Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий

Качнув головой, я усмехнулся легкомысленности иберийцев. Да и Мещерского, пожалуй, тоже. Будь Георг моей последней надеждой, я бы засунул его в самый глубокий подвал Зимнего, окружив двойным кольцом Одаренных и тройным — автоматчиков. А здесь… Даже обидно.

Иберийский стыд.

Проскользнув внутрь комнаты, я замер на пороге и огляделся. Георг, раскинувшись звездой поверх одеяла, мирно сопел на кровати. Улыбнувшись этой умильной картине, я пересек комнату, взял стул и подставил его спинкой под дверную ручку. Не бог весть какая защита, но пару лишних секунд она мне, в случае чего даст.

Второй стул я поставил его у кровати Георга. Уселся, достал пистолет из наплечной кобуры и неспешно накрутил глушитель. После чего положил оружие на колени и театрально откашлялся.

Нужно отдать Георгу должное: отреагировал парень достойно. Рука рванулась под подушку, а сам он сжался, подобно взведенной пружине, готовой распрямиться в любую секунду.

— Не стоит, ваша светлость, — мягко проговорил я. — Вы же знаете: я успею первым.

Георг на миг замер, выдохнул, а потом медленно убрал руку из-под подушки и сел на кровати.

— Какой неожиданный сюрприз, Владимир, — проговорил он, внимательно глядя на меня. Но главным образом — на пистолет. — Чем обязан столь позднему визиту?

— Доброй ночи, Георг, — кивнул я. — Да вот проходил мимо, решил заскочить, поболтать немного.

— Боюсь, сейчас не самое подходящее время для болтовни, Владимир, — Георг изо всех сил пытался держать лицо, и, должен признать, ему это удавалось.

— Увы, боюсь, более подходящего уже не найти, — со вздохом ответил я. — К тому же эта болтовня в интересах вашей светлости.

— Я думал, мы давно на «ты», Владимир, — настороженно проговорил Георг. — После всего, через что нам пришлось пройти вместе, после того боя на буксире, после…

— Я помню, Георг. Помню обо всем, — ответил я. Уже серьезно, без всякой тени издевки или иронии. — И только поэтому я трачу свое время на этот разговор. И, как я уже сказал, он в твоих интересах.

— Я очень внимательно слушаю.

— Помнится, у тебя было ко мне некое интересное предложение, — проговорил я.

Георг удивленно вскинул брови.

— Должен сказать, ты выбрал весьма экстравагантный способ его обсудить, — хмыкнул он, понемногу беря себя в руки. — Это точно не могло подождать до утра?

— Не могло, — кивнул я. — Утром будет поздно. Потому что я пришел не обсуждать твое предложение, а сделать тебе другое.

— Как интересно, — Георг явно через силу улыбнулся. — Я весь внимание.

— Уезжай. — Я не до конца совладал с голосом, и в нем проскользнула вся накопившаяся усталость. И от этого слова прозвучали еще весомее. — Просто уезжай, не мешкая. Как только рассветет… а лучше прямо сейчас. Уезжай и больше никогда сюда не возвращайся.

— С какой стати? — вскинулся Георг. — Кажется, ты не понимаешь, Владимир. Завтра меня…

— Нет, это ты не понимаешь, — Я легонько постучал глушителем пистолета по колену. — Если хочешь сказать, что завтра тебя назовут законным преемником покойного императора — вынужден тебя разочаровать. Завтра это будет совсем другая страна. А для тебя, если ты не примешь мое предложение, завтра не наступит вовсе. Я здесь только из уважения к тому, что ты в нужный момент не подвел, не испугался и прикрыл мне спину. Пусть даже и преследуя собственные интересы, — усмехнулся я. — Боевое братство для меня не пустой звук, но… У меня нет выбора, Георг. А у тебя выбор пока еще есть. Потому я предлагаю в последний раз: просто уезжай.

Георг внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на пистолет и спросил, кажется, уже приняв решение:

— Почему ты уверен, что я сдержу слово? Ведь я могу сейчас пообещать тебе уехать, а завтра…

— А завтра ты погибнешь, — сухо ответил я. — Возможно, как герой, но погибнешь. И это чертовски обострит отношения между странами во всей Европе. Возможно — вплоть до объявления войны. Скажи, Георг, ты любишь свой Брауншвейг?

— Д-да… — явно не понимая, к чему я веду, выдавил из себя Георг.

— Тогда возвращайся домой — или ты его больше не увидишь. Ты неплохой парень, но умудрился влезть в игры больших и очень злых мальчиков, Георг. И в этих играх с самого начала тебе уготована весьма незавидная роль. Мальчика для битья, марионетки, повода для войны — выбирай, что тебе больше нравится. — Я покосился на дверь. — Неужели ты хоть на минуту мог допустить, что тебе и впрямь позволят править, а не только носить корону?

Георг промолчал.

— У этой страны уже есть правитель. И это не ты. Потому подумай, о чем я тебе сказал.

Я встал и принялся скручивать глушитель со ствола. Сейчас я окончательно осознал, насколько сильно устал… А еще понял, что мне чертовски жаль Георга. Неплохого, в общем-то, мальчишку, который заигрался во взрослые игры, посчитав себя значимой фигурой.

Что ж. Лучше получить прививку от наивности, чем пулю.

Сунув пистолет в кобуру, я шагнул к балкону. На пороге задержался, обернулся и проговорил:

— Надеюсь, что ты примешь правильное решение. Удачи, Георг.

Взявшись за перила, я одним движением перемахнул через них, отправляя тело в темноту.

Земля мягко толкнулась в ноги, и в тот же момент откуда-то издалека донесся звук мощного взрыва, а горизонт осветила яркая вспышка. Я вздохнул, и, продолжая держаться в тени, двинулся обратно к забору.

Кажется, это будет чертовски длинная ночь.

Глава 28

— Все… все готово.

Морозов замялся, и непродолжительный и по-военному емкий доклад завершился будто бы на полуслове. За прошедшие пару недель старик, похоже, так и не смог решить, как ко мне обращаться — то ли в соответствии с чином и титулом почившего десять лет назад генерала и светлейшего князя, то ли как к прапорщику Острогорскому… То ли как к некому усредненно-безликому Владимиру Федоровичу, которого, тем не менее, называл на «ты».

Правда, исключительно с глазу на глаз.

— Вольно, генерал, — усмехнулся я. И, оглядевшись по сторонам, добавил: — Да ладно тебе, старик. Как-нибудь разберемся.

На мгновение в глазах под кустистыми седыми мелькнуло что-то вроде благодарности, но взгляд Морозова тут же снова стал сначала строгим, а потом и сердитым. Разумом старик, конечно же, понимал, кто стоит перед ним, однако окончательно смириться с юнцом в качестве главнокомандующего объединенными силами гвардейских полков и особой гардемаринской роты так и не смог. Многоопытному вояке и главе Совета имперской безопасности не слишком-то нравилось подчиняться какому-то там прапорщику.

Пусть даже не совсем обычному.

А подчиняться приходилось. Не то чтобы я так уж сильно тянул на себя одеяло, однако безграничное доверие Елизаветы добавляло мне очков в глазах всех союзников — от старших офицеров «преображенцев» и «семеновцев» до самых дремучих старцев из многочисленной камбулатовской родни.

Формально моя должность называлась «советник по особым вопросам», но на деле это означало… скажем так, что-то куда большее.

— Как-нибудь разберемся, — эхом повторил Морозов. — Начали за здравие. Теперь бы еще закончить… как положено.

Первые машины с гвардейскими знаменами на башнях и турелях появились на улицах Петергофа еще на рассвете, и буквально через несколько часов город был в наших руках. Пускай не так уж тихо, зато мирно: без единого выстрела, взрыва гранаты или хотя бы увесистого удара прикладом или армейским ботинком. Гражданские чины поспешили поприветствовать новую хозяйку, местная полиция взяла под козырек, а расквартированные в Петергофе регулярные части… В общем, вояки просто продолжали службу, как ни в чем не бывало. И если кто-то из полковников и получил распоряжение поднять бойцов по тревоге и незамедлительно воспрепятствовать мятежу гвардии, то приказы из министерства — или откуда там они вообще теперь могли поступать? — таинственным образом затерялись по пути к непосредственным исполнителям.