Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ) - Романов Герман Иванович

– Ты же сможешь это дело немедленно провернуть?!

– Все это голые эмоции, Мики, идущие из души и сердца…

Голос Арчегова прозвучал глухо, надтреснуто, словно сожалея о прошлом, том самом, в котором не было преград, враг был врагом, а друг другом.

– Мы должны мыслить только одной практической пользой. Тут дело интересно поворачивается, право слово. Это ведь нам знак подает, мерзавец эдакий, могу свою голову на отсеченье дать, что в одной шеренге с ним стоят офицеры, что при Гитлере вермахтом заправляли. Хоть фильм этот черно-белый, но цвет петлиц как раз Генерального штаба.

Михаил Александрович внимательно всмотрелся в изображение – несколько офицеров походили друг на друга, как цыплята из одного выводка, – в мундирах рейхсвера.

Шестой, полный и представительный, в форме созданных месяц назад германских ВВС, явно выделялся из общей картины, как и седьмой участник этого церемониального награждения – в черном мундире с армейскими погонами, но с петлицами с эмблемами черепа. Восьмой офицер был во флотском кителе, с рядом нашивок на обшлагах.

– Если не ошибаюсь, то летчик есть сам Герман Геринг, я тебе про него рассказывал. «Наци номер два» он уже не будет, ибо нет ни партии, ни фюрера. Сгинул где-то Адольф Гитлер, мать его за ногу да об печку, не быть ему фюрером! А вот мундир ему недавно пошили, и точь-в-точь как в кинофильмах на офицерах люфтваффе. Ты посмотри, Мики, на «черного» – тоже форма панцерваффе, каких сейчас не должно быть! Потому можно не гадать, кто это, – зуб даю, что Хайнц Гудериан, «отец блицкрига»!

Михаил всмотрелся в офицера – молодой, с решительно сжатыми губами, без особой радости на лице, он ждал награждения высшей боевой наградой рейха – голубым крестом «Пур ле мерите». Арчегов продолжал говорить, размышляя вслух:

– А вот второй похож на Манштейна – чем-то на актера в фильме «Освобождение» смахивает, только помоложе. Моряк может быть Деницем, что в кригсмарине всем подводным флотом командовал – опять же, если влияние Шмайсера на нового кайзера правильно оценено. Остальных я не знаю, но не думаю, что ошибся в предположении. Сегодня же приказ отдам, и скоро мы все имена знать будем.

– Ты прав, Костя… – после минутной паузы, взятой на размышления, отозвался император.

– Это приглашение нас всех к переговорам, пусть и переданное таким эксцентричным способом!

– Удавил бы подлеца собственными руками, да нельзя этого нам делать – переговорить вначале нужно. Сильно их красные поджали, раз уже не только тебе и мне письма пишут, но и Шмайсера «раскрыли». Интересно, кто это сделал? Либо кайзер свою игру ведет…

Арчегов потянулся к папиросной коробке, задержал над ней руку, но так ее и не раскрыл – сдержался, преодолевая пагубную привычку и как бы демонстрируя волю, медленно поднялся с кресла и прошелся по мягкому ковру, задумчиво хмуря брови. Приблизился к стене и, протянув руку, щелкнул выключателем – над потолком загорелась хрустальная люстра, изображение на белом экране исчезло, а яркий свет нескольких лампочек заставил императора на пару секунд прикрыть веки.

– Это приглашение не только к политическому союзу, но и к военному, с признанием твоего верховенства. Иначе просто быть не может! Потому послание такое отправлено. Да-да, это именно послание, так и следует понимать. А это значит…

Генерал осекся, лицо побледнело – казалось, что он превратился в соляной столп, застывший посередине кабинета. Михаил Александрович с растущим напряжением в душе смотрел на своего друга и, не в силах вынести затянувшуюся паузу, воскликнул:

– Что это значит, Константин Иванович?

– Но если мы пойдем на такой союз и поможем задавить в Германии большевиков, то еще одна мировая война неизбежна…

ПОСТСКРИПТУМ.

На необъявленной войне…

(29 августа 1923 года)

Корфу

– Как все счастливо сложилось… – прошептал Колчак, подставляя лицо соленому прохладному ветру – в море средиземноморская жара практически не ощущалась, но находиться в бронированном коробе рубки адмирал сейчас не хотел и оставался на мостике, хотя скалистые берега далекого острова уже виднелись на горизонте.

Там сейчас кипел бой, как и 120 лет тому назад, когда эскадра Ушакова осадила в крепости французов, подойдя на пушечный выстрел к бастионам. Тогда после ожесточенной канонады русский десант взял штурмом неприступную доселе цитадель.

Сейчас все происходило наоборот – итальянская эскадра из 5 линкоров и 2 броненосцев вошла в пролив между островами Видо и Корфу и высаживает с кораблей морскую пехоту, а немногочисленный русско-греческий гарнизон отчаянно сражается с врагом, дожидаясь помощи, которая уже близка.

Адмирал оглянулся, внимательно разглядывая линкоры эскадры, что потянулись кильватером за его флагманским «Синопом», известным ранее совсем под другими именами – английским «Эрин» и турецким «Решадие».

Почти не отличавшиеся от него ни по силуэту, ни по своим боевым и техническим характеристикам, но более ранней постройки, густо дымя трубами, рассекая острыми форштевнями волны, ходко шли «Наварин» и «Чесма». Они раньше тоже были английскими – «Орионом» и «Монархом» – первыми в мире сверхдредноутами, вооруженными десятком мощных 13,5-дюймовых пушкек каждый.

Новое приобретение русского флота оказалось неожиданным даже для самого адмирала, который имел к их покупке самое прямое отношение.

Как и говорил ему давно Арчегов, Вашингтонская конференция все же состоялась, пусть и годом позже – слишком серьезные произошли в Европе и мире изменения, чтобы их не зафиксировать на межгосударственном уровне. С вчерашними побежденными державами, неожиданно возродившимися подобно сказочному фениксу из пепла, недавним версальским «победителям» ныне пришлось считаться.

Самого адмирала Колчака заботили тогда только флотские дела – предложенное госсекретарем САСШ Хьюзом радикальное сокращение станового хребта военно-морских сил – линейных кораблей – вызвало шок у многих политиков и адмиралов, кроме него самого, заранее знавшего об этом, а потому подготовившегося.

Паритет с Францией, Италией и Германией в тоннаже новых линкоров Александра Васильевича не озаботил – строить новых морских исполинов Россия, истерзанная мировой и гражданскими войнами, не могла, впрочем, как и вышеперечисленные страны. Но вырвать у Англии парочку пусть не новых, устарелых, но сверхдредноутов, обреченных на разделку согласно утвержденному в Вашингтоне сокращению, русский адмирал яростно желал, а потому настаивал на соблюдении Англией ранних договоренностей.

Вот только все другие участники переговоров встретили его предложение о выполнении старого предварительного соглашения с Лондоном в штыки – перспектива усиления России никого не прельщала, и, главным образом, самих британцев.

Но зато когда речь зашла о предоставлении одним только англичанам права на строительство двух новейших линкоров с 16-дюймовой артиллерией, дабы те смогли соблюсти пресловутый паритет с японцами и американцами, имевшими подобных новейших исполинов, русская делегация уперлась в отказе. Однако стоило «островитянам» согласиться все же продать русским два линкора, ставших «яблоком раздора», адмирал сразу пошел на «мировую».

Так что от этой сделки выиграли все заинтересованные в ней стороны – британцы получили двадцать миллионов рублей золотом, что намного превышало стоимость будущего «лома».

Угрозы от переданных кораблей фактически не имелось – воевать с «владычицей морской» Петербург не желал даже в отдаленной перспективе. Благодаря этому русские в полстоимости заимели мощную эскадру из трех «побед», которая в будущей войне с Италией должна была сыграть главную роль.

Но, как говорится, за все нужно платить – паритет приходилось соблюдать. Лондон и Вашингтон в этой сделке сумели хоть ненамного, но ослабить Россию: пришлось отказаться от восстановления балтийского линкора «Полтава», на котором в 1919 году случился пожар, и согласиться на передачу грекам черноморского «Адмирала Ушакова». Корабль в очередной раз сменил имя, на этот раз знаменитого всем морякам острова, у которого триеры Фемистокла уничтожили персидскую армаду царя Ксеркса.