Чего стоит Париж? - Свержин Владимир Игоревич

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112

– Да уж, – печально резюмировал я. – Последний фокус магистра удался на славу.

– Именно так, Капитан, – неизвестно чему радуясь, согласился д’Орбиньяк. – И, памятуя о графе Калиостро, умудрившемся когда-то выехать из всех петербургских застав одновременно, я думаю: быть-таки не может, чтобы он подох. Если поставить себе задачу банально дать дуба, то к чему тогда весь этот цирк? Хотя это само по себе удивительно, поскольку ежели в 1509-м подследственный сдает экзамены на степень магистра, значит, к этому времени ему уже лет двадцать пять – тридцать. А сейчас дедуле, стало быть, под стольник. Такой себе реликт эпохи Колумба, не путать с колумбарием. У него, поди, от своей памяти воспоминаний не осталось. Куда уж о твоей заботиться!

– Лис! Других предложений на эту тему у тебя пока нет? Значит, надо искать его. – Я попытался закрыть прения.

– Как скажешь, Капитан. Ты у нас монарх, тебе виднее. А то еще можно к бабкам-шептухам сходить. Потомственная гадюка Мальвина сделает волосы заказчика голубыми, вне зависимости от его собственной сексуальной ориентации, – внезапно завопил мой друг истошным голосом на канале связи. – Опять же, зачем останавливаться на Аббатиасе? Надо искать Епископуса, Кардиналиса и, я не побоюсь этого слова, Папуаса Римского. Пусть все они выскажутся: будет ли жить пациент, и если да, то зачем? – авторитетно заявил Серж-Рейнар.

– Чем, собственно говоря, не угодил Фауст?

– Хай ему грець! Мне – шо соловью. Фауст, Мефистофель… Хоть доктор Айболит. Но, во-первых: у меня есть сильное сомнение в наличии его присутствия среди живых. И хотя мы с тобой, можно сказать, топтались по крыше преисподней, мешая чертям отдыхать после ночной смены, но спускаться ниже у меня почему-то нет никакого желания. И во-вторых… – Лис немного замялся. – Все равно в дороге делать нечего. Как тут не покалякать с умным человеком?

Я собрался было возмутиться такому низкому коварству друга, но тут его дорожная скука, а заодно и моя тоска заключения были нарушены самым неожиданным, вернее, самым ожидаемым образом.

– Спасите! Спасите! На помощь!!! – Прелестная Конфьянс де Пейрак мчалась по лесной дороге навстречу кортежу, отчаянно размахивая руками и взывая к милосердию судейских крючков. – Я благородная дама! Спасите, господа! Нас с камеристкой захватили разбойники Мано де Батца! Вон он. Вон! Хватайте его!

Огромные черные глаза девушки были распахнуты, иссиня-черные волосы развевались, алое платье приспустилось с плечика, позволяя верховым вдосталь наглядеться на нежный изгиб от плеча к груди. Должно быть, в этот миг все всадники кортежа на секунду пожалели, что не входят в шайку моего лейтенанта.

Наконец Лис оторвал взор от приоткрытых прелестей Конфьянс и с немалой досадой перевел его туда, куда указывала беглянка. Камеристка благородной дамы, разбитная Жозефина, едва прикрытая обрывками платья, валялась в истоптанной траве с юбкой, задранной на голову, и горланила таким дурным голосом, будто суетившийся рядом Мано только что лишил хозяйку «Шишки» невесть откуда взявшейся девственности.

– Карабатц-Брабатц, – завывающим голосом промолвил Лис, глядя, как бравый гасконец, на ходу придерживая штаны, улепетывает в лес, без дороги проламываясь через подлесок. – Хорошо бежит. Чувствуется богатый боевой опыт. Кстати, Капитан. Девонька, как я понимаю, та самая, что вы из Сен-Поля поперли. А то тогда чьи ягодицы?

– Шевалье! – возмутился я. – Потрудитесь подбирать выражения! Эти люди рискуют ради нас жизнью. Женщина, о которой вы столь непочтительно отозвались, не имеет титула, но это поправимо. Зато Господь сверх всякой меры наградил ее верностью, умом и добротой.

– Вальдар, – примирительно начал д’Орбиньяк. – Ну что ты взъелся? Хорошие ягодицы! Просто отличные. Лично я бы поменял на них все головы моего конвоя плюс Паучиху целиком. О, орлы! – Адъютант по особо тяжким продемонстрировал мне полтора десятка стражников, рискнувших пуститься вдогон Мано по кустам и буеракам. – Безумные птицы! Как полетели, как полетели! Сколько там у тебя бойцов?

– Вероятно, не менее пяти десятков, – прикидывая в уме возможные потери личного состава во время смуты в Понтуазе, ответил я. – Де Труавиль знает свое дело. У него пистольеры разбрестись не могли.

– Вот и славно. Тогда можно устроиться поудобнее и ждать антракта. Капитан, если бы ты только знал, как я люблю мнить себя стратегом, видя бой со стороны! Это что-то!

Стражи порядка, выделенные парижским прево для конвоирования высокопоставленного пленника, повинуясь приказу старшего из судебных приставов, скрылись в лесу. Сами же почтенные клерки Дворца правосудия, связанный Лис и пятеро всадников, оставленных в резерве, дожидались их возвращения, стоя на дороге и созерцая все еще всхлипывающую девушку.

– Не плачьте, сударыня! – любезным тоном обратился к Конфьянс один из камердинеров Фемиды. – Все уже позади. Разбойника обязательно схватят.

– Вы так думаете, мсье? – утирая рукой заплаканные глаза, проговорила Конфьянс своим певучим голоском.

– Уверен, мадемуазель!

– А я – нет. – Падчерица адмирала Колиньи кинула быстрый взгляд на приближающуюся Жози, уже поправившую, насколько это было возможно, остатки своего платья и даже набросившую на плечи серый дорожный плащ из английской шерсти.

– Но почему? – удивился старший пристав.

– В лесу ваших людей ожидает засада, – печально вздохнула прелестница. – Они обречены.

– Откуда вы знаете, сударыня? – насторожился судейский крючок.

– Я слышала план разбойников, мсье. Вначале они намеревались отсечь охрану, и, как сами видите, это им удалось. Потом. – Прекрасная дама проникновенно взглянула в глаза собеседника. – Потом, сказал Мано, вас можно будет брать голыми руками.

– Голыми руками? – гневно хмурясь, переспросил пристав.

– Не совсем! – вклинилась в разговор Жози, и из-под темного плаща блеснула чудными брешийскими стволами пара пистолей. – Не делайте глупостей, судари мои! – прикрикнула она на стражников, собравшихся было опустить пики. – Ибо клянусь ночным колпаком маршала Таванна, кормившим меня последние годы, если вдруг я промахнусь, они не промажут!

Увлеченный разворачивающимся на дороге спектаклем Лис, да и все остальные его спутники позабыли глядеть по сторонам. А зря! Кусты по обе стороны тракта зашевелились, и из них в полном молчании выступили две дюжины пистольеров, не спускающих пристальных взглядов со своих гарцующих в седлах мишеней.

– Господа! – тоном суровым, будто всю жизнь лишь тем и занималась, что водила в бой полки, скомандовала Жозефина. – Тихо, без паники и суеты, бросайте на землю оружие. Все оружие! По одному! И, прошу вас, не заставляйте меня убивать!

– Благодарю вас, мсье, – с нежной улыбкой обращаясь к своему давешнему собеседнику, произнесла Конфьянс. – За то, что вы не пожелали проливать кровь этих несчастных. Господь не забудет вашу доброту.

– Вот это бабцы! – восхитился Лис. – Вот это выход из-за печки! Капитан, я в восхищении! Когда мне развяжут руки, я лично организую конную овацию и воспевание их в эпических балладах.

– Только ты уж поосторожнее, – усмехнулся я. – Кажется, Мано весьма ревнив.

– А шо я, шо я?! – возмутился Рейнар. – Я ж только так, побелить-покрасить. А если шо, так я ж шо ж! К тому же. – В тоне моего верного соратника появилась по-лисьи коварная нотка. – Как гласит мудрая французская пословица: «Глаза и руки друга еще не делают мужа рогоносцем!» Вот он, глас народа, который, как утверждают ведущие ученые, глас Божий!

– Боюсь, друг мой, что у этой пословицы нет перевода на гасконское наречье.

– Увы! Есть еще языковые барьеры на светлом пути высокой, но чистой любви, – опять затараторил д’Орбиньяк.

Из лесу послышалось конское ржание и окрик Мано, спешившего оповестить соратников о благополучном завершении операции.

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112