— Я передам твои слова.
После чего оба гостя покинули Берослава, растворившись во тьме. Князь же отправился спать.
Дело было сделано.
Наживка заброшена, оставалось подождать поклевки…
Часть 3
Глава 3
171, серпень (август), 2
— Новое нападение, — произнес зять Берослава входя.
Такой взвинченный и возбужденный.
Видимо, еще не остыл. Не физически, нет. Для этого времени вполне должно было хватить. Психологически.
— Кто? — спросил его отец вставая. — Удалось взять кого-нибудь в плен?
— В этот раз — да. Но… — он покачал головой.
— Ничего не сказал?
— Умер.
— Что⁈ Как ты это допустил⁈
— Глупо вышло. Мы думали он без сознания. А он, улучив момент, на нож бросился. И мы не сумели ничего сделать — он вену себе распорол.
— Проклятье! Простые наемники, разумеется, ничего не знаю.
— Мало… очень мало. Хотя кое-что нам удалось выяснить. — произнес сын и подойдя к столику, взял кувшин с холодной водой и налив себе в кубок, жадно выпил. Летом в Египте она была чрезвычайной редкостью и признаком богатства, как и лед, в котором этот кувшин стоял.
— Не молчи! Это они⁈
— Да. Почти наверняка. — кивнул сын.
— Не простили, значит, нам.
— Отец, а ты сам бы простил?
Мужчина ничего не ответил.
Просто задумчиво уставился в окно, за которым виднелся дивный сад, услаждающий взор своим буйством зелени и цветов…
Когда-то давно его семья, среди прочих, поступила очень здраво[1]. Сразу после окончания первой Пунической войны, прикинув что к чему, они нашли нуждающийся в деньгах захудалый и почти что вымерший род патрициев. И влились в него через усыновление. Что позволило им перейти из категории врагов Рима во вполне приличных граждан с хорошей родословной и положением. Сохранив при этом корабли, связи и привычный образ ведения дел.
Да, не все в Карфагене вовремя сообразили и не каждый смог перешагнуть через себя, но львиная доля карфагенской торговой аристократии успела улизнуть из-под удара. Из-за чего уже во второй Пунической войне Риму оказалось не в пример легче, а в третьей он вообще дрался с бледной тенью былого противника, добивая там самых упрямых и непримиримых.
Впрочем, это слияние Сциллы и Харибды происходило не из-под палки, а по любви. Вчерашние карфагенские торговцы обрели мощное силовое прикрытие, а Рим — могущественный торговый флот и, что еще важнее, толковых торговцев — самых лучших в этой части света. И уже век спустя Средиземноморье «взорвалось» необычным ростом перевозок всевозможных товаров[2].
Жизнь же кипела и бурлила.
Кто-то поднимался, кто-то прогорал. Но в целом старая карфагенская аристократия вполне уютно чувствовала себя в новом доме.
Старые рода чем занимались? Правильно. Держали земельные владения. Что даже близко не могло дать таких доходов, как торговля. А деньги — это власть. Во всяком случае на длинных дистанциях. Вот новая торговая элита и оттесняла старые рода патрициев и плебеев, укрепляясь и набирая все больше и больше влияния.
Более того — именно эти ребята выступали главным двигателем внешней экспансии Рима, войдя в смычку с нарождающейся военной аристократией. То есть, обеспечили фазовый переход к империи.
Собственно, с Iвека до н.э. до III века н.э. бесконечная череда внутренних вооруженных конфликтов в Римской империи являлись «разборками» между старой земельной аристократией и торгово-промышленной[3] элитой. В ходе которой народилась и сформировалась третья сила — военная аристократия, которая и вышла победителем к концу III века. В первую очередь из-за того, что период торгового благоденствия закончился тяжелейшим кризисом ликвидности. А это, в свою очередь, привело к повсеместному переходу региональных администраций, опиравшиеся на локальные интересы местной земельной аристократии.
И началось по новой.
Только уже земельная аристократия теперь боролась с военной. Да так до самого последнего вздоха Римской империи в этом угаре и прожили. Буквально уничтожив себя самостоятельно. Что и не удивительно — ведь земельная аристократия стремилась ослабить армию и ее влияние. А это, в свою очередь, вело к ослаблению державы и разорению земельной аристократии. Ну и так по кругу. Отчего со стороны это все напоминало политическую психиатрию самого отчаянного вида…
Но то — дело будущего.
Сейчас же безраздельно доминировала торговая аристократия, которую пыталась потеснить земельная. Вяло. Так как ресурсов ей не хватало. Военная же только-только наклевывалась, выделяясь из обедневшей земельной. И тут, в этой, в общем-то, идиллической ситуации, один из крупных родов торговой аристократии начинает играть свою игру…
Поначалу никто и не понял, что произошло.
А потом внезапно оказалась крайне неудобная ситуация. При которой вокруг крупного торгового рода создался конгломерат из близких партнеров. Включающий, о ужас, даже несколько старых родов, которые традиционно занимали всякие должности в армии, но прежде не имевшие никаких финансовых тылов.
Хуже того — в руках этой новой властной группировки сосредоточилась вкусная торговля с «лесным чародеем» и банк, печатавший бумажные деньги. Да еще под «крышей» самого императора.
Как несложно догадаться — старые партнеры испугались.
И начали гадить.
Сначала-то они просто пытались «порешать» с торговым путем, который попал не в те руки. А теперь и вообще — перешли к имитации разбойных нападений…
— Отец, нужно что-то делать. Это нельзя оставлять без ответа. Ты же понимаешь, что это проверка?
— Ты хочешь развязать открытую войну? — с легкой хрипотцой поинтересовался глава рода.
— Они ее уже начали.
— Пока они бьют по банку. Если же начнется настоящая война мы все в крови умоемся. Ты этого хочешь?
Все промолчали.
Было видно, что муж Любавы хочет ответить как-то грубо или дерзко, но сдерживается. Да и остальные. Все же сказывалось воспитание и здравомыслие.
Тишина затягивалась.
И тут голос подала сестра Берослава:
— Ведуны. — произнесла она по-славянски.
— Что? — не понял свекор.
— Ведуны. Ну… у вас их зовут уабами. Можно обратиться за помощью небес. Не так давно я разговаривала с верховной жрицей Исиды. Она очень интересовалась моим братом.
— А она им интересовалась? — удивился муж. — Почему ты мне не рассказывала?
— Я постоянно хожу в храм Исиды, которую со слов брата почитаю как Зарю. В тот раз меня отвели в сторонку, пригласив для беседы. Она сказала, чтобы я не смущала вас ее интересом.
— Но ты нарушила слово. — хмуро произнесла свекровь.
— Я его не давала. Она просто попросила не говорить, дабы вас не тревожить. Сейчас же все выглядит опасно, и я решила рассказать. Или я не права и нужно было дальше молчать?
— Ты все верно сделала, — произнес глава рода, жестом заткнув свою жену. А то она явно хотела как-то позлобствовать, судя по выражению лица. — Верховная жрица Исиды — это очень серьезно. И ее интерес не просто так. Если столь занятой человек… хм…
— Ты хочешь привлечь эту… — попыталась воскликнуть свекровь, но оборвалась, встретившись с мужем взглядом.
— Эту? — улыбнулся глава рода. — Ты все не можешь простить ей?
— И никогда не прощу!
— А стоило бы. Потому что наша девочка права. Исида — это то, что нам нужно.
— И ее брата нужно вытаскивать сюда. Засиделся он в лесах. — добавил сын и наследник.
— Он же дикарь! — вновь воскликнула свекровь.
Любава же засмеялась.
Нервно.
Почти истерично.
— Что с ней?
— Мама, — произнес муж Любавы, покачав головой, — ты порой удивляешь даже меня. Никакого чувства самосохранения. Как ляпнешь…
