разжалобить или устыдить? Дескать — вот, через что мне пришлось пройти, пока вы тут бумажки перебираете. Щаз, расчуйствуюсь. У меня же сложилось мнение, что судебные приставы сидят в своем кабинете, чай пьют, а иной раз убивают время за картами. Ну, с какой стороны смотреть — у каждого своя правда.
— Павел Петрович, а вас кто-то неволил идти в судебные приставы? — поинтересовался я. — Могли бы в технологический институт поступить, или еще куда-то. А то и в приказчики податься. Или — вольноопределяющимся на воинскую службу, офицерские погоны бы выслужили. Или в полицию — канцеляристом бы взяли, а там, со временем, в приставы или надзиратели. Похлопотать?
— Нет, Иван Александрович, я следователем хочу стать.
— А если следователем — то к замечаниям относитесь спокойно, — заметил я. — Помните, что в нашей профессии постоянно учиться нужно. Сам всю жизнь учусь, это нормально. Ничего страшного, если вас кто-то поправит. — Подумав, решил душой не кривить: — У меня, например, имелись, да и сейчас имеются проблемы с правописанием. И яти с буквой е путаю, и твердый знак забываю ставить. Если меня старшие коллеги поправляют — всегда говорю спасибо.
— Вы яти путаете? — слегка обалдел парень. — А мы слова заучивали, чтобы помнить, где ять ставить.
— Вот и молодцы, — похвалил я реалистов. — Теперь вернемся к убийству. Так кого еще могла впустить Зинаида Дмитриевна? Или — кто мог зайти в дом с улицы, чтобы никто худого не заподозрил? Слуга, это понятно. А кто еще?
— Может, почтальон? — предположил Знаменский.
— Совершенно верно, — кивнул я и похвалил парня. — Мысль ваша идет в правильном направлении. Стало быть, ваша первая задача — сходить на почтамт, выяснить — кто из почтальонов обслуживает адрес, по которому проживала Красильникова.
— И допросить? — заинтересовался парень.
— Можно пока не допрашивать, только узнать — когда он последний раз видел Зинаиду Дмитриевну? Уточнить — когда он почту приносит в ее дом и прочее. Допросить мы его всегда успеем.
Разумеется, допрашивать нужно сразу. Но сумеет ли парень грамотно провести допрос? Впрочем, пусть тренируется. А вдруг и на самом деле почтальон замешан? Первоначальные показания могут пригодится потом.
— Если есть желание — допросите, хуже не будет. Образчик допроса у нашего управляющего канцелярий возьмите, у него старые дела лежат. Не забудьте папкой обзавестись, бумагу взять. Запишете только то, что по существу. Пусть скажет — где он находился с семнадцати часов вечера и до утра. Запугивать или требовать, чтобы сознался в убийстве не нужно.
В детективах, как правило, следователь задавал следующий вопрос — а где вы находились в момент убийства? А если подозреваемый отвечал — мол, в момент убийства я находился там-то, тут-то его и ловили на слове.
Но мы такие вопросы задавать не станем. Весь городок знает — когда случилось убийство.
— Допрошу, — пообещал Знаменский, поднимаясь со стула. — А папка у меня своя имеется.
— Павел Петрович, это еще не все, — остановил я резвого юношу. — Пойдете в приемную, попросите заодно, чтобы Игорь Иванович написал официальный запрос на имя почтмейстера, чтобы они составили нам реестр всех денежных переводов, которые осуществляла покойная госпожа Красильникова. Без бумажки почтмейстер может и заартачится.
Посмотрев на часы, ахнул. До совещания осталось двадцать минут. Добежать до исправника успею, а вот осмотреть вещдоки уже нет.
В кабинет исправника явился без опозданий, даже с минутой в запасе. А там, кроме самого Василия Яковлевича, был еще коллежский регистратор Савушкин, а с краю стола пристроился канцелярист. Правильно — кто станет протокол совещания вести?
Конечно, про протокол я погорячился, но запись вести нужно. Не самому же исправнику это делать?
Как я понял, в последнее время Спиридон Спиридонович стал правой рукой исправника. А что поделать, если официальный заместитель, господин Щука, только в ветеринарных да санитарных делах хорош, а Антон Евлампиевич опять прихворнул, и снова запросился в отставку. Да и Савушкин — наилучший выбор. Надеюсь, как откроет батюшка «полицейскую академию», Спиридона Спиридоновича туда учиться и отправим. На перспективу — выйдет из него помощник исправника по оперативной работе.
Я думал, что сразу начнем обсуждать план оперативно-розыскных мероприятий, посвященных поиску убийцы Зинаиды Красильниковой, но вначале пришлось рассказывать о «мертвой» руке. Может, я не все подробности поведал (сцену в кофейне на Невском упустил), но близко.
Абрютин только хмыкнул, Савушкин уважительно промолчал, и мы приступили к более важным делам, нежели отрубленные руки.
— Спиридон Спиридонович, что у тебя? — посмотрел исправник на Савушкина.
— У меня, ваше высокоблагородие, ничего, — развел руками помощник исправника. — Кухонного мужика — Афанасия Щеглова, который у Красильниковых дрова колет и снег убирает, я сам опросил. Клянется — на вечерней службе в тот вечер был.
— Верить мужику можно? — поинтересовался исправник.
— Проверили уже — был он на службе. Дьячок его хорошо знает.
— Спиридон Спиридонович, все равно — распорядитесь, чтобы Щеглова ко мне на допрос доставили, — сказал я. — Пусть завтра утром… нет, лучше прямо сегодня, после обеда… У меня к нему вопросы есть.
Еще бы им не быть. Мужик знал Зинаиду, был вхож в ее дом. С таким делом лучше не откладывать.
Савушкин кивнул, потом принялся докладывать дальше:
— Городовые и по соседям прошлись, и на почтовую станцию сходили — ничего подозрительного. Соседи, как водится, ничего не слышали и не видели, а то и вовсе на службе были. Почтари твердят, что вечером кареты не отъезжали, никого подозрительных не было. Но Яскунов почтовую станцию навещать будет. Смирнову приказал — сегодня же обойти все лавки, ломбарды, предупредить насчет сережек с жемчугом. Дескать — если принесут такие на продажу — сразу за полицией посылать.
Я с уважением посмотрел на Савушкина. А ведь я вчера ему такую задачу не ставил. Про сережки упомянул, было дело. Впрочем, он же в полиции служит, догадался.
Выслушав соображения полицейских, сам принялся за рассказ. Не знаю, имеет ли отношение к убийству отставной поручик Синявский, но кратенько рассказал коллегам историю почтового «романа» Зинаиды Дмитриевны и афериста. Озадачил Абрютина — пусть запрос сделает в Сыскную полицию Санкт-Петербурга о местопребывании мошенника на момент убийства. Ежели, убийца и на самом деле Синявский (в чем я сомневаюсь), он где-то на половине пути к столице.
— Илья, запиши, — приказал Абрютин канцеляристу. — Подготовишь запрос в Сыскную полицию, сбегаешь на телеграф, пусть устанавливают. Запиши — по подозрению… Нет, как лучше?
Я решил, что голову ломать не стоит.
— А так и писать — по подозрению в убийстве. Он же у нас подозреваемый, верно? Синявский Игорь Модестович, отставной поручик. Адрес у Сыскной имеется — они его недавно тревожили.
Канцелярист принялся составлять черновик, а я продолжил. Сообщил, что на почту человека уже отправил — это чтобы двойную работу не делать, пустился в рассуждения:
— Значит, господа, помимо сережек с жемчугом, которые не то всплывут, не то не всплывут, у нас имеется только один след — это бритва. Если человек лишился собственной бритвы, то он, скорее всего, пойдет покупать новую. Согласны?
Василий Яковлевич взял на себя роль адвоката дьявола.
— А если у него было две бритвы? — задал резонный вопрос исправник. — Вот, у меня, например, их две. Одна еще со службы, а есть поновее. Новую потеряю или сломаю — так можно старой обойтись.
— И у меня две, — признался я. — Одна старая, я ее с собой из Новгорода привез, вторая новая, английская, которую мне полиция подарила. А у его благородия господина Савушкина?
— А у меня одна, — сообщил Савушкин. — Зачем мне две?
Все правильно. Зачем нормальному человеку две опасных бритвы?
