Стажёр (СИ) - Темень Натан

Альфрид вообще никакой, скорчился как креветка и трясётся мелкой дрожью.

Филинов молодцом, стоит крепко, винтовка в руках — видно армейскую закалку.

Кошка рычит, глазищи на нас уставила. А я смотрю — шерсть у неё искрами посверкивает. Как будто снежинки в мехе застряли. Но не снежинки это. Только недавно видел такое, когда орг медведем и маньяком прикидывался. Так это что, призрак? Иллюзия? Но как призрак палаш выбил и собачку придавил?

Филинов ноги расставил, вытащил из кармана патрон, лязгнул затвором. Бах! Я чуть не оглох.

А босс уже второй патрон достал — быстро так. Упала гильза, лязгнул затвор. Бах!

Пороховой дым ветерком снесло, смотрю — кошке хоть бы хны. Она рыкнула и к нам шагнула.

Сенька-лакей как заорёт:

— Мамочки!!! Чур, чур меня!

Вскочил на ноги и дал дёру.

А Филинов молодцом — не дрогнул. Ещё патрон достал, и снова — бах!

Да что стрелять — Матвей из револьвера три пули в эту тварь выпустил, и всё без толку.

Прохор, с топором в руке, к боссу прижался — стонет:

— Хозяин, уходить надо! Только не бежать, сразу кинется… Они тех, кто бегает, страсть как не любят…

Филинов зубами скрипнул, назад отступил. Шаг, другой…

Кошка тоже шагнула — за ним. Раз, два…

Прохор тонким голосом ей:

— Вон! Вон у тебя жратвы сколько! Смотри, мясо лежит!.. — и на Матвея показывает.

А сам пятится, в босса вцепился. Филинов из красного бледным стал, растерялся. В упор ведь стреляли!

Смотрю, а собачонка-то живая, в снегу завозилась, мордаху подняла, смотрит своими круглыми глазёнками и скулит жалобно.

Я вперёд шагнул. Сам не знаю, зачем. Кошка на меня посмотрела, а я ещё шажок сделал.

Говорю:

— Не бойся, мы тебя не тронем. Собачку свою возьмём, и уйдём… Кися-кися-кися…

Эта зверюга мордой поводила, вроде как принюхивается. И повернула ко мне.

Я чуть в штаны не наложил. Как не убежал, сам удивляюсь. Но если побежишь — точно сожрёт. Не знаю как, но чувствую — сожрёт.

Подошла — близко, ещё немного и рукой дотронешься. Точно — призрак. Холодом от неё веет, как из раскрытого морозильника. И глаза как у человека.

Я опять ей:

— Кися, не бойся. Собачку возьму…

Пригнулся, руку протянул к шавке, осторожно-осторожно. Слышу, за моей спиной Прохор просипел: "Бежим, барин!"

Зашуршало позади и топот ног раздался. Убегают, значит.

Делаю шажок тихо-тихо. Тут кошка фыркнула, сгорбилась, оттолкнулась всеми лапами от земли и прыгнула. Прямо на меня.

Если через кого пролетала тонна ледяного кирпича, тот меня поймёт. Призрачная кошка проскочила сквозь меня и в лесу пропала. А я в столб превратился, замороженный.

Через миллион лет статуя-сосулька по имени Димка Найдёнов немножко оттаяла и глазами поморгала.

Смотрю — нет, миллион лет не прошло. Всё так же зима, деревья в снегу. Собачонка мелкая ко мне подбежала, прыгает вокруг, на руки просится. Дрожит вся, то ли от страха, то ли от холода.

Матвей сидит у сосенки, глаза прикрыл, бормочет непонятное. Свихнулся, что ли?

Зато Альфрида и след простыл. Там, где он лежал, нету никого. Сбежал, наверное, пока я призрака отвлекал, вместе с Филиновым и лакеями. Только в другую сторону.

Что делать, попрыгал я на месте — вроде ничего мне не откусили, мёрзлые руки-ноги кусками не отваливаются. Только в голове шум и печать на спине будто шевелится.

Ну да это дело привычное. Печать у меня, как только магия рядом какая, дёргается сразу — никакого индикатора не надо.

Прошёлся я по полянке, револьвер с палашом подобрал. Собачонку подмышку засунул. Матвея поднять попробовал, и так и сяк — тяжёлый, зараза. Сам идти не может, сразу на землю валится.

Надо за помощью идти. Замёрзнет ведь. Хоть и гад он, а всё равно ни к чему живого человека вот так оставлять.

Снял я с Матвея пояс с ножнами, палаш на себя повесил, собачонку поудобней перехватил и побежал к дому.

Его высокородие господин полицмейстер стукнул тростью о паркет. Филинов замолчал.

— Вас ясно сказано, государь мой — ваш дом нынче место преступления! — бросил Иван Витальевич. — Извольте не мешать следствию.

Когда я бежал к дому, подскакивая от нетерпения, думал: сейчас все ко мне кинутся. "Как ты выжил, как ты спасся, герой ты наш!" — кричать станут. Фигушки вам.

Подбежал я к дому, а там чёрт знает что творится. По двору полиция шастает, во всём доме огни горят, все лампы позажигали, и тени в окнах туда-сюда носятся.

При входе, у ворот, полицейский меня за шиворот ухватил и обшарил как простого жулика. Как только в морду не насовали, удивляюсь. Хорошо, гоб с конюшни рядом оказался, закричал: "Свой это, барина личный слуга!"

"Слуга" меня конечно по душе резануло, зато помогло. Доволокли до крыльца не за ноги, и то спасибо.

У крыльца машина антикварная, на которой полицмейстер ездит. И шофёр тот самый, мордатый. Меня увидел, лицо скривил, как на шавку какую. Вроде той, что я в руках тащу.

Ну что сказать — сам вызвал, получай. Ещё на почтамте, когда бумажками обменивался, заодно записочку для полиции передал. Рисковал сильно, конечно. Но вот — прискакала кавалерия. Не кто-нибудь, сам полицмейстер собственной персоной.

Так что вбежал я в дом, кричу:

— Там человек замерзает! Помощь нужна, срочно!

Тут же полицейских и слуг наших в лесок отрядили, Матвею на помощь. С ними лакея Сеньку послали — дорогу показывать. Чтобы не бегал в другой раз, как заяц трусливый.

— Ты живой? — удивился Филинов. — Силён! А где этот, вор-грабитель?

— Сбежал, — отвечаю. — Рысь увидел — и сбежал.

— Какая рысь, ты что, головой тронулся? — говорит босс. — То лось был — громадный. Страшнее зверя нет в лесу.

— Как же лось, — пискнул Прохор. Голос у него сорвался, сипит еле-еле. — Медведь же!

— Глаза протри — лось! — припечатал Филинов.

Я спорить не стал. Сунул собачонку Аннушке в руки и в уголке спрятался. Наблюдаю.

А полицмейстер прошёлся по дому, на кушетку уселся, солидно так, трость поставил, руки на рукояти сложил и говорит:

— Место опечатать, всех лишних убрать. Вам, господин Филинов, рекомендую покинуть особняк. Есть у вас дом в городе? Вот туда и езжайте.

Тут босс взвился, как укушенный, и много чего наговорил. Нервишки-то расшатались, кричит, аж побагровел весь.

Вот его Иван Витальевич на место и поставил. Говорит:

— Сейчас глава эльвийской общины прибудет, гадость эту, что на полу у вас нарисована, осмотрит. Без его слова решать не будем. Но я и так вижу — нехорошее это дело!

И точно — не успел договорить, как во двор коляска вкатила, белыми лошадками запряжённая.

Из коляски вышли двое — оба эльвы. В дом поднялись. Первый вошёл главный эльв, за ним слуга его или помощник, не понять.

Я как увидел его, дышать перестал. Это ведь только кажется, что все эльвы на одно лицо. Разные они. Одного старшего эльва я уже видел — на благородном собрании. Высокий, молодой, гордый до невозможности.

Этот тоже высокий, с виду молодой. Но это только на первый взгляд. Просто эльвы по-другому стареют, наверное. Лицо гладкое, надменное, как у статуи римского императора. А глаза старые, даже не глаза — взгляд. Неживой какой-то, будто надоело ему всё до чёртиков.

За ним коротышка семенит, росточку небольшого, в цветастом кафтанчике. И так на того карликового полуэльва похож, которого я не так давно башкой об стенку ударил, чтобы собачонку украсть, ну прямо близнец.

Но присмотрелся я — нет, не он. Похож просто. Может, братья?

А глава эльвийской общины в дом вошёл, посмотрел на всех мёртвыми глазами и на круг магический глянул.

Слышал я поговорку: "От твоего взгляда молоко киснет!" Вот это про него.

Подошёл он поближе, руку протянул, глаза прикрыл, ладонью над паркетом водит и напевает что-то эльфийское.

Все слуги, что в доме были, по углам забились, на эльва таращатся, как на фокусника или принца заморского. Даже Филинов притих, на магический ритуалуставился.