Тэракава порой глядел вниз по Янцзы и чувствовал укол почти детской зависти. Там, ниже по течению, у Нанкина остались его, более крупные, собратья — гидроавиатранспорты флота «Камоэ», «Ноторо», «Камикава Мару». И ещё дальше, в устье у Шанхая базировались настоящие авианосцы Императорского флота — «Хосё», «Рюдзё», «Кага».
А его, самый маленький авиатранспорт в этой цепочке, пусть с приличными 137 метрами длины, протолкнули вверх по реке, под Аньцин, где он стал передовой базой — складом, мастерской, аэродромом на воде и опорой морской пехоты. Он понимал важность задачи… но горечь от того, что он служит здесь, а не в открытом море всё-таки давала о себе знать.
И тут сигнальщик наверху пронзительно закричал.
Тэракава вскинул голову.
Высоко в белой, жаркой дымке неба и пока ещё довольно далеко шёл самолёт. Двухмоторный, современный — он шёл вдоль Янцзы, словно, хищник, пришедший проверить, кто прячется в тени заводи.
У Тэракавы похолодели ладони.
— Остановите взлёт! — Крикнул Тэракава, но его крик потонул в грохоте двигателя, гидроплан вышел из под берега и рассекая воду пошел на взлёт.
Начало июля 1938 года. Бомбардировщик с торпедой над рекой Янцзы не далеко от Аньцина.
Минут через десять полёта вдоль Янцзы, оставив в стороне Аньцин, у них впереди по курсу вспыхнуло движение. По мутной воде, оставляя за собой длинный пенистый след, разбегался японский гидроплан — блестящий, юркий, с ярко-красными кругами на крыльях.
Лёха машинально проследил взглядом вдоль белой полосы следа — и увидел источник. В излучине открывалась небольшая заводь, естественная бухточка, прикрытая крутым поворотом реки. Там, под зелёной тенью деревьев, что-то блеснуло металлом, зашевелилось.
Под маскировочной сетью угадывались крылья и винты самолётов, ящики, деревянные подмостки, стрелы двух кранов. Всё было опутано сетями, превращая судно в странный серо-зелёный холм. С их высоты оно выглядело как авиатранспорт, забившийся под берег.
Лёха на одних инстинктах резко сбросил газ, отжал штурвал и заложил мягкий, длинный, пологий заход. СБ просел, переходя со своих пятисот метров в пологое пикирование.
— Хватов! Гидроплан впереди! Стреляй! — зарычал Лёха в шлемофон.
Хватов прилип к носовому ШКАСу.
— Командир… левее… ещё, вот так… ниже ещё… так держи…
Гидроплан всё ещё разбегался, оставляя за собой облако брызг. Он только начал отрываться от воды — слишком медленно и, похоже, не ожидал гостей сверху.
ШКАС взвыл истеричным треском. Длинная очередь легла точно от хвоста до кабины японской машины. Гидроплан дёрнулся, словно кто-то ударил его сверху, клюнул носом, зацепился поплавками и перевернулся на спину, подняв облако брызг.
Лёха дал газ, выдержал машину на высоте тридцати метров, затем мягко потянул штурвал на себя, уводя самолёт в набор и закладывая огромную петлю вправо. СБ послушно вышел из атаки, оставляя под собой панику в японской бухте.
— Приготовиться к торпедной атаке, — произнёс Хренов на удивление спокойно.
Начало июля 1938 года. Бомбардировщик без торпеды над рекой Янцзы не далеко от Аньцина.
На трёх километрах воздух был сухим, прозрачным до звона. СБ Хрюкина шёл ровно, мерно вибрируя, уверенно держа свои двести восемьдесят — самый экономный ход для поиска добычи. Впереди и сильно ниже, в самой глубине синеватой дымки, хорошо заметной блестящей точкой шёл самолёт Хренова. Отставший километров на пять Тимофей Хрюкин периодически клал свой СБ в пологий вираж, разглядывая берега реки.
Хрюкин нажал тангенту и спросил штурмана, нарушая хрупкую ясность в небе:
— Ваня… Хренова впереди хорошо видишь? Может, догнать слегка?
Сухов, склонившись к переднему колпаку, чуть прищурился от солнца.
— Да, командир. Хорошо вижу. Вон виляет вправо-влево впереди… блестит на солнце.
— Стрелок! — Хрюкин повертел головой по сторонам, оглядывая небо. — Открывай свою шарманку! И тоже смотри в оба! Ищем авианосец. И про истребители не забываем!
Стрелок сдвинул колпак, выдвинул турель и лёгким движением зафиксировал пулемёт. Тот щёлкнул, переходя в боевую готовность, как верный сторожевой пёс.
Гул мотора разносился над широкой Янцзы ровным басом. Внизу мелькали песчаные отмели, рыбацкие лодки, тени от облаков.
Вдруг раздался крик Сухова, как будто он ударился шлемофоном о стекло.
— Командир! Впереди! Слева внизу! Смотри, гидроплан разбегается по реке!
Хрюкин положил машину в мягкий, широкий левый вираж, открывая себе обзор на всю дугу Янцзы под крылом. Сухов почти вывесился в стеклянный нос СБ, заглядывая вниз, и снова заорал:
— Хренов пикирует! Открыл огонь! Есть, есть! Попали, командир! Пи***ец гидроплану!
Но Сухов вдруг дёрнулся снова, ткнув пальцем в стекло — уже левее, ближе к берегу. Его голос сорвался почти на хрип:
— Командир… смотри туда… откуда этот гидроплан разбегался… у самой излучины… Видишь? Сети… и там… корабль. Огромный. Самолёты под сетями торчат — вон они… ровная палуба, две мачты… и труба рядом…
Хрюкин разглядел — и сердце у него ухнуло, будто кто-то толкнул в спину перед прыжком. Под сетями действительно угадывалась ровная длинная спина большого судна, и под этим покровом теплилось шевеление.
В наушниках снова резко прорезался голос Сухова:
— Хренов вправо вираж заложил… о как даёт… градусов сорок крена на бреющем… сильно!
У Хрюкина будто что-то щёлкнуло внутри.
— Барыня… — выдохнул он. А потом уже громко и жёстко: — Ваня, работай! Бомбим сходу! Наводи!
Штурман мгновенно прильнул к прицелу. Его дыхание стало частым, напряжённым.
— Пять градусов влево… ещё… держи… так… внимание… — хлопнули, открываясь, створки бомболюка, — на курсе… Сброс! Пошли!
Хрюкин рявкнул вниз, в кабину стрелка:
— Стрелок! Абдулла! Смотри взрывы!
И почти сразу сквозь рёв моторов донеслось радостное, захлёбывающееся:
— Раз… два… три… есть! Командир! Как бабахнуло! Там самолёт за бортом… кверху хвостом торчит!
Абдулла Хакимов, стрелок экипажа Хрюкина, выдержал паузу — и добавил уже торжественно, с непоколебимой уверенностью снайпера:
— Мы им одну вообще точно в трубу засадили. Горит, командир… горит! Командир! О! Хренов торпеду сбросил!
Начало июля 1938 года. Бомбардировщик с торпедой над рекой Янцзы не далеко от Аньцина.
Самолёт Хренова шёл низко, на двадцати с небольшим метрах над Янцзы, и медленно по лётным меркам — всего двести километров в час. Машину чуть покачивало, мутная речная поверхность разбегалась в стороны тусклыми всплесками от винтов, словно река сама шарахалась от пролетающего над ней самолёта.
Саша Хватов, уже приноровившийся к Янцзы, торпедам и линейке, нарисованной на переднем остеклении, уверенно командовал:
— Левее пять… ещё чуть… на курсе… Внимание!.. Сброс!
После того как они утопили гидроплан и этого безумного крена на бреющем, от которого хотелось, честно говоря, опорожниться прямо в комбинезон, стальная рыбка нырнула в мутную воду с коротким всплеском, её винты взревели уже там, под поверхностью, неся её к бухте, всего в каких-то шестистах метрах впереди.
Впереди, над заводью, почти сразу глухо грянула серия взрывов — бомбы Хрюкина встретились с чем-то под с маскировочной сетью подняв красивые шапки взрывов. Что-то вспыхнуло особенно ярко, рвануло жёлтым, масляным огнём.
«Как мы сами под них не влетели… — мелькнуло у Лёхи. — Сейчас бы получили по кумполу своими, дружескими бомбами».
Он дал полный газ, заваливая самолёт вправо, уводя СБ от цели широким разворотом.
— Стрелок! — крикнул Лёха. — Внимание на торпеду! Через полминуты будет самое интересное.
И тут им навстречу застучал огненной нитью пулемёт опомнившихся японцев.
Глава 20
Авианосец, которого не было и не стало
Начало июля 1938 года. Бомбардировщик без торпеды над рекой Янцзы не далеко от Аньцина.
