Все способные держать оружие… - Лазарчук Андрей Геннадьевич

– Чуешь, чем пахнет?

– Надувными танками пахнет… Но все равно – нам надо доделывать дело. – Придется.

– Придется, Сережа… А мне придется постоять в сторонке и подождать, пока вы там ковыряетесь. – Не самая худшая участь.

– Да. Ладно, тогда я съезжу сейчас в Лосиный Остров, посмотрю там на месте, что и как. Оттуда вернусь на турбазу, отпущу Крупицыных. Ну, а вы – можете начинать.

– Как Яков скажет, – усмехнулся Командор. – Он теперь главный…

В подвале Гера возился с правой передней дверью нашего «зоннабенда». Мы потому так любим «зоннабенд» что в нем огромное количество мест, где можно устраивать тайники – причем такие тайники, что без автогена не доберешься – если не знать, как они открываются. В каждой дверце, например, можно спрятать по паре пистолетов, при этом даже заводские пломбы останутся на месте. Достать же пистолет можно секунд за пятнадцать. Я перекинулся с Герой парой слов, взял большую канистру с «лешачьим бензином» – жидкой взрывчаткой очень неплохой мощности, по запаху и консистенции действительно почти неотличимой от бензина, – и взрыватель к ней. Яков сидел в своей конуре.

– Ну, как? – спросил я. – Скоро?

– Уже почти все. Шлифую. А что, надо быстро?

– Нормально, Яков. Не суетись. Времени у нас вагон – делай хорошо.

Времени у нас, на самом деле, почти не оставалось, но на этой работе его экономить не следовало: Яков синтезировал голоса Нодара, Иосифа и княжны.

Примерно такую фразу: «Молчи и ни о чем не спрашивай. Выходи из дома, тебя ждет машина. Делай все, что тебе скажут…» Что-то в этом духе. Командор у нас большой спец по убедительным текстам. От того, как убедительно получится это после перевода и обработки на раухере Якова, зависит наш успех – а также целостность шкур и Командора, и всех остальных…

– Где там у нас Валечка? – громко позвал я.

– Ту-ут… – тоненький голосок из-за штабеля коробок.

– Минута на сборы. Форма одежды охотничья…

Год 2002. Михаил 2 7.04. 01 час 30 мин. Константинополь, район Золотых Ворот

Мы взобрались на городскую стену: двое журналистов, я никак не мог запомнить их имена, Зойка, Тина и я. Остальные где-то зацепились. На стене было тихо и безлюдно. Прохлада все не наступала, воздух был тяжел и давил на грудь.

Городские огни не собирались гаснуть, веселье только-только вступало в самый разгар. Мне хотелось покоя. Я отошел на несколько шагов и потерял всех из виду.

Была та стадия опьянения, когда все воспринимаешь чересчур обостренно. Чужое слово, отсутствие слов, нечаянный взгляд… Собственно, стадии при таком режиме пития легко сбиваются, и трудно бывает контролировать себя. Слава Богу, я не из тех, кто во хмелю буен или слезлив. Сейчас мне просто нужен был глоточек-другой, чтобы не впасть в минор. Но бутылка с коньяком находилась у журналистов, а меня вдруг заклинило: я не знал, как к ним обратиться. Они же называли свои имена…

Неразрешимая проблема. Еще одна неразрешимая проблема.

Я обхватил железный поручень ограды, сжал пальцы – будто мышечное усилие могло просветлить память. Ни черта, конечно, не получилось. Подошла Тина и встала рядом. Темный силуэт на фоне светящегося неба над городом.

– Как здесь красиво.

– Да. Вам, наверное, скучно быть трезвой? – Тина, по моим наблюдениям, не выпила и глотка.

– Нет. Мне хорошо. Я люблю, когда весело.

– Когда столько людей веселятся, заражаешься.

– Скорее, заряжаешься.

– Можно сказать и так. И все равно… – я замолчал. Не мое дело. Не пьет человек – и пусть его не пьет. В смысле: ее. – Вас не затруднит добыть у ваших друзей капельку коньяка для меня? Мне почему-то неловко просить самому…

– Конечно. – Я почувствовал, что она улыбается. Я вдруг вспомнил, что мы так и не посетили заседание монархического общества.. То есть Зойка порывалась пойти сама и затащить журналистов – могло получиться смешно, – но я уперся. Даже не знаю, почему. Просто так. Сейчас я уже жалел об этом.

Над морем, неподалеку от нас, в небо взлетела ракета, лопнула со звоном, разбросав широко синие и белые мерцающие звезды.

Вернулась Тина с пластмассовым стаканчиком в руке.

– Пойдемте туда, к ним, – сказала она. – Боюсь, мальчишки… завелись. Они неправильно истолковали ваш уход.

Понятно, подумал я. Эта стерва их раздразнила. Инциденты такого рода случались сплошь и рядом.

– Пойдемте… – я отхлебнул коньяк. Стаканчик – в нем оставалось две трети – поставил на парапет.

Снова взлетела ракета – совсем рядом. С шипением заскользили над головами огненные змеи…

На мой взгляд, ничего особенного не происходило. Троица стояла и смотрела в небо. Может быть, они стояли слишком тесно, но – не более того.

– Зойка, – сказал я. – Не рвануть ли нам… Я все-таки ошибся в оценке ситуации.

Парни действительно перевозбудились. Один, повыше, – Раим, вспомнил я некстати его имя – полушагнул ко мне.

– Я думал, ты ушел, – сказал он. – Я думал, ты догадливый. А ты не ушел.

– Я не догадливый, – сказал я. – В некоторых вопросах я очень-очень тупой.

– Придется объяснить.

– Дружок, – сказал я. – Такой хороший вечер. Зачем ты хочешь его испортить?

– Это ты все портишь. Девушка не хочет с тобой. Ведь так? Не хочешь, Зоя?

– Что ты делаешь? – сказал я ей. – Тебе мало развлечений? Хочется гладиаторских боев? Раим, она ведь специально вас дразнит, ты что, не понимаешь? Она ведь только этого и добивается, волчица…

Я был по-настоящему зол на нее.

– А вот это ты зря сказал, шакал, – он ссутулился и расставил руки. – Эти слова я вобью обратно в твою глотку.

Его друг – Валентин, я все вспомнил, вообще в голове была теперь кристальная ясность – неуверенно сдвинулся влево, примеряясь, как правильно встать.

– Зря вы это, ребята…

Раим ударил – выстрелил ногой. Таким ударом можно убить. Он, похоже, ничего не понимал. В меня он не попал. В меня вообще трудно попасть. Потом он ударил еще и еще – упрямо и все более жестко. Уходи от трех ударов, учил отец, потом бей сам.

Но я почему-то медлил с ответом. Сам не знаю, почему. Наконец Раим потерял равновесие и бухнулся на четвереньки. Валентин стоял в стороне, не шевелясь. Я на всякий случай предупредил его жестом: не лезь. Раим вскочил. Он был разъярен.

– Трус! – рявкнул он. – Трус!

– Да, – сказал я. – Мне есть чего бояться.

Он снова бросился на меня, забыв все, чему его где-то когда-то учили. Тут уж я просто вынужден был его коснуться: перехватил руку, нырнул под мышку – очень низко, – резко выпрямился… Он сделал неловкий кульбит и грохнулся спиной. Под затылок его я успел подставить ногу – чтобы не разбил о камни. Валентин дернулся, но на месте устоял. Благоразумие в нем было. Раим застонал, медленно повернулся на бок и подтянул колени к животу. Потом распрямился и выгнулся. С минуту он пролежит…

Я повернулся к Зойке. Мне очень хотелось ей врезать. Рядом с ней стояла Тина – стояла так, будто хотела прикрыть. Господи Боже мой, подумал я, как же ей все это удается…

Зазвонил телефон. Зойка зашарила в сумочке. Звонки продолжались. Наконец, она выловила трубку.

– Да! Те… что? Да… Да, это тот… Почему? Что? Приехать? Зачем? Почему нельзя сказать нормально? Я… конечно… хорошо…

Она сложила трубку и беспомощно посмотрела на меня.

– Из полиции, – сказала она. – Просят приехать… сороковой участок, Иени-Махалле. Ты знаешь, где это?

– Знаю, – сказал я.

– Можно, я с вами? – сказала вдруг Тина.

– Можно, – сказал я.

Раим встал на четвереньки. Встряхнул головой.

– Дружок, – сказал я. – Ты просто ошибся, понимаешь?

– Я тебя все равно добуду, – сказал он. – Считай себя мертвым.

Позаботься о нем, – сказал я Валентину. – Сумеешь?

Он кивнул.

Снова взвилась ракета. Над нашими головами вспыхнули три огненных цветка. В этом свете я вдруг увидел, что мы не одни: мимо, прижимаясь к ограждению противоположного края стены, протискивались трое: крупная пожилая женщина – как мне показалось, в парике; а если это была прическа, то одна из самых неудачных, какие мне встречались, – маленький мужчина в темном глухом костюме и котелке, натянутом по самые уши, и девочка, которую они держали за руки. Девочка была совсем обычная, в светлом платьице и светлых гольфах, – но взгляд ее я поймал и будто споткнулся. Что-то совсем непонятное было в этом взгляде. Ее уводили, но она, повернув голову, смотрела на нас. Потом свет померк. Когда взлетела следующая ракета, семейки уже не стало видно.